Журавлик - гордая птица (СИ)

— Моей дочери и внуков в квартире нет. Татьяна Тимофеевна в порядке, — обескураженно пробубнил Журавлёв. — Вот только… провод телефонный перерезан со стороны лестницы.

— Боже! — выдавил Каллен. — Поэтому мы и не смогли дозвониться на домашний телефон. Где ваш сотовый? — обратился он к бабушке Изабеллы.

Та стушевалась и отвела взгляд.

— Украли, — стыдливо призналась она. — Сегодня днём приходила какая-то девушка, Ольга. Представилась соцработником. Заботливая такая, обходительная. Всё интересовалась, не надо ли чего? Помощь предлагала. Я, конечно, отказалась — сама пока со всем справляюсь. Да и не одинокая я! После её ухода телефон и пропал…

Эдвард переглянулся с Никитой.

— Он всё предусмотрел, не так ли? — Каллен горько усмехнулся. — Ни я, ни Белла не должны были раньше времени узнать, что с бабушкой всё в порядке.

— И он не один — у него есть сообщница. Некая Ольга, — заметил Дубов. — Видимо, это она звонила Изабелле, чтобы вытащить из дома.

— А чтобы исключить возможность того, что вместо Беллы прибуду я, настаивала, что «больная» Танечка умоляет внучку приехать, — безрадостно прошептал Эдвард. — Эта Ольга сказала, что счёт идёт на минуты. И, конечно же, мы поехали все вместе, думая, что нет времени пристраивать куда-то Аню и Сашу.

— Что? Вы о чём? — Танечка и Николай начали задавать вопросы, перебивая друг друга.

— Корнев выкрал Изабеллу и детей, — нехотя пояснил Каллен, уставившись в землю.

Татьяна Тимофеевна громко охнула, схватилась за сердце и безвольно обмякла, прислонившись спиной к вовремя подоспевшему Дубову.

— Что?! — поражённо прошептал Журавлёв и, пригнувшись, схватил Эдварда за грудки. — Что?! У него же с головой не всё в порядке! Он же их не…

— Хватит! — Каллен вцепился в волосы. Лицо его исказилось от боли. — Они живы! Слышите, вы все?! — крикнул он и обвёл присутствующих лихорадочно блестевшим взором. — Я отыщу их! Он не просто так их забрал — ему что-то надо от меня. И пока он надеется обменять Беллу и детей на это что-то… — Каллен выглядел так, словно пытался успокоить не только Николая и Танечку, но и самого себя.

— Думаю, Эдвард прав, — неожиданно подтвердил эту версию Никита. — Здесь не только спонтанное желание отомстить. Насколько я знаю Диму Корнева, просто так он ничего никогда не делает. Всегда и во всём ищет выгоду.

Каллен протянул капитану руку.

— Помоги встать, — тихо попросил он.

— Эдвард, с ума сошёл? Тебе даже садиться нельзя было, пока врачи не осмотрят!

— Поверь, Никита, я бывал в передрягах и похуже этой, — нетерпеливо пробубнил Эдвард. — Я сам знаю, что со мной, — он провёл кистью по левому виску и раздражённо цокнул языком, заметив на пальцах кровь. — Просто рассечение. И, кажется, сломана парочка рёбер. Наверняка, много синяков на руках и ногах. Да, и вот ещё, — Каллен махнул кистью, на тыльной стороне которой было сильно содрана кожа. — Но это всё — ерунда.

— У тебя ещё и на скуле здоровенный синяк. А здесь, — Дубов указал на голову приятеля, — нужны швы.

— Потратить столько времени — непозволительная роскошь. На это уйдёт остаток ночи.

— Эдвард, сынок, — вмешался Николай, — Никита прав — кровотечение не остановится само собой. Да и рёбра нужно проверить. Езжайте в клинику. Если впоследствии ты свалишься где-нибудь в обморок от болевого шока или от кровопотери, Белле ты этим точно не поможешь.

— Ладно, — Каллен, состроив недовольную мину, вынужден был согласиться с доводами Журавлёва. — Поехали, — обратился он к Никите. — Но только ненадолго.

— Давай, — капитан, ухватившись за его ладонь, помог ему подняться. — Похоже, отвозить тебя в больницу входит у меня в привычку.

Прежде чем сесть в машину Никиты, Эдвард выудил из кармана джинсов ключи от коттеджа и бросил их Николаю.

— Отправляйтесь к нам домой, — предложил он. — И Татьяну Тимофеевну с собой прихватите. Так будет… безопаснее для вас. Мало ли что ещё взбредёт в голову этому сумасшедшему ублюдку?

— Я не собираюсь прятаться от… — начал, было, возмущаться Журавлёв, но, не выдержав настойчивого взгляда зятя, смиренно кивнул.

В клинике Эдварду наложили несколько стяжек на травмированный участок головы и обработали рану на ладони. Потом он стянул с себя рубашку, и хлопотавшая над ним молоденькая медсестра испустила сочувствующий вздох — весь правый бок мужчины закрывал огромный лилово-чёрный кровоподтёк. Именно сюда пришёлся основной удар, когда Корнев задел его своим авто. На левом плече красовался синяк размером поменьше и получен он был, вероятно, при падении. Когда рентгеновский снимок был готов, выяснилось, что плечевая кость в порядке, а вот с рёбрами всё обстояло намного сложнее: два из них были сломаны, а ещё на одном образовалась трещина. Чтобы зафиксировать пострадавшие рёбра, дежурный травматолог решил наложить на торс Каллена плотную тугую повязку. На ногах тоже обнаружилось с десяток ссадин и гематом, но на этот факт Эдвард равнодушно махнул рукой. Во время медицинских процедур Каллен вёл себя тихо и только время от времени, когда становилось слишком больно, раздражённо скрипел зубами. Но едва врач начал настаивать на госпитализации, он не выдержал и наорал на доктора, используя неповторимую смесь из русских и английских ругательств. Опешивший от такого неуважения эскулап только развёл руками и поспешил указать скандальному пациенту на дверь, чему Эдвард был нескончаемо рад.

— Так! — Никита хлопнул рукой по рулю. — Сейчас мы едем к тебе.

— Что? Нет! — возмущённо воскликнул Эдвард. — Я не собираюсь отсиживаться дома.

— Каллен! — Дубов вздохнул. — Никто не собирается запирать тебя на три замка. Но посмотри на себя: куртка порвана, лицо испачкано в крови. Ты будешь передвигаться по городу в таком виде? Да от тебя люди начнут шарахаться! Сменишь одежду и вперёд. И, обещаю, я буду с тобой, пока мы не найдём твою жену и детей. Мы город вверх дном перевернём, но отыщем их. Понял меня?

— Понял, — вымученно прохрипел Эдвард. — Поехали.

Дома Каллен торопливо скинул с себя рубашку и натянул чистые футболку с джемпером и джинсы, тут же скривившись от неприятных ощущений, вызванных соприкосновением ткани с травмированным телом. Накинув на плечи ремни кобуры, он уже собирался покинуть спальню и присоединиться к ожидавшему его на первом этаже Никите, как вдруг взгляд его упал на столик рядом с кроватью. Его внимание привлекла стоявшая там старенькая шкатулка из дерева, украшенная незатейливой резьбой. Эту шкатулку Каллен видел впервые, поэтому, заинтересовавшись, взял её в руки и осторожно приподнял потускневшую от времени крышку. Внутри он обнаружил несколько кусочков серебристого пластика, два пожелтевших от времени бумажных листка, а ещё пару бирок, на которых были выведены имена его сына и дочери с датами рождения. С бирками всё было ясно — они являлись памятками новорождённых, приветами из родильных домов, где появились на свет Аня и Саша. Серебристые осколки Каллен высыпал на ладонь и минуту или две гадал, почему они кажутся ему такими знакомыми. Понимание ударило по нему, словно таран: это был его давний подарок Изабелле, её первый телефон, вернее, его жалкие остатки. Нарочно или случайно, она разбила его, но предпочла сохранить даже в таком изувеченном виде. Эдвард поражённо потряс головой и аккуратно сложил фрагменты мобильника обратно в недра шкатулки. Сложенные вчетверо листы бумаги оказались старыми письмами. Как только Каллен развернул одно и начал читать, из его груди вырвался горестный вздох: это было послание, которое он, будучи когда-то наивным юным идиотом, оставил Изабелле перед своим бегством в Америку. Ему было так больно, когда он писал его, но Белле — и теперь он знал это абсолютно точно — было намного больнее читать эти строки. И всё же она сберегла листок, оставила, как последнее напоминание о человеке, которого любила. Застарелое чувство вины вновь накрыло Эдварда с головой. Болван, дурак! Как же он сглупил, когда бросил в этом городке самое дорогое для него существо! Трясущимися руками Каллен развернул второе письмо и сразу узнал почерк Энни.