В погоне за счастьем

И вот, распластанная на кровати, я снова услышала голос брата, эхом пронесшийся в голове. «Забудь его, — не раз повторял он мне в тот первый год, когда я особенно сильно страдала по Джеку. — Он ничтожество».

Так же ясно я помнила ту ужасную встречу в баре отеля «Сент-Моритц» — когда Эрик явился пьяным и вел себя настолько вызывающе, что Джек плеснул ему в лицо коктейлем.

Они всегда ненавидели друг друга… хотя оба и отрицали это. Когда федералы прижали Джека, требуя назвать имя коммуниста, не пришла ли ему в голову мысль: теперь я наконец поквитаюсь с этим сукиным сыном?

Впрочем, теперь все эти рассуждения были бессмысленны. Потому что отныне я твердо знала: больше никогда в жизни у меня не будет ничего общего с Джеком Малоуном.

Зазвонил телефон. Я проигнорировала звонок, Через час доставили цветы. Я отказалась принимать их, наказав курьеру отнести их на ближайшую помойку. Ближе к вечеру пришла телеграмма, Я порвала ее, даже не вскрыв. В шесть часов раздался звонок в дверь. Звонили в течение пятнадцати минут. Когда наконец все смолкло, я выждала еще пятнадцать минут, выглянула из двери и проскользнула в подъезд. У двери подъезда лежал конверт. Я подняла его. Узнала почерк на конверте. Вернулась к себе и выбросила письмо в мусорное ведро. Потом надела плащ, подхватила пишущую машинку и чемодан, который собрала чуть раньше. Я закрыла за собой дверь и поплелась со своим багажом к выходу.

На улице меня поджидал Джек — сгорбившийся, бледный, потерянный, промокший от дождя.

Уходи, — прокричала я.

Он с тревогой оглядел мой багаж:

Что ты делаешь?

Уезжаю.

Куда?

Тебя это не касается, — сказала я, спускаясь по лестнице.

Пожалуйста, не уезжай…

Я промолчала. Свернула направо, к Вест-Энд-авеню. Он шел за мной следом.

Ты не можешь уехать. Ты для меня — всё.

Я шла, не останавливаясь.

Я сойду с ума, если ты уедешь.

Я продолжала идти. Он вдруг забежал вперед. и бросился передо мной на колени:

Ты — любовь всей моей жизни.

Я посмотрела на него сверху вниз. В моем взгляде не было ни злости, ни жалости. Скорее полное равнодушие.

Нет, — тихо сказала я. — Любовь твоей жизни — ты.

Он ухватился за подол моего плаща и не отпускал его.

Сара, дорогая… — произнес он. По его щекам текли слезы.

Прошу, уйди с дороги, Джек. Он крепче вцепился в подол.

Нет, — сказал он. — Я не уйду, пока ты не выслушаешь меня.

Я ухожу, Джек.

Я попыталась сдвинуться с места. Он крепко держал меня.

Джек, все кончено.

Не говори так.

Все кончено.

Ты должна выслушать меня.

Все кончено. А теперь отпусти…

Меня перебил чей-то голос:

Что, проблема, леди?

Я обернулась. К нам приближался коп.

Спросите у него, — кивнула я на Джека, все еще стоявшего на коленях.

Коп посмотрел на него с нескрываемым изумлением.

В чем дело, приятель? — спросил он.

Джек отпустил мой плащ.

Все нормально, — сказал он. — Я просто…

Со стороны это выглядит так, будто ты вымаливаешь прощение, — сказал коп.

Джек молчал, уставившись на мостовую. Коп повернулся ко мне:

Он вас побеспокоил?

Я просто хотела сесть в такси. Видимо, он решил мне помешать.

Ну что, позволишь ей сесть в такси, приятель?

Джек поколебался, потом медленно кивнул головой.

Вот и хорошо. А теперь давай-ка вставай и садись вон туда, на скамейку. Жди, пока я посажу эту леди в такси. Надеюсь, ты будешь умником?

Джек поднялся, отошел к соседнему дому и сел на ступеньки. Вид у него был пристыженный. Коп подхватил мои пожитки и проводил меня до угла 77-й улицы и Вест-Энд-авеню. Он поднял руку. Гут же остановилось такси. Водитель вышел из машины и погрузил мои вещи в багажник.

Спасибо вам, — поблагодарила я копа.

Нет проблем. Этот парень, надеюсь, не причинил вам вреда?

Ничего криминального, если вы это имеете в виду.

Ну тогда ладно. Счастливого пути, куда бы вы ни ехали. Я пару минут присмотрю за этим влюбленным, чтобы он не бросился за вами в погоню.

Я села в машину. Назвала таксисту адрес: Пенсильванский вокзал. Мы влились в поток транспорта. Я оглянулась и увидела Джека, который все еще сидел на ступеньках, сотрясаясь от рыданий.

На Пенсильванском вокзале я забрала билет, который забронировала еще сегодня днем, и наняла носильщика, чтобы он доставил мой багаж в спальный вагон ночного поезда на Бостон. Я доплатила за одноместное купе. Сегодня мне, как никогда, нужно было побыть одной. Как только я устроилась, в дверь постучал проводник Я сказала ему, что ужинать не буду, но двойное виски с содовой не помешает. Я переоделась в ночную сорочку и халат. Расстелила постель. Вернулся проводник с моим виски. Я стала пить медленными глотками. Пару раз стакан начинал дрожать в моей руке. Я допила виски и легла в постель. Погасила свет. Поезд тронулся. Я провалилась в сон.

Проснулась я опять от стука в дверь. Вошел проводник, с тостами и кофе. Через полчаса поезд прибывал в Бостон. Рассвет уже окрасил ночное небо. Я сидела на кровати, потягивая кофе, наблюдая за тем, как просыпается за окном Новая Англия. Я спала глубоко, без сновидений. На душе было грустно. Но слез не было. Я приняла твердое решение, и в сердце не осталось прежней сентиментальности. Было утро. Стучали колеса. И кофе был вполне сносным.

В Бостоне я сделала пересадку. К полудню я прибыла в Брансуик, штат Мэн. Как и договаривались, Рут Рейнолдс встречала меня на станции. Прошло пять лет с тех пор, как я сбежала в Мэн весной 1946 года, спасаясь от депрессии, охватившей меня после исчезновения Джека. Вчера днем, когда я почувствовала, что снова дошла до ручки, мне пришло в голову, что единственный выход — это уехать из города, исчезнуть бесследно хотя бы на время. Если бы я осталась на Манхэттене, Джек продолжал бы бомбардировать меня телефонными звонками, букетами, телеграммами, ночными визитами. Но прежде всего мне хотелось сбежать как можно дальше от этих «черных списков», Эн-би-си, «Субботы/Воскресенья», Уолтера Винчелла и прочих болезненных воспоминаний, связанных с Манхэттеном. Как только решение созрело в моей голове, я пролистала записную книжку и нашла телефон Рут Рейнолдс. Она сразу узнала меня («Боже, я ведь фанатка твоей колонки! Почему ты больше не пишешь?»). И к счастью, была пара летних домиков, которые сдавались в аренду. Так что можно было заселиться прямо с завтрашнего дня.

Я тут же забронировала билет на первый отходящий поезд, собрала чемодан и сбежала… оставив Джека в слезах, на скамейке. И вот я снова в Мэне. В медвежьих объятиях Рут Рейнолдс

О, да ты прекрасно выглядишь, — соврала она.

Ты тоже, — сказала я, хотя и поморщилась, увидев ее на платформе. За эти годы она прибавила не меньше тридцати фунтов.

Не надо мне льстить, — сказала она. — Я стала еще толще.

Не выдумывай.

Ты замечательная девушка, Сара, но отчаянная лгунья.

Мы выехали из Брансуика и двинулись на север, в сторону Бата.

Ну… и каково это, ощущать себя звездой журналистики? — спросила она.

Вряд ли меня можно назвать звездой. Как бы то ни было, я сейчас в творческом отпуске.

И поэтому ты решила вернуться в Мэн?

Да, — солгала я. — Есть кое-какие наброски, хочу переложить их на бумагу.

Что ж, ты выбрала идеальное место для спокойного творчества, Боюсь только, я не смогу предложить тебе твой прежний коттедж, поскольку Дэниелсы продали его два года тому назад. Ты с ними еще общаешься?

Я покачала головой.

Как бы то ни было, я подыскала тебе очень симпатичный домик. И там есть лишняя спальня, на случай если к тебе приедут госта… или брат навестит.

Я напряглась. От Рут это не ускользнуло.

Что-то случилось? — спросила она.

Нет, — ответила я, поскольку поклялась себе молчать обо всем, что произошло в последние месяцы.

Как поживает твой брат?

Замечательно.

Рада слышать.

Остаток пути мы болтали о всяких пустяках. Въехав в Ват, мы свернули на втомагистраль 209 и вскоре остановились у супермаркета в деревеньке Виннеганс, чтобы закупить продукты. Потом продолжили путь по двухколейной дороге, которая извивалась по всему полуострову и обрывалась у Попхэм-Бич. Пляж, как всегда, выглядел пустынным.