Верь мне (ЛП)

Я жду там секунду, наверное, надеясь, что она подсматривает в глазок, до сих пор думает о мужчине, стоящем на ее крыльце. Но я слышу писк ее сигнализации и затем звук удаляющихся шагов.

Сегодня у нее в мыслях очень многое. Но меня нет в этом списке.

Так что я бегу трусцой по ступенькам и возвращаюсь назад к своей машине. Мадрид уже там. Мы снова команда, кажется. Она знает, что это дело может повлиять на карьерный рост, так что готова к командной работе.

Я открываю водительскую дверь и забираюсь в арендованную машину.

— Черт, парень. Ты же мокрый! — она отодвигается, так как по моему пальто стекают струи дождевой воды, и вжимается в пассажирскую дверь. — Что-то есть?

— Не-а, — вздыхаю я, — хочешь есть?

— Есть? — вторит она, морща лицо так, что на ее носу появляются складочки. — У нас сроки горят. Мы не едим. Мы работаем. — Ее четкий южный акцент появляется, когда она раздражена. Он конфликтует с ее фальшивой, дрянной личностью. Она наполовину сойдет за проститутку, наполовину за уличного гангстера, но за последние несколько месяцев я узнал ее немного получше. Мадрид Марано обычно говорит так, словно она выходец из Бруклина, но она из Саванны, штат Джорджия. Настоящая южная красавица из семьи, которая работала в Агентстве три поколения. Что смешно, если сравнить нас. Я на самом деле из Бруклина, но потерял акцент, когда взялся за свое первое дело в Майями.

— У нее был плохой день, Мадрид. Не очень хороший момент делать ход.

— У нас нет времени для хороших моментов, — произносит Мадрид, немного повышая голос. — Ты — мужчина. Отчасти привлекательный мужчина, если кому-то нравятся голубые глаза и светлые волосы. Но не мне, — говорит она, ее рука покоится на груди, словно ей нужно объясниться прямо сейчас. — Мне нравятся темные парни, пойми. Так что не надо обвинять меня в неприемлемом поведении, когда мне придется отказать тебе, потому что ты запал на меня.

Я просто качаю головой. У нее всегда был пунктик о том, насколько она желанна, и как я в тайне фантазирую о ней.

— Так что делай свой ход, парень. Тебе нужен план, как соблазнить эту девочку, чтобы она нам помогла. У нас нет времени на миловидных девчушек с надутыми губками и трусливых сопливых мужиков, которые будут ходить вокруг да около и не знать, как выполнять свою работу. — Она открывает дверь со своей стороны, выходит, а затем наклоняется обратно, разбрызгивая воду везде. — Я возвращаюсь назад в квартиру проверить записи с камер. Сегодня же сворачивай операцию, и мы возвращаемся.

И затем она хлопает дверью и уходит.

Долбаные бабы. Я вздыхаю, заводя машину.

Сделать ход? У меня есть варианты ходов, но Саша Черлин не похожа на ту, кто спокойно относится к ним. Плюс, у нее был плохой день. Мне нужно убедиться, что я не прибавлю ей хлопот, или она отбросит нас назад.

— Ну, — пыхчу я, отъезжая от бордюра. — Просто сыграй на прошлом, Джекс. Обращайся к ней хорошо и позволь осколкам прорезаться там, где они cмогут.

Глава 8

Саша

Отключив сигнализацию, я прижимаюсь к двери, чувствуя, как меня омывает волна поражения, но я выпрямляю плечи и отхожу, бросая сумку на стул, пока прохожу к лестнице. Мои стопы находят такие места на старых деревянных половицах, которые не скрипят, и я беззвучно поднимаюсь наверх. Там три спальни. Три мне не нужно, поскольку я совершенно одна, и от этого дом кажется холодным и пустым. Дрожь зарождается в моем теле, когда я вхожу в элегантно отделанную хозяйскую спальню — в которой я обычно не сплю, поскольку я параноик — и падаю лицом на кровать.

Я дура?

Да. Самая глупая девушка среди всех живущих. Самый большой лузер на планете. Наивная и доверчивая настолько, что не могу сейчас даже описать. Потому что верила, что если буду работать, не покладая рук, получать хорошие оценки, идти по самым протоптанным тропам, с каждым шагом отдаляясь от тринадцатилетней девочки, чье сердце было разбито и которая выплакала все глаза над несдержанным обещанием, это приведет меня к чему-то. Чему-то лучшему. Новой жизни. Новой семье. Новой возможности.

И где я в данный момент? Отнюдь не на раскопках динозавров, что было чертовой детской мечтой. Выброшенная из законного мира. «Возьми время и подумай», — сказала профессор Браун. Но я прекрасно умею читать между строк, спасибо. На самом деле она говорила: «Мы не думаем, что программа тебе подходит».

И поскольку раскопки с целью найти древние кости, чтобы я могла сложить кусочки пазла прошлого вместе, были единственной вещью, которая заставляла меня чувствовать себя частью общества, ну, слова «полное опустошение» пробегают сейчас у меня в мыслях.

Вырасти ребенком мужчины, который тренирует теневых наемников правительства, не было выбором, который мне довелось сделать. Это было моей судьбой. Я не пришла в этот мир, заявляя, что я — киллер. Не учила сама себя держать пистолет. Бросать ножи и стрелять из лука. Я не таскала себя по всей стране в трейлере, зная секреты, ради которых некоторые могли убить.

За меня это сделал мой отец.

И хоть я не виню его — он сделал все самое лучшее, и все те тренировки спасали мне жизнь снова и снова — я, бл*дь, ненавижу, что это та, кто я есть.

У меня есть сожаления. Сожаления крупных масштабов. И у меня есть вопросы. Например, почему это моя судьба? Почему я должна жить в стороне, всегда глядя на вещи, которых хочу, но не могу иметь?

Я могла сделать эту карьеру. Я чувствовала это. И до сих пор чувствую. Я квалифицированная, умная, пытливая, я прилежный работник, и у меня хорошие баллы. Я не делала грубых ошибок в своих лабораторных работах. Да, ошибки были, как и у всех новичков в процессе исследований. Но никаких крупных промахов.

И это принесло мне немало хорошего.

Во мне что-то есть. Я чувствую, как это горит внутри меня. Что-то, что крепится к моей душе и заявляет о том, что я другая.

Я не хочу быть другой. Я хочу быть такой же.

Перекатываюсь на спину и пялюсь в потолок.

Форд и Эшли проделали прекрасную работу, как мои родители, после того, как моего отца убили, и после того, как мы с моими собратьями-наемниками посредством сражения выбрали себе подобие мира. Я путешествовала и заводила друзей. Получила первоклассное обучение. У меня даже было несколько парней. Ничего серьезного. И Ник здесь не при чем.

У меня был прогресс в области любовных дел. Постоянный прогресс. Я ходила на свидания и танцы в старшей школе. На первом курсе были серьезные отношения с одним парнем. Три одноразовые интрижки за все остальное время в колледже.

И все это резко подошло к концу в последний год моего обучения, когда меня похитил больной на голову придурок, ищущий мести в качестве старого долга, который даже не был моим. Он не изнасиловал меня. Было бы намного хуже, если бы это случилось. Я знаю это. Но похищение повлияло на меня. Заставило закрыться. Не сразу. Я надевала фальшивую маску вместо лица, носить которую практиковалась снова и снова, пока приспосабливалась к жизни в качестве нормальной девушки. Я вернулась назад в университет после того, как меня спас друг-наемник Мерк. Я окончила университет в Колорадо и переехала сюда в этот самый дом.

Мы с Мерком никогда не говорили Форду или Эшли о похищении. Форд — маньяк, когда дело касается охраны, и это была его идея принять все эти меры предосторожности. Но когда они предпочли поехать домой — Форд обнимал меня крепче, чем в любой другой день в моей жизни — я позвонила Джеймсу и вывалила ему все. Он прислал специалистов, чтобы укрепить дом. Привез мне оружие и амуницию. Даже купил мне одежду из кевлара, сделанную особым другом в Центральной Америке.

Я наставила на том, что не была напугана. Мужчина, который хотел навредить мне, был мертв. И на самом деле мое состояние нельзя было назвать испугом. Это был ужас.

Этого понимания хватило, чтобы пошатнуть весь мой мир, потому что я всегда была бесстрашной. У меня всегда были ответы на все. Я была той, кто выполнит любую работу, несмотря на последствия. И хоть эта мысль крутилась в моей голове, когда я шла сегодня домой с агентом ФБР, следующим по пятам — и была в моей голове с самого похищения — но только сегодня я признала, что это правда.