Домашний и дикий (СИ)

Дайме выглянул в коридор, опасаясь, как бы злой принц снова не оказался здесь и не начал драть его за уши. В ванной комнате горел свет и звучали голоса Линчи и местного человека. Дайме поспешил к ним.

Линчи сидел на краю ванной, опустив в нее хвост, а человек стоял рядом и возился с его ушами.

Дайме замер на пороге, почувствовав вдруг, как кровь отхлынула от головы, а сердце словно сжало когтистой твердой лапой. В ванной стоял резкий запах, и Дайме подумал, что так, наверное, пахнет разврат. Линчи скосил на него зеленый глаз и подмигнул, а в это время человек, ничего не замечая, склонился над ним и понюхал уши.

И от этой бесстыдной сцены кровь болезненной волной бросилась обратно в голову Дайме, он с шипением подскочил и бросился на человека, роняя того в едва заполненную ванну.

— Не смей, не смей его трогать! — слова вырывались из горла пронзительным мявом и рычанием, а человек барахтался и вопил, пытаясь отшвырнуть от себя Дайме:

— Отцепись, бешеный!

— Гадище! — завывал Дайме, цеплялся и напрыгивал снова, когда его отбрасывали.

Ему отчаянно хотелось разорвать человека на клочки, но ничего не получалось, а потом его перехватил Линчи и сжал как в тисках, хихикая:

— Ты чего взбесился, мурри?

— Предатель, — всхлипнул Дайме, — зачем ты позволял ему нюхать свои уши.

— Ты нюхал мои уши? — якобы возмутился Линчи.

— Психи! — рявкнул выбравшийся человек и хлопнул дверью, уходя.

На полу остались мокрые лужи.

Выйдя через полчаса из ванной, Дайме прокрался в гостиную и остановился перед закутавшимся в одеяло человеком, виновато помахивая хвостом:

— Прости… человек. Сам не знаю, что на меня нашло.

Человек оторвался от визора и посмотрел на него, сжимая губы в тонкую линию.

— Нашел перед кем извиняться, перед рабом, — фыркнул подошедший Линчи.

Человек опять стал красный:

— Я раб только Райне-принца, Линчи-убийца, — сказал он почему-то на нечьем. Слова у него получались неловкими и грубыми, и Дайме сморщился, ему самому стало как-будто неловко — и от того, что Линчи такой наглый, и от того, что человек такой жалкий.

— Раб всегда остается рабом, — заявил Линчи, усаживаясь на второй диван, и показал человеку язык, свернутый трубочкой.

— Перестань, — попросил его Дайме, устраиваясь рядом.

Некоторое время они в полном молчании смотрели визор. Сначала там показывали звезды и человеческие корабли среди них, и Дайме мечтательно щурился, обнимая своего мужа… мурри, ставшего теперь совсем белым. А потом по визору начали показывать скучных болтающих людей, и Дайме задремал.

А проснулся, услышав имя своего мертвого человека. Он посмотрел на экран и вздрогнул от знакомой сцены. “Кровавая баня в мире высокой политики”, ползла ярко-алая надпись. Кадры сменялись — вот Дайме держится за руку своего человека на каком-то приеме. “Коты-оборотни”. Дайме улыбается и шевелит хвостом, сидя рядом со своим человеком на курорте. “Цивилизованные домашние неки оборачиваются кровожадными чудовищами”. Портрет растопырившего покрашенные уши Линчи. “Призрак-убийца”.

— Ужас, — прошептал Дайме.

— А скажи, Дайме, — вдруг обратился к нему человек, — твой муж с тобой хорошо обращался? Не часто наказывал?

— Хорошо, — грустно вздохнул Дайме, — только иногда тапком лупил.

Линчи ощутимо напрягся.

— А сексом занимался с тобой, когда ты не хотел? — лживо улыбнулся человек и быстро взглянул на Линчи.

— Я никогда не хотел, — сердито ответил Дайме и тоже покосился на Линчи. Тот смотрел прямо перед собой, гневно раздувая ноздри и прижимая уши, хвост его стучал по дивану.

Что еще человек за гадость замыслил? Дайме тоже застучал хвостом.

— А сколько тебе лет было, когда тебя замуж отдали? — спросил человек, кривя губы.

— Одиннадцать, как всем, — зашипел Дайме. — А что?

— О, совершенно ничего особенного, — гадко заухмылялся человек. — Бедный котенок, продали жирному старикану в детстве. Насиловали и наказывали за малейшую провинность, небось? Как раба.

Линчи низко зарычал.

— Это неправда! — вскочил Дайме. — Я не был рабом! Я был уважаемым цивилизованным неком! У меня было полно друзей в неко-колледже! Большой дом и много слуг, мечтающих мне угодить! Вся твоя квартира могла поместиться в моей гардеробной! Когда я устраивал своим куклам свадьбы, то посыпал их жемчугом и бриллиантами вместо риса!

— Конечно-конечно, кто же спорит, — засмеялся человек, поднимая руки, и снова посмотрел на Линчи.

Тот сорвался и убежал на кухню.

Дайме удивленно замер. Что это значит? Почему смеется человек и сердится Линчи? Может, Линчи расстроился, что теперь у них нет всего этого богатства, и им придется быть слугами имперских нек?

Дайме осторожно пробрался на кухню. Линчи рылся в холодильнике, раскидывая продукты.

— Линчи… — сказал Дайме, — я не жалею, что это все потерял. Зато теперь мы принадлежим только друг другу. А ты… ты не жалеешь?

Линчи посмотрел на него поверх дверцы холодильника. Глаза его горели в полутьме.

— Я не жалею. Я надеюсь, что в один прекрасный день разорву всех захватчиков вот этими самыми лапами, — прошипел он.

“Каких захватчиков”, — хотел было спросить Дайме, но не решился. В общем-то он догадывался, что Линчи говорил о людях, и не хотел злить его этой явно чувствительной темой.

Вместо этого он тоже заглянул в холодильник и стянул оттуда палку колбаски. Разломил ее на две половины и протянул одну Линчи. И Линчи смягчился от колбаски, забыл о людях и почесал его за ухом.

***

Линчи все гадал, через какие ворота им будет дозволено войти во дворец имперского нечьего клана. Вот бы через Южные — как сам император. У Линчи даже хвост распушился от такой дерзкой мечты. Может быть, через Западные? Или через Восточные, они с Дайме все же члены клана теперь, хоть и младшие слуги. Но, увы — Мейсон провел их через неприметную калитку, мимо хозяйственных построек, и Линчи не заметил даже, как они оказались по ту сторону красной стены — на территории дворца. Было радостно и немного страшно, как перед прыжком с моста в реку. Куда, интересно, его определят? Вот бы на кухню, распорядителем, или в охрану. А Дайме мог бы подбирать наряды и расчесывать хвосты высокородным особам, он же любит это дело.

Мейсон привел их в одну из комнат в покоях Райне-принца. Самого принца там не было, поэтому они уселись на высокие жесткие стулья — ждать.

— Тут почти все как у нас… как в поместье, — сказал Дайме.

Линчи осмотрелся вокруг: затянутые тканью окна и стены, завитушки на мебели и ненужные вещи, небрежно расставленные там и сям.

— И правда, похоже.

— Покойный господин посланник был тонкий ценитель местного колорита, — усмехнулся Мейсон. — Некоторых предметов заказывал точные копии. Вот, например, ритуальный столик, который в императорской малой спальне — у нашего посланника точно такой был. А знаете, зачем этот столик?

— Для божественного рождения нечат, — благоговейно сказал Линчи.

— Правильно. А как думаете, неков резал на нем господин посланник?

— Никого он не резал, — разозлился Дайме. Опять человека защищал. — И что еще за божественные нечата, у нас обычные у всех рождались.

— Божественные только в императорской семье родятся, — объяснил Линчи. — Они не из задницы, как все неки, а через разрез в животе выходят, — он склонился к уху Дайме и зашептал: — Вроде бы принцы сами себе животы режут и достают нечат. Но я не верю, что сами.

— И много у цивилизованных неков нечат рождалось? — заинтересовался Мейсон. — Сколько у тебя было братьев?

Но Дайме не успел ответить. Двери распахнулись, и белый нек в накидке церемонно пригласил их в кабинет принца.