Ничья (СИ)

- Оу, круто! А то кушать так хочется, – протягивает она, поглаживая мою спину, – у нас сегодня выступление?

- Ага. – Киваю ей я и быстренько целую в подбородок. – Вставай, Юлек!

- Давай поваляемся, все равно еще завтрак не принесли, – умоляюще протягивает она, глядя на меня преданными глазами.

- Ну ла-а-адно! – Примирительно улыбаюсь я, в благодарность она целует меня в щеку.

Как только принесли завтрак, все понеслось в привычном режиме дня. Быстро покушать, принять душ, одеться и на репетицию. Люди уже бегают туда-сюда, готовясь к шоу, настройка аппаратуры, настройка голосов, Юлькин смех, приколы музыкантов, Юлькина фразочка: «Блять, микрофон не работает!», дружный ржач, носящаяся Женя с папками в руках, носящаяся Эля, носящиеся какие-то люди, проверка камеры, света, звука, поиски барабанных палочек, снова смех, репетиция «Люди инвалиды», поправки Юли, мои поправки, главный вопрос: «Сколько время? У нас скоро выступление», затем фраза Эли: «Девчонки, давайте уже в гримерку, не успеете ведь», бегом в гримерку, переодевания, какие-то шутки, смех, Юлькины выкрутасы: «Нахрен я этот лифчик одела? Я на прошлом выступлении в нем была?», мой смех, за которым следует ответ: «Какая разница?», она мечется из угла в угол: «Фанаты подумают, что у меня один лифчик на все случаи в жизни», «Я скажу им, что когда мы занимались любовью, на тебе был другой», «Когда мы занимались любовью – лифчика на мне не было», длительный смех…

«Ты готова? Я почти все…»

Смех. Оборачиваюсь, она на туфли смотрит.

«Что с ними? Что так смотришь?»

«Бесят. Жмут немного…»

«Мы должны выходить…»

Смеюсь, наблюдая за тем, как она обувается.

«Лифчик тупой…»

«Хороший… не переживай… главное, что мне нравится!»

Смеется и легонько пихает в плечо.

«Давай… наш выход… интро играет»

«Успеем!» Я поправляю топик, волосы…

Вроде все так.

Выход на сцену. Легкий, будто выпархиваем из-за кулис, онемевший от счастья и эйфории рот будто сам поет все песни. Фанаты, их глаза, улыбки, подступающие слезы, приглушенные пушки, яркие света, руки, много рук, чьи-то камеры телефонов, видеокамеры, улыбки в объективы, Юлькины руки сжимают мои собственные, губы послушно поют все песни, губы фанатов преданно подпевают, Свен, прикрыв глаза, играет, Трой отрывается, лаская свою гитару руками, барабанные палочки разбиваются об барабаны, слова сменяют другие слова, переполненные смыслом песни, реплики моей девочки в зал, улыбки, бесконечная энергетика. Все кружится вокруг меня, я едва успеваю ловить этот ритм. Этот привычный ритм. «I will sacrifice…» – поет она. «U will…» – смеюсь я во время проигрыша. Она подходит ко мне, смело, нагло, со спины. Хватает за руки, разворачивает к себе. «I will sacrifice..» – будто я не понимаю, вновь поет она мне в лицо. Улыбаюсь, напевая тоже самое ей. Мы жертвы друг друга и этого не избежать…

«Gomenasai…» – она будто обращается ко мне, преданно вглядываясь мне в лицо. Пушки не светят так ярко. Их почти нет. Только сотни телефоном. Как всегда романтично. «Ты же любишь романтические обстановки?» – беззвучно спрашиваю я ее глазами. «Конечно! Конечно люблю», – отвечают мне ее глаза так же беззвучно, – «Но ты любишь это больше. Это все для тебя!». «Gomenasai for evererything», – поем мы друг другу, и все ссоры кажутся мне мелочами, «Gomenasai till the end», – поем мы и я прощаю ей заранее всю боль, которую она мне причинила. Я прощаю ей все, чего она даже не сделала. «Ты же простишь меня за все?» – шепчут мне ее глаза. «Прощу», – шепчут в ответ ей мои глаза. «Gomenasai», – шепчем мы в зал, глядя на всех самыми искренними глазами. «Мы простим вас за все… и за притворных лесбиянок… и за притворную любовь… и за юбки… и за блузки… и за поцелуи под дождем…и за поцелуи в проигрыше песни ’Я сошла с ума’… мы простим вас за Ваню… простим все…» – шепчут глаза и руки всех фанатов. И их нужно наградить… Как только начинается проигрыш, моя девочка подходит ко мне и обнимает меня, прижимается всем своим телом ко мне. И я позволяю ей прижаться к себе. «Моя маленькая», – нежно говорю я в микрофон, умилительно улыбаясь Юле. Ее руки уверенно обнимают меня, мои – ее шею. Ее голова мирно покоится на моем плече, но ненадолго.. Она чуть отстраняется и внимательно смотрит на меня, затем простодушно вытягивает губы трубочкой. Помнится, для этого повод не нужен. И я быстро целую ее в губы. Она довольно улыбается мне, обнажая ряд белоснежных зубов, тех самых, что кусали мои губы… И вновь она притягивает меня к себе, быстро чмокая. «Два раза – не дело, Ленок», – шепчут ее губы мне, и я сдаюсь с потрохами, позволяя ей поцеловать себя в третий раз.

«Знаете, что Seoul показал нам любовь», – в проигрыше томно произношу я, глядя в зал.

Юлька стремительно приближается ко мне. Кладет руку на плечо и скользит вниз. Это фишка у нее такая…

«Да и мальчики, и девочки», – так же томно говорит моя девочка, сцепляя наши руки в замок.

«Show me love», – поем мы и показываем друг другу любовь. Во взглядах, прикосновениях, мыслях…

И фанаты показывают свою любовь. Любовь – это все…

Еще пару тройку хитов мы поем под конец выступления, чтобы все окончательно посадили голоса, чтобы все сошли с ума…

«Я сошла с ума», – показывает она на меня пальцем: «Мне нужна она»…

Обнявшись, слившись воедино, мы простояли около минуты…

«Лучшего завершения не придумать», – тихо бормочет она мне на ухо, пока музыканты выходят на сцену прощаться с Seoul’ом…

- До встречи! Мы любим вас!

Киров 30.09.2006

Громкие, ударные звуки, разносящиеся по всему залу. Пушки интенсивно мигают, яростно освещая небольшую сцену. И все как будто мелькает перед глазами, как фильмы из кадра. Только это не фильм – это реальность. Снова собрали целый зал. Он не такой большой, как Олимпийский или как Tokyo Dome, хотя с Tokyo Dome вообще глупо что-либо сравнивать. Но это совсем неважно. Все снова собрались здесь, небольшой, но самой дружной семьей. Каждый город греет по-своему, и Киров не исключение. С чего ему вдруг быть исключением? Публика тут совсем не хуже, чем в других городах. Я снова вижу сияющие от счастья глаза, и мое настроение улучшается с каждой секундой. Я чувствую себя самым позитивным человеком на свете, я готова отрываться…

«Чужого не бери, свое не отдавай, зажмурься и умри, люби и умирай….»

«Скажи, поклянись, скажи, что ерунда. Умри и притворись, что любишь навсегда…»

Громкие, взрывные звуки барабанов. Как же он старается! Зал восхищенно подхватывает наши эмоции, наш драйв! Вперед!

«Привет, Киров! Готовы зажигать?» – в ответ долгое дружелюбное мычание.

Юлька становится напротив меня, я стою напротив нее. Она берет меня за руку.

Я совсем не думаю о той жизни, что вне сцены. Да и есть ли она вообще? Сейчас – нет.

«Вечер без любви, утро без обиды, люди инвалиды!!!» – подпевают нам все, наблюдая за умилительной картиной.

Стою я – напротив она, моя рука переплетается с ее рукой. И я знаю, что кроме нее у меня никого нет. И она знает, что кроме нее у меня никого нет. И я улыбаюсь своим мыслям, а она – моим, а наши фанаты – нашим мыслям. Да, бывает даже так.

«Как вы думаете, она любит меня?» – спрашивает у зала Волкова.

«Дааааа», – гудят они в ответ, пуская слюни, ожидая чего-то…

Только чего?

Первые аккорды ’Loves me not’ заставляют поверить меня в слова фанатов, а чуть позже я вспоминаю, что в своей второй жизни – вне сцены, я тоже люблю ее.

«Любит ли она меня?», – решаюсь задать я встречный вопрос залу.

«Даааа», – так же упоительно гудят они в ответ. Затем подпевают нам. Кто-то танцует, кто-то поет, кто-то снимает на телефон, кто-то вообще протягивает нам цветы. Юлька забирает у какой-то фанатки букет и посылает ей воздушный поцелуй. «She loves me not…» – пою я, глядя на нее, будто обращаюсь к ней.

«She loves me», – поет она, обращаясь ко мне.

Все именно так.

«Сейчас будет такая песня… она очень красивая, с глубоким смыслом, вы же знаете английский?» – Волкова подходит к краю сцены и смотрит в толпу.