Ничья (СИ)

Наверное, жить…

И когда в очередной раз, во время очередной песни, во время очередного замусоленного временем проигрыша, она берет меня за руку, я чувствую себя счастливой, мое тело переполняет самое настоящее, искреннее и ничем не поддельное человеческое тепло. Ее тепло. Я чувствую, держа ее за руку, как у меня бегают мурашки, и где-то что-то внутри меня кричит о привязанности, о том странном чувстве, название которому я так и не дала. И вряд ли смогу дать когда-либо. И мне это странно. Она кидает на меня взгляд, с полуприкрытыми глазами, с полуоткрытыми губами, с томной мимикой лица, с напрягшимися мышцами на шее, – и я отдаюсь в ее объятия. Без зазрений совести. Она подходит ближе ко мне и обнимает меня, обнимает со всей заботой, переполняющей ее нежностью. И я чувствую, как бьется ее сердце, как она прерывисто дышит, чувствую, что она… Она могла бы любить меня. Не так как я ее – по-другому, но могла бы…

И я обхватываю руками ее плечи, притягивая к себе, совсем забыв, что мы на концерте, и я готова остаться с ней навсегда… Я уже осталась. Я обнимаю ее хрупкие смуглые плечи, чувствуя под собой живое тепло. Мне ничего не нужно, совсем ничего. И обнимать человека – это самое благородное из всей действий. Мне ничего не остается, кроме как закрыть глаза, уткнуться в ее волосы и молчать… Молчание – золото, но почему-то сейчас все внутри меня взбунтовалось, и молчать я просто не могла. Мне нужно было сказать о том, как я люблю ее, как она нужна мне, что она самый родной и близкий человек на земле. Что я уже не смогу без нее… Что не хватает мне…

- Юлек, – шепчу я еще слышно, едва шевеля губами, вряд ли она это слышит, – мне кажется… мне кажется…

Наверное, нет, она не слышит…

- Я счастлива! – Я упираюсь своими губами ей в ухо, и тут же чувствую своей шеей, что она улыбается мне и беззвучно поддакивает.

Моя девочка…

Почему все не длится вечность? Почему? На этот вопрос мне уж точно никогда не узнать ответ. Едва заканчивается все романтическое настроение, и мы расцепляем объятия, и она больше не смотрит на меня так… Едва наступают энергичные песни, под которые можно и нужно танцевать, зажигать, так тут же Юлька бежит к Свену, от него к Трою… она танцует перед ними, кидает взгляды на них. Только не такие, как на меня – другие. Юлькины взгляды, принадлежащие мне – нежные, робкие, томные, романтические, скучающие, влюбленные, грустные, трогательные, любимые… А взгляды для них – дерзкие, сексуальные, возбуждающие, кричащие, они совсем другие. Противоположные. И я не знаю, радоваться мне этому или плакать. Оборачиваясь, я замечаю, как она раскачивает бедрами перед Свеном, а тот радостно улыбается ее выходкам. И разве это может меня радовать? Странно…

Наверное, я никогда не привыкну к этому, как бы не старалась…

Под конец выступления мы собираемся все вместе у края сцены, обнявшись. Вот и конец очередному концерту в очередном городе…

- Калининград ,вы супер! Мы вас безумно любим!

- До новых встреч!

- Пока!

И удаляемся со сцены…

Ну а впереди еще много-много городов…

====== 62 ======

Seoul 24.09.2006

- Мы как всегда опаздываем! – начала нервничать я, сидя на заднем сидении нашей машины. Водитель изредка поглядывал в зеркало, чтобы убедиться, в салоне ли мы еще? Терпеть не могу опаздывать, и об этом все знают, и в этом почти никто не виноват.

- От пробок никто не застрахован. – спокойно говорит мне Волкова, глядя в окно машины.

- Но черт подери, не в Сеуле же? Или это вторая Москва? Или Пекин, или вообще…

- Успокойся, – негромко, но настойчиво перебила она меня. – всякое бывает, подумай о чем-нибудь другом…

- Было бы о чем думать! – недовольно буркнула я, но все же уняла свой пыл.

Милые корейцы уже ждали нас на каком-то очередном интервью, на которое мы очередной раз опаздывали. Иногда мне казалось, что Тату без опозданий на какое-нибудь мероприятие – не Тату. Так же над нами шутили немного по-другому: Тату без мата – порно без секса, хотя эта фраза практически относилась к одной Юльке, но в корне дела это не меняло. Простояв в пробке еще около двадцати минут, мы все же прибыли на место. Симпатичная кореянка приветливо улыбнулась и предложила нам присесть. Как оказалось, Мейвон (именно так звали девушку) – переводчица, которая присутствовала со всеми на этом интервью.

И снова задавали стандартные вопросы, на которые следовали стандартные ответы. Все как обычно, но такова уж наша работа. И ничего с этим не поделаешь. Нужно улыбаться и отвечать, надоело нам это или нет. Никого не волнует.

- Это просто любовь между двумя девочками, она не относится ни к каким сексуальным отношениям. – Спокойно, с миролюбивой улыбкой, отвечаю я на очередной вопрос.

- Никакой пошлости, все это какие-то открытые, искренние, чистые отношения, – поясняет она и через секунду добавляет фразу, без которой Тату – не Тату, – это наши эмоции! В первую очередь мы подруги, мы сестры, а все остальное… Эта мысль так и остается затерянной среди сотен других слов, эта фраза, не требующая продолжения, ведь по логике вещей ее можно довести до конца. Эта фраза так и теряется во времени, такая простая, но такая глубокая, ведь почему-то она затерялась там же, где и грань между дружбой и любовью.

И следующий, самый забитый вопрос на Земле, самый замусоленный, самый отвратительный, самый прекрасный, провокационный, острый, самый, мать его, важный вопрос, который могут зам задать – заставляет меня улыбаться. И я так ждала его. Каждый раз отвечая одно и тоже, я все равно продолжаю его ждать и улыбаться, улыбаться, улыбаться…

Едва сдерживая себя от смеха.

- Так вы все-таки лесбиянки или нет?

Как же тут не смеяться? Когда они раз за разом повторяют этот вопрос, проворачивая язык в своем рту, говорят совершенно серьезно, иногда даже нахмурившись, как будто разгадывают страшную тайну. Но в наше время она уже не так актуальна. Тогда зачем этот вопрос задают из интервью в интервью, и каждый раз, боясь засмеяться, я отвечаю одно и тоже. Можно было бы уже и запомнить.

- Мы не лесбиянки, мы просто любим друг друга. – отчеканила я как зазубренную молитву, как умные фразочки из книг, которые мне давали и Ваня, и Кипер, и Ленчик, и даже иногда Полиенко. Я повторяла это как какое-то заклинание, глядя на запретный кулон с запретной фотографией «Мы у Вани в офисе. 1999 год», который так и не нашелся на моей шее. Досадно, но значит так должно быть.

И снова вопросы…

- Я думаю, мы одно целое, – она скрепляет пальцы в замок, эмитируя единство ее и меня, – мы прошли в этой жизни все: и огонь, и воду, и пережили многое, и идем вперед, и работаем вместе, и подруги, и жизненные какие-то ситуации… не знаю… я думаю, что все.

- Мы просто всегда вместе, – продолжаю ее мысль я, – даже если физически вместе не находимся, мы все равно рядом… Я всегда чувствую, что и как…

Она мельком поворачивается ко мне и улыбается, хватая меня за руку. Немая благодарность – самое милое, что сейчас она может сделать.

- На самом деле у нас есть шоу с нашими музыкантами, очень красивое шоу, живой концерт, ничего специального... все будет завтра видно на концерте, че-нибудь приспичит – че-нидь сделаем...

И мы глупо начинаем улыбаться. Волкова умеет интриговать.

- Мы заранее не планируем, у нас спонтанно получается…

- Что вы можете пожелать вашим фанатам в Корее?

- Счастья, любви, удачи, идти вперед и не сдаваться, оставаться самими собой… и не играть, а просто жить.

Вот хрень! Чертова Волкова! Хрень, хрень, хрень!!! Она желает оставаться самими собой, а сама… а сама-то? Не играть, а жить! Где она начиталась этой херни? Неужели стащила одну из моих книг? Говоря об этом, она жила совершенно иначе, сменяя одну маску на другую. Хотя мне иногда так искренне хотелось верить, что ложась спать, она снимала все – складывала на полку, закрывала на замки, чтобы никто не украл ни одну маску из ее коллекции, чтобы никто не смел любоваться ими, чтобы даже не думали о них. Я надеялась, что ложась спать, она превращалась в обычную, домашнюю, милую Юлю. Мою девочку. И мне ничего не нужно было, кроме как это – вот хрень, я ведь и правда больше всего на свете верила в это. Почти свято. Но вряд ли ее это интересовало. Ее могли заинтересовать разве что тематические вечеринки, где реками льется алкоголь, ее бы могли заинтересовать мужчины, может быть девушки, только раритетные, антикварные – не такие как я, вот хрень… Зачем я думаю об этом? Во всяком случае, нужно было продолжать отвечать на вопросы. На чем мы там остановились? Не играть – жить…