Изгнание из Эдема. Книга 1

Все присутствующие по-разному смотрели на Патрицию: Джон Фархшем — с обожанием, Джулиус Сэдверборг — с любопытством, Эндрюс Блэкфорд — с удивлением, а Стэфани решила все же ей ответить. Она помолчала, улыбнулась, но заговорила вполне серьезно:

— Милейшая Бесколготочек, без денег любой из нас ничто. Этому научил меня мой дорогой старик миллионер, папочка. «Держись за деньги, — говорил он, — остальное приложится.»

— Только за деньги.

— Да, он утверждал, что так сказано даже в Библии. Я не проверяла эту цитату по Библии, но я верила своему отцу, и всегда придерживалась его советов. Он всегда был прав, даже когда ошибался. Я держалась за деньги, могла их умножить, рисковала, но разумно, десять раз взвесив свои поступки в отношении своего состояния и состояния своих детей. И собираюсь впредь этого придерживаться, держаться своих денег, этому учу и, надеюсь, не безуспешно, своих детей и близких.

— Богатство, богатство, а как же простой человек, у которого его нет и не будет? — Патриция с нескрываемым раздражением смотрела на свою соперницу, собираясь все же с ней вступить в неравную борьбу.

— Каждому по его возможностям. Что умеешь в этой жизни, тем и живи. И как я ни богата, я не могу простить Джону убыток в четыреста тридцать марок.

— Я тебе их верну, ты просто жадная тварь, — рассвирепел Джон Фархшем.

Патриция с обожанием взглянула опять на своего Джонни и всхлипнула:

— Конечно вернешь, милый, я продам свой страховой полис и дам тебе деньги.

— И вы готовы подтвердить это письменно, мисс Смат? — Стэфани была всегда очень серьезной, когда дело касалось денежных отношений.

— Готова.

— При поверенном?

— Хоть сейчас.

— А он согласен?

— Джон Фархшем уже готов был принять боксерскую стойку, но присутствие Патриции его сдерживало и как-то умиротворяло, но слова были злыми:

— Да постыдись хоть людей, свинья ненасытная! Ты сама во всем виновата!

— Я?!

— Ты, ты!

— В чем же?

— Кто заставил тебя продавать льва за тридцать долларов, он же стоил двести!

Адвокат всех слушал внимательно, но как только перепалка становилась угрожающей, старался ее остановить, усмирить и разговор направить в другое русло. Вот и сейчас, он постучал карандашиком по столу:

— Не будем уклоняться в сторону, господа!

— В сторону от чего? — настороженно обратилась к нему Стэфани, изучая своего поверенного любопытным взглядом — кого же он поддерживает — ее или своего друга? Чью сторону он собирается поддержать?

— От того, что вы можете, если захотите получить развод без проблем.

— Нет, я не хочу.

— Не хотите?!

— Не хочешь?!

— Да, не хочу! Вы думаете я позволю трепать свое имя по судам и печатать в газетах свой портрет рядом с портретом этой твари? Позволю, чтобы каждая паршивая газетка перепевала историю о том, как я опять потеряла голову и влюбилась? Мне стыдно даже своих детей, но они меня понимают.

— Всегда?

— Теперь.

— Почему теперь?

— Просто они уже достаточно взрослые, и у них тоже наступает пора испытаний и ошибок. Я много делала ошибок, но я умела работать над ними и хорошо их исправлять, никогда не падая духом. Я всегда руководствовалась чувством собственного достоинства, умом — это мне помогало. Ошибалась я только там, где был зов пола.

— Мы опять ушли от темы.

— Хорошо, хорошо! Кроме того, замужем быть почтенно, удобно, и есть какая-то защищенность. Это отпугивает ненужных мужчин. Это дает мне свободу, которой не было бы, будь я одинока. Я привыкла быть замужем, иметь мужа. Нет, я решительно не намерена разводиться с Джоном Фархшемом. Во всяком случае, до тех пор, пока не найду ему замену, которая мне подойдет.

— Это ваше твердое слово?

— Да.

— На сегодняшний день?

— Возможно.

Патриция, выдержав этот диалог, окрепла, приосанилась и не собиралась молчать.

— Вы все равно не можете с ним развестись без его согласия, мадам. Джонни слишком джентльмен, чтобы напоминать вам об этом.

— В вашем понимании, милочка.

— Не только. Но вы отлично знаете, что ваше собственное поведение не таково, что суд и огласка были бы вам на пользу.

— За меня вам не надо беспокоиться, я о себе позабочусь сама.

— Я и не беспокоюсь.

— Помолчите!

— Молчу.

— Джон был не первый мужчина, которого я полюбила, надеюсь и не последний. К сожалению, я всегда в мужчинах искала не только деловые достоинства, а влюблялась еще и в мужские достоинства.

— Мадам Фархшем…

— Понимаю. Перехожу к деловым вопросам. Юридических сложностей для людей с деньгами не существует. Впрочем, все это не имеет существенного значения для меня. Поскольку Фархшем не может позволить себе развестись со мной, а я не намерена разводиться с ним, вопрос о разводе не стоит. Который час?

— Честное слово, Стэфи, ты могла бы купить себе наручные часики. Сколько раз я тебе говорил об этом, не жадничай даже по таким мелочам.

— Зачем мне тратиться на часы, когда они есть у каждого и я всегда могу спросить, который час. Я не ношу часов с тех пор, как потеряла ключик от отцовских часов. Они от Буре, а теперь это очень большая ценность.

— Сейчас десять минут первого, — быстро взглянув на наручные часики, ответила Патриция, потом спрятала руку с часиками, которые были явно подарком Джона Фархшема.

— Боже мой, я опоздала на урок! Какая досада! — забеспокоилась Стэфани.

— Да, урок!

— Чему ты еще можешь учиться? — по лицу Джона было видно, что он неподдельно удивлен, эта женщина его удивляла чем-нибудь каждый день, и привыкнуть к этому было невозможно, так и чувства к ней не могли перейти в привычку, как это бывает с большинством супружеских пар.

— Японской борьбе.

— Борьбе… японской?

— Вот так, милый, когда ты в следующий раз решишь позабавиться любимым спортом, избивая жену, остерегайся сюрприза.

— Ты вечный сюрприз, Стэфи.

— Господин поверенный, зачем это я приходила к вам? — беззаботно обратилась Стэфани к Джулиусу Сэдверборгу.

— Вы собирались…

— Ах, да-да, что-то связанное с этим типом, — она без злобы взглянула на Джона.

— Вы хотели дать мне инструкции по составлению завещания и еще…

Джон Фархшем, все еще не скрывая удивления, смотрел на Стэфани, отвечая Джулиусу Сэдверборгу:

— Она составляет новые завещания всякий раз, как только выйдет из себя. Дорогой друг, это для вас выгодное дельце.

— Замолчи, Джон!

— Я только это и делаю!

— Ты забываешь…

— Ничего я не забываю!

— Ты забываешь, что положение моего супруга обязывает тебя держаться с достоинством!

— Ты знаешь, что это такое?

— Полагаю! Господин Сэдверборг, я переменила решение относительно завещания.

— Вот и хорошо, — Джулиус опять постарался скрыть промелькнувшую у него в глазах улыбку Джоконды.

Стэфани, естественно, ее заметила и не преминула поставить его на место:

— Я постараюсь забыть о вашей попытке отравить меня.

— Отравить?!

— Вы забыли о рецепте?

— Нет, благодарю вас.

— Сколько я должна вам за эту бесплодную консультацию?

— Тридцать шиллингов, четыре пенса, с вашего позволения, миссис Фархшем.

— Я никогда не ношу с собой денег…

— Все это знают, дорогая…

— Я же сказала тебе, Джонни, помолчи. Эндрюс, ты не одолжишь мне этот мизер?

— Разумеется, уважаемая…

— Нет, погодите, уважаемый Блэкфорд. Мистер Сэдверборг, будьте лучше нашим семейным поверенным в делах и пришлите счет в конце года.

— Разумеется, мадам.

Но Джон Фархшем не собирался замолчать, он как раз разговорился, к нему вернулось чувство юмора, и он не собирался его подавлять.

— Не забудьте, уважаемый господин поверенный, семейный поверенный, приложить к счету судебную повестку, иначе плакали ваши денежки.

— Я согласен, миссис Фархшем.

— А насчет повестки — это просто мера предосторожности, чтобы не уплатить по одному счету дважды.