Потерян в тебе (СИ)

Крупные слезы скатываются по щекам мальчика, пока он наблюдает за тем, как этот зверь избивает мать. Вновь.

— Ты ведь обещал… — рыдает он громче, прикрывая в ужасе глаза.

— Пожалуйста, обещай, что вырастешь хорошим человеком. Не будешь таким, как твой отец, солнышко. Клянись, — просит мать, целуя сына в макушку и прижимая его кудрявую головку к своей груди.

— Я…я…не-е бу-уду таким, — сквозь слезы выдавливает ребенок, поднимая на мать бездонные глаза цвета неба. Поправляет пластырь на ее щеке, скрывающий еще не зажившую безобразную ссадину.

— Я знаю, знаю, прости, прости, — она бездумно целует его в лоб, щеки, курносый носик, — ты не превратишься в монстра. Мой мальчик, никогда не причиняй боль тем, кто дорог тебе. Кто любит тебя, никогда не заставляй их страдать, как это делал папа. Хорошо?

Он с волнением слушает мать, даже, кажется, почти не дышит.

— Обещаешь? — настаивает девушка, тиская своего малыша за пухлые щеки.

Маленький Джагхед кивает, утыкаясь носом в волосы мамы и вдыхая сладковатый запах ее духов. Успокаивает. Только вот странный грязный бинт на ее запястье, окрашенный в красный, его пугает. Но мамочка сказала, что случайно порезалась и скоро заживет. Мамочка же не врет? …

«Ты такой же. Такой же ужасный. Ты не заслуживаешь любви к себе. Не заслуживаешь сострадания…» — раздается в голове противный голос.

— Заткнись! Я знаю… Знаю… — сжимает зубы до скрипа парень, борясь сам с собой.

Он поселяется в старом притоне. Старые полуобрушенные стены, оплетенные грязной паутиной. Запачканный бетонный пол. Пара серых колонн, по которым ползают пауки. Зрелище гадкое, от такого кровь в жилах стынет. Но не у него. Здесь тихо. Как раньше. Только пусто. К лучшему. Здесь его не потревожат.

— Привет, вижу, тебе херово, — просипел какой-то худощавый парень, предлагая ему порошок. — Будешь?

— Я не употребляю, — нахмурился мальчишка, а затем задумался, смотря на протянутый сверток. Его Джейн больше не было в живых. Что ему терять? Эти гребаные копы не разрешают ему ночевать на могиле любимой. Считают, вандализм. Чепуха несусветная. Он хочет лежать щекой на сырой земле. Хотя бы ближе к ее неживому телу. Хотя бы ближе…

— Пацан, полегчает. Я тебе гарантирую. У меня родители в автокатастрофе разбились, я неделю выл и на стены лез. Сейчас стало проще. Это не лекарство, не спасет, но облегчит твои страдания. Отвечаю. Попробуй, — он буквально впихнул легкий наркотик под нос запутавшемуся в жизни парню. Он был настолько разбит, что цеплялся за любую возможность немного ослабить внутреннюю боль. Поэтому принял. Легче действительно стало. Но лишь на время. От дозы до дозы. Перешло в зависимость.

В воздухе витает дурманящий запах легких наркотиков. Соблазн слишком велик для бывшего наркомана.

— Вот кем я был. Всего лишь безнадежный наркоман. Как я мог забыть, — Джагхед задирает рукав рубашки, обнажая проступающие вены. Старые шрамы все еще были высечены на коже. Он помнил каждое прикосновение ледяной иглы. Каждый ядовитый укол, после которого наступал кайф. Помогло тогда. Может, поможет и сейчас?

Картины его прежней жизни отравляют каждый миг.

«Это то, чего я заслуживаю. Почему я дал себе вторую надежду? Зачем? Зачем все это? Раньше страдал лишь я. Но теперь испоганил жизнь невинного ангела. Элизабет по моей вине столько дерьма пережила… Предатель… Правильно сделала, что уехала. Спаслась. Чудовище не станет принцем. Это не сказка. Последний лепесток упадет с розы, и зверь навсегда останется в своем обличье. Чудес не бывает. Я не должен был… Не должен был верить. Почему я это сделал? Как же сильно я люблю тебя, Элизабет. Уходя, ты забрала мое сердце с собой. Оставив лишь следы. Сейчас оно бродит потерянное и раненное. Не находя себе места. Где ты сейчас? Я не могу без тебя, блядь, просто не могу. Думаешь ли ты обо мне? Ты спасла меня, помнишь? Вытащила из бездны. А теперь я погряз еще глубже.

Если бы мог повернуть время вспять, то обошел бы тебя стороной. Не преследовал бы. Не поцеловал бы. Не привязал бы к себе. Хотя, это ложь. Я бы повторил нашу историю. Снова. Тысячу раз. Только тебя больше нет. А я снова тону в этом беспросветном мраке. Неужели я тебя больше никогда не увижу? Как же, блядь, плохо мне. Джеллибин, свет мой, прости. Я подвел тебя. Подвел вас всех».

Шарит по карману джинсов, выуживая оттуда помятый драгоценный листок. Читает в который раз письмо. Вызубренные наизусть строки разбиваются о стены грязного притона. Больно. Сможет ли он когда-нибудь снова жить? Уставшие крылья сломлены.

«Пусть это письмо не уничтожит тебя. Пусть поведет по пути исправления.». Пусть. Игла входит в вену глубоко. Как же хорошо. Джагхед вводит шприц увереннее. Давно забытые ощущения. Он чувствует теплоту, необычное наслаждение и никак не передаваемую эйфорию. Как же легко. Он будто бы летит. Порхает ввысь. Чудесно. И в этом новом мире он всесилен. Никто не посмеет назвать его жалким, он не больной. Не псих. Не наркоман. Не предатель. Здесь он может быть собой. Его не ненавидят. Не обвиняют. Невероятно прекрасно. Как в сказке.

Это ложь, открой глаза. Пока не стало слишком поздно. Ты лежишь на гребаном цементе и вводишь в свою кровь блядский наркотик. Открой глаза, Джагхед.

Он возвратился туда снова. В мир несбыточных иллюзий и наркотического бреда. Мир, который завлекал своей обманчивой красотой и доступностью. Мир, который вел к смерти. Он не мог и не хотел останавливаться. Поздно.

— Прекрасно. Здесь так прекрасно. Здесь я не один, — умиротворенно закрывает глаза, блаженно улыбаясь. Если не никотин, то героин его убьет. А он не против умереть.

В эйфории так хорошо. Рядом есть все люди, которых он потерял. Даже мама гладит по голове и поет, как раньше. В далеком и стертом временем детстве. Поет нежно, ласково перебирает его волосы длинными пальцами.

И отец такой добрый. Не бьет его. Только обнимает мать со спины. Джагхед расплывается в улыбке, оставляя их, и выходит через стеклянную дверь в сад.

О, здесь его любимое место. Небольшой тихий пруд. На берегу блестит рыжая макушка. Его Джейн. Живая, веселая, от нее веет привычной свежестью. Тянет к нему руки. Обнимает.

Внезапно слышит голос Бетти. Она зовет его. Отпускает Джейн. Идет на звук.

— Ты изменник! Ты… держись от меня подальше! — крик разрывает его барабанные перепонки, и Джагхед, закрыв уши руками, убегает прочь. Долго бежит. Останавливается, запыхавшись, когда в животе колет. Сад. Красивое дерево. Даже цветет. Вишня? Точно. Красные ягоды. Невольно тянет руку к одной, как вдруг ветви сплетаются вокруг его тела. Окружают. Сад превращается в пустырь с монстрами. Дерево душит, оплетает ветками-руками и сдавливает горло. Он шипит. Кричит. Умоляет о помощи. Но Бетти смеется. Громко. А потом светлая мать протягивает к нему теплую руку.

— Спаси… — умоляет он, пытаясь дотянуться до нее. Не выходит.

— Спаси себя сам, — нежный голос полон непомерной грусти, от которого ему зарыдать в голос хочется. Плачет. Щеки жгут горькие слезы. Как ему спастись? Тут так холодно. Глаза монстра-дерева победно сверкают. Пытается выбраться. Дергает руками. Ногами. Намертво. Выхода нет. Смерть?

И вдруг все заканчивается. Утопает в мраке. Ядовитая чернь поглощает сначала отца, затем мать, а в конце его луч света. Проснись, Джагхед. Мамы давно нет. Джейн мертва. Их нет. Твой отец предал тебя. Любимая девушка оставила после того, как ты ей изменил. Встань, парень. Встань, наконец, и сделай что-то со своей дерьмовой жизнью. Встань, предприми хоть что-то. Встань, парень.

Встает. Набирает новую дозу наркотика. Лучше умереть в сладкой агонии. Рядом с ними. Теми, кому он нужен. Проходит не так много времени, с тех пор, как мрак его окутал, и вот. Мать снова рядом. Джагхед кладет голову на ее колени. Просит спеть. Но она молчит. Лишь закрывает глаза, и по ее щеке скатывается одинокая слеза.

— Почему ты плачешь? — обеспокоенно спрашивает Джагхед, охватывая любимое лицо ладонями.