Пятьдесят оттенков хаки (СИ)

– Я рада, что в титрах появится ваше имя. Но почему я должна делать чужую работу? – возмутилась Маша. – Добро бы столичному руководству, а то так, сбоку припеку.

– Я уже пообещал! – вспылил полковник. – Идите и выполняйте.

– Но я никогда этого не делала! И даже не представляю, как!

– А кто у нас телевидением заведует?

– Мы снимаем без всякого сценария, как бог на душу положит!

– Вот и учитесь, – с издевкой резюмировал Локтев, наслаждаясь беспомощностью женщины. – Учтите, это приказ! Вы свободны!

Когда журналистка ушла, Локтев потер руки: «Вот тут-то я тебе все и припомню! Ты у меня еще попляшешь!»

Маша вернулась на рабочее место и, ни слова не говоря, уткнулась лицом в стол. Рядом неслышно присела машинистка:

– Маша, с вами все в порядке?

Вместо ответа она подняла голову и кивнула.

– Приходил Тищук – завтра прилетает куча иностранцев, надо провести экскурсию в музее, но вечером. Я могу посидеть с Мишей.

– Он уже большой, сам справится.

– А я все же загляну, – Любовь Евгеньевна встала. – Да, вы тут поаккуратнее с розеткой – надо сказать Леониду, чтобы вызвал электриков. А то нас когда-нибудь просто убьет током.

Как по заказу появился капитан Тищук.

– Марья Андреевна, не вижу блеска в глазах! – пошутил он.

– Леня, вы умеете писать сценарии?

– У нас читали этот курс. Там что-то про дальний и ближний план. А что, новому командиру сценарного плана уже мало?

– Это не для нас. Локтев приказал…

– А, текст для этих московских жуков? – напряг память Леонид. – Я отказался – не наше это дело. У нас своих забот полон рот!

– А у меня, похоже, выбора нет, – посетовала Маша. – Как быть?

– Не знаю, – растерялся Тищук. – С вас ведь, как пить дать, потребуют по полной программе. И не откажешься. А то сошлют в казахские степи – тоже ведь космодром…

– А разве могут?

– Вас? – уточнил он и честно признался: – Как два пива. Помнится, вас уже хотели сделать крайней в утечке информации в Москву. И за любое ослушание ссылали в часть. Теперь заступиться некому. Мой совет: отпишитесь. Москвичам нужен хороший текст, это ясно, как божий день. А все крупные, дальние и прочие планы они распишут сами. И не забудьте огромными буквами поставить фамилию шефа.

– Это я уже поняла, – губы Маши нервно задергались.

– И не волнуйтесь вы так, – успокоил ее Тищук. – Может, оставят вас в покое. Точно знаю, Тополевский стоит за вас горой.

Маша удивленно посмотрела на капитана.

– Я имею в виду ваш интеллектуальный роман. Онищенко, помнится, после этих слов едва удар не хватил, – улыбнулся он.

– Без меня меня женили!

– Не я это придумал.

– Леня, вызовите лучше электрика! – вмешалась в разговор машинистка и вытолкала начальника за дверь. – У вас много работы!

Всю ночь и весь следующий день Маша писала, перечитывала и вносила исправления в проклятый сценарий. Завершив работу, отдала листы Тищуку. Прочитав, Леонид похвалил подчиненную. Нести текст Локтеву журналистка наотрез отказалась. Вздохнув, капитан выполнил почетную миссию сам. Ярослав просмотрел увесистую папку и удовлетворенно усмехнулся.

– Сами-то читали? – уточнил полковник.

Тищук с готовностью кивнул.

– Ну и как?

– Выше всяческих похвал.

– Идите, – отпустил его Локтев и уточнил: – Работы у нее много?

– Предостаточно.

– Не давайте ей расслабляться. А то спеси – через край!

– Есть! – козырнул Леонид и спустился к Маше.

– Все позади, – заверил он. – Полный порядок, шеф доволен. Объявляю вам благодарность, но рекомендую не попадаться ему на глаза. По-моему, у нового командира на вас старый зуб.

– По-моему, целая пасть.

– Завтра у вас экскурсия, – прощаясь, напомнил начальник…

Вернувшись в гостиницу, Маша повесила на двери табличку «Не беспокоить», включила компьютер и, наспех перекусив, продолжила работу. Последние главы драматической Серебровской истории давались ей с большим трудом. Если бы прототипами героев были малознакомые люди, ей было бы легче. Абстрагироваться от реальных событий пока не удавалось: слишком остра была недавняя боль. Бесконечно жаль было Матвеева и его детей, но судить Сереброва и Анну она была не вправе.

…Переезд и хлопоты по обустройству новой квартиры закружили Анну массой неотложных дел. Вскоре ее дом напоминал филиал мебельного склада: радуясь долгожданным четырехкомнатным просторам, женщина приобретала гарнитуры один лучше другого. Муж не препятствовал ее увлечению, с головой погрузившись в суету армейских будней. Высокая должность Сереброва окончательно укрепили веру Анны в торжество армейской иерархии и вдоволь потешили освободившееся от комплексов самолюбие. Особенно пришлись по душе лесть и заискивание новых коллег. В ее тоне теперь преобладали нотки безапелляционности. И это невзирая на то, что сарафанное радио очень скоро сделало достоянием гласности мелодраму ее скороспелой любви. Впрочем, мужчины прощали прелестнице все, а женщины, как и водится, перемывали косточки ее холеной спинки.

Войдя в могучую кучку жен комсостава, Анна практически перестала посещать магазины – к чему тратить время, если достаточно связаться с Челноковым по телефону. При этом служебной машиной мужа она пользовалась беззастенчиво: завистницы должны были четко уловить уровень статуса новоиспеченной командирши. Впрочем, в силу природной замкнутости общение с женским полом Анна свела к минимуму. Элегантная жена первого зама выгуливала себя исключительно в парикмахерских и косметических салонах, по праву прослыв вскоре первой красавицей гарнизона. Она давно мечтала о такой жизни и, наконец, могла распорядиться ею сполна. Недоброжелатели, наверняка, были убеждены, что заезжая «выскочка» незаслуженно возглавляет список самых успешных женщин их городка, и никому из них было невдомек, что за всей этой праздничной мишурой скрывается острая боль. Отсутствие переписки с кем-либо из прежней жизни выбивало Анну из колеи. Сколько бы она не бравировала, сердечная рана давала о себе знать все чаще. Каждый новый день лишь усугублял страдания. Она тешила себя мыслью, что вначале следующей недели обязательно соберется с мыслями и напишет письмо Виктору, расставив все точки над «i», но на смену одному понедельнику приходил другой, а листы бумаги так и пылились на холодильнике. В тревожных снах матери лицо сына все чаще проявлялось размытым пятном: воспаленное сознание вытесняло образ Антона в самые потаенные глубины памяти. Как и водится на Руси, свои обиды Анна стала топить на дне бокала. Сначала там пузырилось шампанское, позже крепость напитка резко пошла вверх. Вскоре ни для кого не стало секретом, что самая красивая дама гарнизона далеко не леди…

Нина приживалась на новом месте с большим трудом. И хотя в классе ее встретили доброжелательно, дневник пестрил пятерками, а педагоги сулили ее матери скорую медаль, девочку ничто не радовало ни в школе, ни дома. В укромном уголке ее ранца хранились фотографии отца и Антона. Классная руководительница, видя, что старания учителей не приносят плодов, посоветовала Анне обратиться за помощью к психологу, а, может быть, и психиатру. Мать приняла это известие в штыки, не решаясь признаться самой себе, что и ей уже не обойтись без специализированной медицинской помощи.

Как-то, проверяя порядок в портфеле дочери, Анна нашла фотографии бывшего мужа и сына. Она хотела порвать их, но вовремя заметивший это Серебров остановил супругу.

– Остановись, Анюта! – перехватил он руку жены. – Это все, что у нее осталось от прежней жизни! Нина их любит и помнит.

Анна нехотя уступила. Дочь еще больше замкнулась и отдалилась.

Как-то, вернувшись из школы, Нина застала мать прихорашивающейся у зеркала.

– Дочка, поешь сама – я пойду навстречу отцу.

– Папа приехал? – обрадовалась девочка.

Анна нервно сощурилась и приложила палец к губам: