Пасьянс для нее (СИ)

Желание обладать ею всей, сделать её своей хотя бы на эти последние сутки зажгло бесовские всполохи огня в его глазах. Выйдя из её лона, Кирилл приник плотью к анальному отверстию девушки, проникая в него постепенно и неторопливо. Алёна вскрикнула и закусила губы от резкого спазма боли, Кирилл же замер, давая ей возможность привыкнуть к нему и, когда её мышцы немного расслабились, вошёл глубже, одновременно лаская пальцами складки плоти. Напряжённые мышцы обхватили его член плотным кольцом, но постепенные и неглубокие фрикции вскоре оказались привычными, даже приятными, отчего толчки Кирилла стали более проникновенными, резкими. С каждым толчком он вторгался в неё всё глубже, затем почти полностью выходя из девушки. Одновременно со сладострастным стоном Алёны, Кирилл кончил в неё, обмякнув и прижав всем телом девушку к деревянной поверхности стола.

Потом, одевшись и наспех приведя себя в порядок, Алёна ещё долго сидела на его коленях в большом кожаном кресле напротив панорамного окна, открывающего величественный вид. Клубки дыма от его сигареты окутывали просторный офис, навевая очередные печальные мысли, но Алёна тщательно глушила их в себе, прижимаясь щекой к его плечу, слушая его шёпот и так же тихо отвечая ему. О чём говорят они сейчас? О будущем? О прошлом? Должно быть, это неважно даже для них обоих. Важно лишь одно — это необходимость растянуть последние часы совместно проведённых суток, запомнить каждую минутку, оставить навсегда в памяти след друг друга…

========== 11. Тайна бумажной улыбки. ==========

Эту ночь Кирилл снова провёл в квартире вместе с Алёной. Даже сомнений не было в том, чтобы остаться. Мучаясь обоюдной бессонницей, прижавшись друг к другу под одним одеялом, они говорили о разных пустяках, шутили, делились воспоминаниями институтской жизни, занимались сексом на рассвете. И всё казалось таким привычным, правильным, будто никто из них и не жил отдельно от другого. Напротив, эта ночь казалась самой гармоничной из всех тех, которые они делили когда-то с другими.

Они уснули под утро на скомканных простынях в озарённой первыми лучами солнца комнате. Никто из них не видел снов, будто подсознательно боясь увидеть там свое будущее. Будущее, которое они себе вполне ясно представляли, но не могли осознать теперь, что дальше им идти в разных направлениях. Игра подходит к завершению. Начинается новый день — последний день для выбора карты и исполнения задания, о котором уже меньше всего хотелось думать. Но никто не признается в этом, не станет мягче и не осознает свою слабость, продолжая играть до конца.

Позже, как только проснулась, Алёна собрала свои вещи, морально настраивая себя, что совсем скоро ей предстоит вернуться в привычный для неё мир, влиться в серую массу людей, снующих где-то далеко внизу, выбросить из головы эти несколько дней, забыть Кирилла… Сжав холодеющие руки замком, борясь с молчаливым отчаянием, Алёна опустилась в кресло, с трудом оценивая, что из перечисленного для неё окажется труднее всего. Оказывается, это страшно… Страшно выйти из этой комнаты, проведя здесь чуть меньше недели, и оказаться один на один с собственным сознанием, мыслями, чувствами… И уже было даже чуточку больно. Больно от осознания того, что что-то осталось нереализованным, незаконченным, неизвестным. Больно оттого, что приходится держать себя в руках и молчать обо всём том, что так мучает уже сейчас.

— Готова? — улыбается Кирилл, подходя ближе и опускаясь на корточки напротив девушки. — Тебя ждёт последняя карта и желанная свобода, когда ты выполнишь то, что на ней написано…

Желанная свобода? Как странно звучит эта фраза — будто коверкает каждое слово в отдельности: «желанная» и «свобода», лишая их привычного смысла.

Не в силах что-либо ответить, Алёна кивает, наблюдая за тасовкой карт Кириллом, вслушиваясь до звона в ушах в шуршание глянцевых картонок. Поднимая глаза и встречаясь с Кириллом взглядом, она замечает в его глазах непривычную для него грусть, но в то же время в них присутствует толика смирения. Он готов доиграть до конца, готов отпустить её, когда всё закончится, и снова готов бежать от самого себя, сжигая за собой последние мосты. Приключение, ставшее для неё частью жизни, для него оставалось лишь игрой, как бы ни менялись правила, ни стирался намеченный сюжет…

— Я просто оставлю это здесь, — говорит Кирилл и, положив колоду на стеклянный столик перед Алёной, поднимается и отворачивается к окну, готовясь услышать прочитанное ею задание на одной из карт. — Можешь собраться с мыслями и выбрать карту.

Их осталось четырнадцать. Одинаковых с верхней стороны, но разных по своему содержанию. Три из семнадцати уже смогли повернуть жизнь Алёны на сто восемьдесят градусов. Остаётся только гадать, чего ожидать от последней…

Медленно и нерешительно Алёна тянет руку к столику, касаясь гладкой поверхности колоды. Выбирать смысла нет: определённо, там будет то, чего она никак не ожидает. Она сдвигает верхнюю карту с общей колоды, не переворачивая, и перемещает её на центр столика.

Убрав руку, девушка всматривается в затейливый узор на рубашке карты, всё больше осознавая, что ей совсем не интересно, что будет с другой стороны. Каким бы ни было задание, изложенное на карте, оно ничто по сравнению с тем, что будет потом, когда Кирилл навсегда уйдёт из её жизни, оставив лишь призрачные воспоминания и эти четыре стены, хранящие самую сокровенную тайну, самые чувственные желания, несбывшиеся мечты… К чёрту все! К чёрту эту игру, эти карты и ту безликую жизнь, что ждёт её потом!

— Нет, — произносит Алёна тихо, но затем решительно повторяет, механически поднимаясь с кресла: — Нет! Хватит карт, заданий и прочего бреда! Игра окончена!

— Что не так? — оборачивается Кирилл, наблюдая, как девушка стремительно кидает в свою сумку оставшиеся вещи, так и не взглянув на оборотную сторону карты.

— Всё не так! Я не хочу больше! Я не притронусь к этой карте и к остальным тоже! — срывая язычок молнии на сумке, Алёна поспешно закрывает её, подхватывая под мышку. — И мне не нужна твоя квартира, Кирилл! Игра окончена: ты выиграл, а я сдалась и покинула поле боя. Считай это так! Обойдёмся без последнего задания: у меня поезд вечером, и я не хочу задерживаться здесь даже на секунду… — Алёна приказывала себе не срываться, но голос предательски задрожал, а глаза увлажнились и заблестели от подступивших слез. — Пожалуйста, хватит…

Кирилл смотрел на неё в упор, пытаясь найти тысячу аргументов тому, что не хочет ей мешать, не желает принуждать её, останавливать… Он знал, какой смысл могут нести последующие карты, но сам уже не хотел так испытывать её, заставлять делать те вещи, которые там описаны. Ещё пару дней назад он бы силой заставил её остаться и перевернуть эту треклятую карту, но сейчас… что-то изменилось. Что-то останавливало его от того, чтобы настоять и принудить её продолжить игру. Он может её отпустить… Он должен это сделать. Сейчас — иначе потом уже не заставит себя смириться с этим. Его глаза тускнеют, а взгляд опускается вниз, начиная бесцельно исследовать поверхность пола, и лишь тихое «Удачи…» срывается с его губ.

Пользуясь минутной заминкой и собственной решимостью, Алёна устремляется к входной двери, трясущимися от переизбытка эмоций пальцами поворачивает ключи в замочной скважине и пересекает порог того места, которое нельзя было назвать обычной квартирой. Это миф, сон, оазис самых сокровенных чувств, место, где небо соприкасается с землёй, отчего здесь мало кислорода, а тот, которым приходится дышать, наполнен страстью, растущим напряжением и гнетущей болью. Стараясь не оглядываться и не думать больше ни о чем, Алёна, игнорирует лифт и сбегает вниз по лестнице, оставляя за собой многочисленные этажи, хранящие её самые сокровенные секреты, самую страшную боль, которую почувствовать можно лишь самой душой, израненным сердцем…

Солнце садится уже так рано, и за окном вечерний сумрак, будто туманом, неспешно покрывает улицы. Клубки дыма расходятся по всей квартире, словно пытаясь заполнить пустоту комнат, развеять полумрак, их окутывающий.