Мой единственный

Лейла приезжает рано следующим утром и говорит, что стрижка Чарли — самая стильная, какую она когда-либо видела, и мы отправляемся в Уитстабл. Как только мы выходим из машины, Чарли кидается к морю и через пять минут уже мокрый насквозь. У меня для него есть на смену одежда, но очень важно выбрать правильное время: если я переодену его слишком рано, он опять намочит одежду до того, как мы доберемся до ресторана на обед, а если слишком поздно, то он замерзнет и может простудиться. Его ноги уже светло-лилового цвета. Мы с Лейлой болтаем, сидя на гальке, что через две минуты становится ужасно неудобным, несмотря на ее внешнюю живописность. На Лейле одежда разных оттенков кремового цвета и замечательные розовые босоножки, которые выглядят очень изящными. Она в них едва может ходить, но ей все равно, раз они такие красивые. Я совершенно с ней согласна и тоже хочу такие.

Новый знакомый Лейлы — очень милый мужчина. Он одинокий, без заметных психологических проблем, не женат, без внебрачных детей, зарабатывает кучу денег. Он бесподобен в постели и очень умело пользуется языком. Он работает в Сити, но совсем не зануда, по мнению Лейлы. Я охотно в это поверю, если только он использует свой язык достаточно часто. Его зовут Джеймс, а это, как говорит Чарли, очень хорошее имя, его друга тоже так зовут. Лейла считает, что это очень хороший знак, она явно сильно увлечена. По ее мнению, он будет великолепно смотреться перед алтарем, а вот это уже плохой знак; обычно она не переходит к свадебным фантазиям так быстро. Она спрашивает Чарли, согласится ли он надеть килт^[10] и сыграть роль ее пажа, он соглашается; потом мы объясняем, что такое килт, и он смотрит на нас как на сумасшедших.

— Мама, тебе нужно выйти замуж, тогда у меня будет папа. В таком случае у меня будет больше игрушек, правда?

— Не совсем, Чарли. Их будет столько же, но только от нас двоих.

— Да? Все равно, было бы неплохо.

Боже мой. Значит ли это, что малыш травмирован, сильно нуждается в отце, а я не замечала? Чувствуя себя виноватой, я крепко обнимаю его. Лейла с любопытством смотрит на меня.

— Ты действительно хотел бы, чтобы у тебя был папа, милый?

— Ну, немножко. Неплохо было бы, если только он хороший, не слишком толстый и не с рыжими волосами.

Черт, это как раз портрет моего идеального мужчины!

— Не такой, как Гомер Симпсон, и с кучей денег и собакой. Большой собакой. Потом он идет на работу, и у нас мог бы быть бассейн. Если я буду жениться, я буду это делать не в церкви, а в бюро заказов.

— Ты имеешь в виду в бюро регистрации, Чарли?

— Да. А если ты будешь слишком усталой, чтобы идти купаться, он может взять меня.

— Конечно, дорогой, но придется многим и делиться, понимаешь? Например, если мы вместе куда-нибудь поедем на машине, тебе придется сидеть на заднем сиденье.

Чарли молчит, обдумывая этот явный недостаток в своей картинке.

— Ну ладно. Тогда, может быть, лучше просто завести собаку?

Лейла давится от смеха, а я испытываю огромное облегчение от того, что у него нет какого-нибудь скрытого комплекса безотцовщины. Чарли отправляется играть в пиратов, что подразумевает забегание в море по колено, потом обратно, все это с громкими криками.

Неожиданно начинается дождь, и мы прячемся в местном Баре Устриц. Мне практически приходится тащить Лейлу по гальке в ее новых босоножках, Чарли считает, что это очень здорово. Я заказала столик заранее, и нам удается туда попасть, но народу полно, и официантка на грани истерики. Чарли заявляет, что умирает от голода, и начинает с жадностью разглядывать чужие тарелки. Если я не начну действовать, он подойдет к кому-нибудь и спросит, будут ли они доедать свои чипсы. Я быстро подзываю официантку принять наш заказ, и в последний момент Чарли высоким голосом заявляет, что он будет есть омара. Я велю ему замолчать и собираюсь заказать рыбу с чипсами, но Лейла берет верх, говоря, что она заплатит, потому что нужно поощрять желание детей пробовать на вкус разные блюда. Приносят омара и маленький кинжал для вскрытия панциря. Чарли в восторге и даже чипсы ест с кинжала.

Мы с Лейлой вскоре покрываемся кусочками летающего омара, и люди за соседними столиками перестают приветливо улыбаться этому маленькому мальчику, ведущему себя как взрослый, и начинают прятать головы. Мне удается забрать у него кинжал, он берет нож и вилку, но дуется изо всех сил, и тогда Лейла спрашивает, не хочет ли он попробовать устрицы. Хочет, и она заказывает полдюжины. С громким шумом он втягивает их в себя и говорит, что это как пить морскую воду, только нужно еще жевать, и спрашивает, можно ли ему еще, пожалуйста? Мне нравится, что он так легко идет на авантюру, но волнуюсь, что ему может стать плохо в любую минуту. Лейла говорит, что он на всю жизнь запомнит, что именно она впервые угощала его устрицами. Потом мы берем сказочное мороженое на десерт, и Чарли бежит обратно к морю играть в пиратов. Мы сидим, пьем кофе и наблюдаем за ним. Я пытаюсь вычислить, успеет ли он утонуть до того, как мы выскочим из ресторана и вытащим его из моря. Похоже, что не успеет, но только если Лейла снимет свои новые босоножки.

В ресторане много семей с детьми разного возраста. Некоторые дети сидят спокойные и счастливые: довольно жуют кусочки хлеба, слегка размахивая ими. Другие же крутятся, вертятся, нагибаются, кидаются хлебом и вообще выпендриваются. Я говорю Лейле, что это ужасно несправедливо: у одних людей замечательные счастливые малыши, которые могут спокойно сидеть целыми часами, у остальных же — несговорчивые типчики, которые ни на минуту не перестают колобродить. Раньше я думала, что это неправильное воспитание, но вскоре после рождения Чарли я поняла, что это не так. Если ваш ребенок — непоседа, вам придется с этим смириться. Книги о детях нужно писать с учетом этого. Флегматик к концу первого года жизни будет немного ходить, его первым словом будет «да», а его любимой игрушкой будет плюшевый медвежонок. Непоседа будет бегать, его первое слово будет «нет», и его любимыми игрушками будут ваши волосы, содержимое вашей сумки и телефон, но только в то время, когда вы пользуетесь им. Пока мы расплачиваемся по счету, я понимающе улыбаюсь женщине с малышом, который соглашается есть только чипсы из чужой тарелки.

Нам удается наконец запихать Чарли обратно в машину, используя хитроумную комбинацию подкупа и угроз. По дороге домой Лейла придумывает фантастическую сказку о паре волшебных розовых босоножек, которые могут перенести тебя, куда захочешь, и это заканчивается тем, что Чарли надевает ее босоножки и изъявляет желание перенестись в волшебную страну Питера Пена. Лейла очень гордится своим мастерством сказочника, и я не говорю ей, что теперь ее будут просить рассказать следующую главу этой сказки всякий раз, когда она будет встречаться с Чарли в течение ближайших пяти лет. Я наступила на эти же грабли в прошлом году, когда таким же образом подкупила его, уговаривая отпустить крабика обратно в море. После шести недель ежевечерних просьб о следующей главе «Приключений крабика Чарли» я пришла в отчаяние и придумала трагический конец с нефтяным пятном. Все крабы были вынуждены покинуть насиженные места, чтобы избежать всего этого загрязнения морей, и не оставили своего нового адреса, и потом мне пришлось купить огромное количество пленок со сказками, чтобы скомпенсировать эту трагическую утрату.

Лейла остается на чай, она уже собирается отправляться назад в Лондон, как Чарли заявляет, что нужно рассказать следующую главу «Розовых босоножек», чтобы он смог пережить ее отъезд. Лейлу охватывает отчаяние, она говорит, что мама, может быть, расскажет ему о следующих приключениях, но мама говорит, что ничего о них не знает, и собирается мыть посуду. Лейла делает очень неприличный жест рукой, но усаживается на диван для «главы второй». Через некоторое время ей позволяют уйти, и до своей машины она добирается практически бегом.

После того как приготовлены на завтра форма и еда в школу, выполнено домашнее чтение, проведен диспут о просмотре видеокассеты и проделаны бесконечные другие отвлекающие маневры, включающие Болтовню Просто Так, Чарли наконец-то в кровати, голова вымыта, зубы почищены, пижама надета. Я чувствую себя старой клячей.