Нотами под кожу (СИ)

Не думал я в детстве, что полюблю петь, да и не хотел я этого никогда. Я вообще в художественное училище планировал пикировать, а после на дизайнера и работать где-нибудь тихо себе и мирно. Приходить вечером и писать в нашем с братом блоге, помогать ему с эскизами для тату, он так это любил, а я со временем влился и примерил его мечту на себя. Попробовал — понравилось. По итогу: у меня тату-салон, только вот брата нет… но я исполнил его мечту, нашу мечту.

Так вот, петь я начал, кстати, спонтанно. Макс еще в школе подбивал своих друзей группу слепить — слепили. Вокалиста не было и клавишника. Тот на меня присел, плотно так, клешнями вцепился. Говорит, голос у тебя уж больно крутой, ты попробуй, не понравится — заставлять не стану. Как знал, сука, что понравится мне. Начинал я комично: то тупо кричал, то пробовал подвывать, веселил, в общем, ребят. Хохотали те знатно на репетициях. Да вот за пару месяцков выдрессировали меня. Нашел я золотую середину между воплем и ором. Тексты вместе строчили, сидя у Макса. Кучу музыки слушали, что-то сами писали, что-то заимствовали и переделывали, свое добавляли. Втянулись и в выпускном классе впервые, так сказать, на люди вышли. Отец Максима — немалая шишка местного масштаба, договорился нас в клуб запереть на вечер, мол, если народ клюнет, если качнете, то начнем дальше думать; качнули — мягко сказано.

И то ли случайно, то ли подстроил кто из родителей парниш наших, на вечеринке той продюсер наш теперешний оказался. Тот впал в глубокую печаль и искал тех, кто вдохновит его, короче, нужна ему была группа; дуэт, квартет — похер, чтобы работать. Ну и понравились мы ему. Веселые, заводные, молодые. Отличный материал, чтобы звезд лепить.

Взялся он за нас конкретно. Вложился, мама не горюй. Я при виде клавиш, на которых играть буду, чуть не кончил. Они стоили баснословные бабки! Ну, для меня, мальца на тот момент. Короче, мы все в такой эйфории были, что абсолютно не вякали из-за того, что он гонял нас, как коз сидоровых. Чуть ли не сутками играли, что-то записывали, что-то отсеивали, каверы делали. Я голос срывал не раз, однажды даже слишком серьезный срыв был, с месяц говорить вообще практически запретили. Гадостью какой-то пичкали меня, и связки каждодневно платные врачи осматривали. Продюсер было отчаялся, что я не восстановлюсь — восстановился, и погнали мы дальше. Принял нас народ очень бурно. То ли репертуар у нас что надо, то ли мы берем драйвом, сложно сказать. Но первый же альбом стал бомбой, и на наши концерты расходились все до последнего билеты. Пусть нам и не так много лет, но у нас уже третий диск готов к выходу, им как раз и занимаемся сейчас. Проколесили мы немало: всю страну, даже в Америкосии и Китае были. Народ там нас не понимал, но танцевал и прикрикивал весьма и весьма.

Чет снова меня на воспоминания потянуло. Грустно, устал я. Расклеился малость, но ничего, через две недельки концерт у нас тут, местных будем веселить, так что я в норму быстро приду с графиком репетиций и так далее.

Поспать мне посчастливилось часика четыре, не более, потому сейчас на меня в зеркале смотрело опухшее существо, сонное и злое на весь мир. Контрастный душ отрезвил. Две чашки кофе прогнали кровь по венам, разгорячили, пробудили. А когда я оказываюсь на улице, вообще становлюсь как стеклышко. Всю дорогу до универа курю, присвистываю под музыку, улыбаюсь и припеваю моментами. Я уже, если честно, привык, как обычный смертный пешком двигаться. Машины у меня нет, есть байк, но не по такой же погоде на нем ездить? Да и не в учебное заведение, уж точно, там половина контингента — завистливое быдло, не хватало, чтобы они моего красавца повредили.

Прихожу к началу впритык, сажусь на свободное место. Мне совершенно фиолетово: где, перед кем или с кем сидеть. Усевшись, опять наушник в ухо и, чуть дергаясь в такт музыки, делаю вид, что пишу. На самом деле я рисую эскиз. Вот навеялось. Типичная карикатура — злобная рожа с диким оскалом. Люблю такие штуки, если когда-то и набью себе что-то, то это определенно будет в подобном стиле. Увлекаюсь работой, полностью погружаясь в процесс. Хорошо, что никто не мешает. А знаете, в учебе есть и плюсы. Дома меня или лень берет, или тупо времени нет, чтобы заняться новыми набросками. А надо бы расширять, так сказать, ассортимент.

Выходит довольно интересно, остаются последние штрихи, как в мое плечо прилетает удар. Не то чтобы мне больно, удар достаточно нежный, я бы сказал, но, блять, я из-за этой падали рисунок испортил, сильно писанув ручкой, отчего листок прорвался и скомкался. Сука…

Поворачиваюсь, мечтая убить взглядом сзади сидящего, а там тот самый блондин, оказывается, с весьма недовольной харей. Да что ж мне так везет-то, а? Куда, блять, не ткнись, везде он. То парты соседние, то он за мной, то передо мной, пялится еще, сволочь, постоянно, от чего кожа буквально зудит. Вот на остальных похуй, а он подбешивает. Не проходит и пары минут, как тот между лопаток гораздо сильнее бьет, что за нах, господа? Это меня уже не просто раздражает, это очень злит, хочется свернуть ему шею, но я делаю до безразличия похуестическое лицо. А зачем мне лишнее дерьмо? И так проблем более чем достаточно.

Только вот моего, так сказать, терпеливого молчания не оценил он. После пары меня выталкивают на улицу, ну как выталкивают, вежливо окружают, и по взгляду становится ясно, что уж точно не разговаривать о насущном они будут со мной. Позвонить я успеваю, точнее, набираю номер, и телефон выскальзывает из ладони вглубь кармана, когда мне резко заламывают руки. Похоже, я попал. Надеюсь, без переломов, все же концерт через две недели, а со сломанной челюстью или конечностью я буду вряд ли способен что-либо сделать на сцене. Синяки-то грим спрячет.

Держу лицо. Ухмыляюсь, глядя презренно на Тихона, а что, мне, может, умолять его, чтобы отпустили? Не на того нарвались, я и звука не издам. Унижаться и просить пощады — точно не мой удел. Я выдрессирован в этом смысле не без помощи папаши, который был не особо мягок, прибегая к рукоприкладству. С пощечины все началось, а после пошли в ход более болезненные удары. Не по лицу? Ой, ну спасибо, братцы, хотя бы челюсть в порядке будет, остальное приложится.

Удар в бедро самый болезненный, пожалуй, хотя когда бьют в солнышко, приятного мало. Ребра уже ноют неслабо, так же, как и вся спина, но переломов вроде нет, только если ушибы с кровоподтеками. Как-то мягковато, отец меня куда жестче бил.

Во всем этом действе мне доставляет удовольствие недоумение на лице блондина. Он удивлен тем, что я молчу и при каждой возможности с вызовом смотрю ему прямо в глаза. Неужели он решил, что меня так легко сломать? Серьезно? Вот такими неловкими, пусть и болезненными ударами? Да они в пол силы бьют, бугаи эти, им прирученные.

Я уже было усмехаться откровенно начинаю, как мне прилетает нехилый удар в солнышко, до черных пятен перед глазами. Стон я сдерживаю, до крови вгрызшись в губу. Черт…

Из тьмы меня выдергивает пощечина, хлесткая, небрежная. Чувствую острую боль в носу, вот сука, пирсинг вырвал походу. Ненавижу! Еще и ухо противно болит, теранулся об землю, что ли? Все тело ломит, но жить можно, только вот кровь оставляет противный железный привкус во рту. Нагло расплывшись в ухмылке полной яда, утираю кровь, не теряя зрительного контакта. Отряхиваю одежду, которую, скорее всего, придется выкинуть, ибо несколько пряжек сорваны, а в них тут как раз-таки вся фишка. Закуриваю и, видя, что не трогают и не держат, медленно, едва слышно шипя под нос и выдыхая, ухожу. Приходится хромать, так как бедро мне пробили. Надеюсь, к концерту отойду.

Звоню своим друзьям, как бы мы не цапались и сколько бы не обижались, уж сейчас они просто, блять, обязаны меня выручить.

Дома я оказываюсь в ближайшие полчаса. Макс причитает и выспрашивает, кто меня так и за что. Паша сидит и, качая головой, обрабатывает ушибы под моим соколиным взором. Пусть только коснется моего тела лишний ненужный раз! Руки нахуй выкручу из суставов. То, что я не перестал с ними общаться, еще не значит, что я стал более толерантен.