Считай звёзды (СИ)

— Он — мой отчим. Пока официально, — сглатывает, ведь Райли понимает:

— Боже, Лиллиан расписалась с ним? — опускает руку, открыв рот от шока. — Как она не могла заметить этого? — намекает на безумие, которым полны глаза Шона. — Как она…

— Он не был таким, — О’Брайен повторяет, ладонью надавливая на грудную клетку и живот, чтобы проверить на наличие переломов, хотя уверен, что кроме ушибов ему ничего не светит. Корчится. Тишина. Райли больше не желает слышать это дерьмо. Она качает головой, пребывая в состоянии шока, открывает дверцу, радуясь морозному ветру, что просто обязан привести её сознание в порядок после такого эмоционального события. Шагает к крыльцу своего дома, всё громче и громче повторяя: «Ну, на хер».

Дилан поворачивает голову, взглядом провожая Янг, исчезающую за дверью, и сжимает веки, запрокинув голову. Вынимает оружие. И резкими движениями проверяет наличие патронов.

И таковы имеются. Он не пуст. Больше не пуст. Шон реально собирался пристрелить его.

О’Брайен давит пальцами на сжатые веки, лбом упирается на руль, громко глотая воздух. Ладонью касается груди, изнывая от дикой боли в сердце, что мешает восстановить дыхание.

Полнейшее дерьмо.

***

Голые стены наводят тоску и апатию. А учитывая не самые приятные события вчерашнего дня, так вообще хоть на потолок лезь, но состояние никак не улучшится. Чувствую себя опустошенной, полностью выжатой, но стараюсь отодвинуть отрицательные стороны на задний план, оставив больше простора для равнодушия. Необходимо отключить эмоции, чтобы справится со своей тревожностью, не дающей телу расслабиться. Сердце в груди до сих пор скачет, ощущение чужого присутствия не оставляет в покое. Это было безумие. И существовало оно в одном человеке. Мне вряд ли удастся забыть, как выглядят его глаза. Олицетворение всего ненормального, что может быть в человеке.

Кошмар.

Стою на кровати, водя желтым мелом по стене, рисуя звёзды. Это успокаивает, помогая отвлечься. За окном уже наступает вечер. Среда потеряна. Постоянно вздыхаю. Надеюсь, мне больше не придется столкнуться с этим типом. Иначе успокоительное больше не будет способно вытащить меня из психологической норы. Опираюсь одной ладонью на стену, другой вырисовываю звёзды разных размеров. Цепочка приятно покачивается на шее, холодный кулон касается теплой кожи. Дверь в комнату закрыта, поэтому сразу замечаю, когда в мою зону комфорта врывается чужой. Дилан приоткрывает дверь, встав на пороге, опирается плечом на проем, сложив руки на груди:

— Что делаешь? — как будто не видит. Спрыгиваю с кровати, молча направившись к стене рядом с парнем, и хлопаю по выключателю. Свет гаснет, а звёзды продолжают гореть неоново желтым по всей комнате.

— Вау, — О’Брайен устало шепчет, кивнув головой. — Неплохо.

— Знаю, — включаю свет, без эмоций отвечаю ему, двигаясь к столу, чтобы убрать мелок.

Дилан проходит за мной, но не обращаю должного внимания, сохраняя внешнюю строгость:

— Что-то хотел? — бросаю упаковку мелков в ящик стола, сложив руки на груди, и поворачиваюсь к парню всем телом, тут же немного оторопев. О’Брайен протягивает мне мамины тетради. Хмурю брови, изучая их состояние, но всё равно забираю, понимая, что хоть что-то от неё должно сохраниться:

— Это всё? — кидаю стопку тетрадей на стол. — У меня много дел, — а как же?

Дилан с мастерским безразличием поднимает вторую руку, протянув толстую тетрадь в черном переплете. Изгибаю брови, скача взглядом с неё на лицо парня, и без доверия спрашиваю:

— И что это?

— Бери, пока я не решил сунуть тебе это в задницу, — О’Брайен тычет тетрадкой мне в живот, только поэтому отбираю, даже не взглянув, что внутри. Сердитым взглядом врезаюсь в глаза парня, который не задерживается, разворачиваясь, и быстрым шагом покидает комнату, закрыв за собой дверь. Какое-то время сохраняю обездвиженность, зрительно продолжая пилить деревянную поверхность, будто способна телепатически взорвать голову этого придурка. С пренебрежением распахиваю первую попавшуюся страницу тетради, вскользь пройдясь по написанным нотам, и тут дергаю головой, сощурив веки. Перелистываю. Больно знакомые записи. Делаю шаг к столу, начав листать тетради мамы, но все её записи нехило так подпорчены, правда, по какой-то причине остаюсь уверенной, что это её песни. Хотя бы из-за схожих названий.

Дилан переписал их? Вновь смотрю на размытые ноты матери. Как он вообще тут что-то разобрал?

И в голове опять проносится: «Херов гений».

Бросаю тетрадь на стол, пальцами начав массировать больные виски. И что мне прикажите делать? Да, он тот ещё мудак, но… Боже, как я ненавижу это чертово «но».

Если сейчас выставлю его, куда он пойдет? Это опять начнется истерика у Лиллиан, следовательно, у моего отца будет плохое настроение, и винить во всем он будет меня. Господи. Растираю лицо ладонями, громко выдыхая в них.

И набираю кислород в легкие, делая первые шаги к двери.

Я пожалею об этом.

Открываю дверь, пересекаю коридор, без стука переступая порог комнаты парня, который стоит у раскрытого шкафа, явно намереваясь начать собирать вещи. Складываю руки на груди. Дилан переводит на меня хмурый взгляд, уже как бы вызывая во мне нежелание идти навстречу, но переступаю через себя, выдавив грубо:

— Оправдайся, — думаю, ставлю его в тупик своей просьбой, поэтому парень щурит веки, пустив смешок:

— Иди на хер, — снова смотрит на полки шкафа, а я поясняю:

— Почему ты устроил весь этот пиз… — прерываюсь, проглатывая злость. — Всё это, — гуманно. — Всё, зачем ты устроил это.

— Захотелось, — Дилан отвечает на «отвали», только поэтому наклоняюсь, схватив лежащую на его полу кофту, и бросаю в него, заставив парня повернуться ко мне всем телом.

— Объяснись, — приказываю, сжимая и разжимая ладони. Не удивлюсь, если он сорвется и просто даст мне по лицу. Уж лучше бы поступил именно так, чтобы у меня больше не оставалось желание помочь ему. О’Брайен держит ладони в карманах кофты, смотрит в ответ, но по-прежнему молчит.

— Говори! — повышаю голос, и Дилан отвечает в той же тональности:

— Захотелось, кусок, — еле сдерживается, вижу, как стучит зубами, сжимая губы до бледноты.

— Почему? В чем причина?! — не прекращаю давить.

— Бывает такой пиздец, раз в году, блять! — парень кивает на дверь. — Иди вон отсюда!

— Раз в году?! — хмурюсь. — Что за периодичность?! На чем она основывается?

Дилан трет лицо:

— Господи, просто проваливай, — он обессилено шагает ко мне, больно сжав мой локоть и дернув за порог, а я морщусь, пихнув парня от себя:

— С прошедшим, мать твою! — ещё раз бью Дилана в плечо, зло глотая воздух. Вскидываю голову. Смотрю на парня. Тот смотрит на меня, вроде притормозив. Видимо, не ожидал, что я знаю. Конечно, это всё от тупости. После того дня знаете, что я сделала? Я попыталась узнать, черт возьми, всё о нём, что только могла достать, но одной точной информацией являлась дата его рождения. И всё. Остальное строилось на слухах и сплетнях.

О’Брайен хмуро уставился на меня, слегка наклонив голову в сторону. Я дергаю плечом, вырывая руку из его хватки, и проговариваю уже с меньшей злостью, потянув край своей футболки вниз:

— С днём рождения, придурок, — делаю шаг за порог, но не отворачиваюсь, продолжая морально атаковать замолчавшего парня:

— Ты ведь ещё надеешься, что я разрешу тебе остаться? — строгим взглядом режу его на части, совсем не ожидая, что Дилан так резко возьмет себя в руки, сделав вид, что его вовсе не ставит в тупик моя осведомленность:

— Хотя бы за то, что я не был полным мудаком последние тридцать часов.

— Ты думаешь, ты не был? — пускаю смешок, заставив парня глотнуть от раздражения. — Ты можешь остаться, — отступаю. — Не думаю, что подобное повторится, — опускаю руки, чувствуя, как пульсирует участок кожи, который он сжимал пальцами. — Здесь больше нечего рушить, верно? — уколом звучит, и О’Брайен проникается этим, сжав ладони в кулаки, а я не разрываю нашего агрессивного зрительного контакта, пока не хлопаю дверью.