Ничья (СИ)

«Даааа», – снова кричат фанаты, будто других слов нет. Хотя какие вопросы – такие и ответы.

«Что означает ‘sacrifice’?» – снова обращается она к залу.

«Жертвааа», – отвечают ребята, вскидывая руки вверх, в преддверии песни.

«Все правильно, жертва, мы ваши жертвы! Мы жертвы Кирова!»

«А я твоя жертва…» – тихо дополняю я Юльку, глядя исподлобья на нее.

В ответ она оборачивается на меня и недвусмысленно смотрит в упор, затем мы начинаем петь…

В зале столько энергии, что я просто не могу удержаться, и зажигаю со всеми.

«I will sacrifice…» – эхом повторяется по всей площадке.

«Следующая песня одна из моих любимых, в ней самое главное – смысл, ведь сама фраза ‘ляжем с тобой под трамвай’ подразумевает сильную любовь. Эта песня прямо сочетается с предыдущей песней ‘жертва’. Это жертва ради любимого человека… слова песни о наших взаимоотношениях…»

Начинает играть музыка. Юлька по привычке, по традиции, отходит от меня, мы не видим друг друга. Скорее чувствуем.

«А чего не хватает тебе?» – этот вопрос самым нелепым образом срывается с моего языка.

И она понимает, кому он адресован.

«Не знаю…» – она так и не отвечает на этот вопрос, или попросту боится ответить.

Странно, я ведь и вправду никогда не спрашивала ее об этом. Ну и ладно.

Я осторожно оборачиваюсь и вижу, как оборачивается она. На секунду мы сталкиваемся глазами. По спине пробегает холодок, прячась пугливо под волосы. «И не жалея давай ляжем с тобой под трамвай», – поет она, глядя мне в глаза. И я уже готова на все. «Времени нет и не будет, крикнешь, и я все забуду…».

Она всегда умела выбирать фразы, которые нужно было петь в лицо. Она всегда отлично выбирала те моменты, на которые надо было опустить лицо в пол, отвернуться, не обратить внимание. И она очень удачно выбирала их. В те самые секунды, когда я так нуждалась в ее глазах, в ее взглядах, она отворачивалась. И я смотрела в ее спину, с досадой, с немой ненавистью внутри, с разрывающейся любовью.

Она стоит около Свена и не замечает меня. А все потому, что она знала, что эти доли секунды разрывают меня изнутри. Ей всегда нравилось мучить меня. Она никогда не изменится.

«В песне ‘Gomenasai’ нам очень понравились слова, сейчас можно обнимать друг друга, целовать, признаваться в любви… в общем романтик…»

Пушки убрали, и света почти не осталось. Только сотни телефонов.

«Такая нежная песня…» – упоительно тихо говорю я, улыбаясь своим мыслям.

И начинаю петь… мне больше ничего не нужно. Я только хочу, чтобы она была рядом, держала меня за руку. Мне хватает того, что я чувствую ее присутствие рядом. С небес на землю меня возвращает только ее голос.

«When I wanted to cry, I couldn’t cause I wasn’t alone…» – ее голос ласкает мое ухо, ее хрипота меня успокаивает.

«Gomenasai for everything… Gomenasai I know I let you down…» – но наши голоса приводят меня в полный восторг, так же, как и фанатов.

Неужели с этим человеком прошли все лучшие годы моей жизни? Боюсь, что на меня нахлынут воспоминания, боюсь…

«…I stop myself», – допевает она перед тем, как начался проигрыш.

Супер! Я показываю большой палец в зал фанатам, которые не щадя голоса, орут вместе с нами.

Я даже не заметила, как Юлька подошла сзади. Едва я начала отходить, разворачиваться, как тут же наткнулась на нее. Практически налетела. Она настолько близко ко мне, что у меня подкашиваются коленки. Наверное, это глупо. Такое я чувствовала только на нашем первом выступлении. Так ведут себя маленькие девочки на первом свидании. Но никак не такие, как я. Что со мной? Мне кажется, вот-вот и я покраснею, сама не знаю отчего. Она стоит, вплотную прижавшись ко мне, но не обнимает меня. И даже не пытается обнять. Я просто чувствую ее немного сбившееся дыхание, ее волнительно-пульсирующую шею. Я не выдерживаю первой и неловко кладу одну руку ей на талию. Она водит из стороны в сторону лицом, я делаю так же. И на секунду мы становимся так близко, что я едва не целую ее. Или она меня. Я не знаю. Видимо, не одна я заметила это. Через секунду мы смущенно убираем лица друг от друга, она неловко улыбается, глядя на меня. Зато фанаты в зале просто взбесились, видимо, ожидая поцелуй. Нам ничего не мешает, но…

«Почему бы не сделать это вам?» – думаю я, начиная махать залу рукой, мол, ну, что вы стоите? Целуйтесь сами! И Юлька повторяет за мной. Слышу, как кто-то из зала орет: «Горько», и я начинаю смеяться. Затем, вновь провоцируя публику, ее лицо приближается к моему, я украдкой смотрю на нее, медленно, пристыжено опуская взгляд на ее губы. Кажется, она тоже смотрит на мои… Но снова начинается куплет. Подумаешь…

«Тебе же нравится интриговать их?» – шепчет мне ее затылок, ее копна черных волос. «Ничуть не меньше, чем тебе!» – отвечает мой радостно вздрагивающий подбородок, – «Ты ведь так и норовишь подойди и выкинуть очередной фокус, чтобы все только упоенно гудели!»

«Но тебя ведь это мало волнует? Сам факт, что я делаю это… тебя ведь это волнует больше всего? Ты не отвечай, я знаю. Тебе нравится…».

Я оборачиваюсь на ее копну волос и подмигиваю им, беззвучно улыбаюсь. Все-то она знает. Черт побери…

Пока мы ведем диалог подсознаний, песня плавно подходит к концу. Юлька стоит у края сцены и машет в воздухе руками, я подхожу к ней ближе, и она едва не задевает мою голову. Я, обернувшись, делаю такое лицо, будто она все-таки попала, и шутливо в воздухе отвешиваю ей подзатыльник. У Волковой странная реакция на все произошедшее. Понятно, что она играется, что она провоцирует меня, старается выбить меня из колеи, и после моего «воздушного подзатыльника», увернувшись, она вновь подходит ко мне и бесцеремонно обнимает. Я же – беззлобно обнимаю ее. Мы плавно двигаемся в такт музыке. Такие секунды за всю свою жизнь я могла назвать поистине счастливыми. Счастье – это так просто. Она осторожно опустила свою голову мне на плечо, и я незамедлительно последовала ее примеру.

«Горько!» – я снова слышу, как кричит парень из зала.

И так, танцуя, с прикрытыми глазами, я улыбаюсь этой выходке…

Такие выкрутасы и по части Волковой…

- Ну вот какого хрена мы опять так нажрались?

- Во-о-от! Вот о чем я! Теперь ты понимаешь, – пьяно бормочу я Юльке, склонившись над ней.

Мы в каком-то клубе. Где – уже не помню. Решили после концерта что-то отметить с музыкантами. Было бы что отмечать. Отметили на свою голову. Даже не думала, что мы напьемся так. Русские девахи, пьяные вматину – отличный повод пообсуждать что-то в прессе. Особенно, когда эти девахи – Тату. Волкова, смеясь каждую секунду, виснет на мне, пытаясь что-то сказать. Но я ничего не понимаю. Или она ничего не может сказать? Наши музыканты где-то недалеко, такие же пьяные и веселые, как и мы. Ну ладно, сегодня можно. Теперь только через пару дней у нас фотосессия для журнала GQ. Но о ней пока можно не думать. Музыка уже порядком надоела, она такая громкая, давит на уши. Мне кажется, что моя голова вот-вот взорвется.

- Пошли потанцуем? – пошатываясь, Юлька приподнимается с дивана, – А то скучно сидеть!

- Пошли! – без раздумий соглашаюсь я. Почему бы и нет?

Мы выходим ко всем остальным танцующим и, хватаясь друг за друга, пытаемся что-то танцевать. Главное сейчас не упасть. Волкова без конца ржет, я подхватываю ее смех. Вот танцуем и ржем без причины. Она прижимается ближе ко мне, едва не падая, и я вновь констатирую ей тот печальный факт, что мы напились, а в ответ она бормочет что-то нечленораздельное. Но я так понимаю, это всего лишь подтверждение моих мыслей. Я обхватываю ее талию рукой, вторая рука покоится где-то на позвоночнике. Ее руки переплетаются вокруг моей шеи. Бедра раскачиваются в такт какой-то энергичной музыке. Настроение выше крыши, и я уже не думаю о головной боли. Все так зажигают, что грех не оттянуться со всеми. Вокруг, почему-то, мелькают всякие фотографы, такое ощущение, что это светская вечеринка. В Кирове-то? Это смешно, но мне все равно на этих фотографов. Волкова плавно начинает скользить своими пальцами по моей шее, и я чувствую, как по моему телу пробегают мурашки. Обожаю, когда она так делает. В свою очередь, я позволяю своей руке скользнуть ниже, огибая ее бедро. На ней такая короткая юбка, что я свободно могла бы залезть рукой под нее… Она довольно и пьяно смеется, ее рука вплетается в мои волосы. Сначала она скользит со спины выше и выше, переходя на шею, а затем теряется в рыжих кудрях. Я, сама того не замечая, прижимаю ее так близко к себе, что чувствую, как пульсируют ее вены, как бьется ее сердце, как она дышит. Только позже я заметила, что мое сердцебиение давно вышло из нормы, а дыхание участилось.