Нотами под кожу (СИ)

— Где еще болит? — стаскивает с меня, недовольного, майку. Судя по его сосредоточенному лицу, выгляжу я не особо.

— Везде, главное, чтобы переломов не было.

— Макс, принеси обезболивающее, и ты, — обращается уже ко мне, — сегодня не пьешь алкоголя вообще, ясно? Не смешивай препараты с разной дрянью, откачивать тебя, как год назад, я не хочу.

— Ага, папаш.

— И я скажу Коле, что завтра ты на учебу не идешь и на репетицию тоже, поваляйся дома денька два-три.

Зачем спорить с таким утверждением? Да я только за не идти в то пекло, лучше в салоне посижу, я там уже с месяц не работал совсем. Соскучился, и на завтра у меня днем была запись. Уж очень меня упрашивали, как тут откажешь.

Чуть позже ко мне приперлась малая. Симпатичная мелкая девчонка. Ей вроде только шестнадцать стукнуло. Познакомились, как только я переехал сюда, она живет этажом ниже с бабушкой. Вот бывает такое, когда понимаешь, что человек тебе очень близок, и плевать, что разница в шесть лет, что она импульсивная зараза и частенько достает меня. Что уломала сделать ей тату, тырит сигареты и пирсинг, ей я прощаю все. Просто она со мной одной крови. Без семьи, без друзей толком. Добрая, нежная, непонятая большинством. Ей я могу рассказать все, вплоть до того, что глубоко внутри свербит. Она знает меня уже, наверное, лучше, чем я сам. Советует. Помогает. Частенько убирает в моей берлоге, готовит и стирает. Ей позволено на меня безнаказанно пиздеть последними словами, пинаться, дергать, выпрашивать что-нибудь. Она первая, кто читает мои тексты, кто одобряет эскизы. Мы вместе с ней придумывали дизайн салона, вместе рисовали граффити и покупали баллончики с краской. Все вместе и мне плевать, что она мелкая. Ее душа зрелая. У меня порой ощущение, что она мне как мать. Хотя чаще всего она бешеная младшая сестра. Годик назад она выдала финт. Я тогда только с гастролей прилетел, сессия была, надо было появиться в городе. Вштыренный был, накуренный, расслабленный, ну малая ко мне и пристала. Касается своими губами мягкими, сладкими, нежными, а меня как булыжником по голове, словно я родственницу целую, до тошноты пробрало, в общем. Я ее таким взглядом тогда одарил, что она, бедная, побледнела, а после покраснела от стыда, но мы все замяли. Теперь если и проскакивает что, все сводится к стебу.

— Оль, слезь с меня, у меня полтела болит, — ворчу, спихивая тощую тушку.

— Не слезу, пока не расскажешь, кто тебя так, где и за что.

— Мудаки, в универе за углом, потому что я лицом не вышел, слезь, мать твою, — шиплю, когда она задевает ребро. Кстати, о ребрах. Там все так живописно и красочно стало за пару часиков. Расцвели синяки во всей своей красе. Фиолетовые, синеватые, м-м-м, да я теперь цветной, блять. А так я бледный. Полупрозрачный, как ржет мелкая. На мне видны любые, даже легкие покраснения. Не болело бы еще все это дело, был бы вообще кайф.

— Как обычно, морду кирпичом делаешь?

Допытывается, а мне так лень отвечать. Лежу себе, прикрыв глаза в полудреме. Походу таблетки наконец-то возымели эффект, и меня начинает неслабо рубить. Вот я и засыпаю.

Просыпаюсь от того, что не чувствую руки, а всему виной Олюш. Развалилась на мне, как на матрасе, нахалка, и довольно дрыхнет. Спихиваю ее в сторону, стараясь не разбудить, заказываю пиццу нам и роллы ее любимые, плетусь в душ. Сразу рассматриваю себя в зеркале, недовольно отметив, что оба пирсинга на лице повреждены. То, что серьга из пупка в драке слетела, я помню, а вот нос и губа — перебор. Ненавижу, когда проколы страдают. Хорошо, что до сосков не добрались, твари. По груди обычно никто не бьет толком.

Не без труда принимаю душ, а после звоню, прося клиента на четыре часа прийти пораньше. Грызем с мелкой пиццу, а потом заваливаемся в салон, где меня долго уламывают рассказать, кто же побил их босса. Так вот я и выложил, ага, щаз. Отсылаю всех к ебеням и, зайдя в свой рабочий кабинет, начинаю приготовления. Оля сегодня за мной хвостом тягается, почему — я понял, только когда присел в кресло, а она на меня залезла с довольным видом, держа в руке мазь и прочую дрянь, с ватным тампоном.

— И не смотри на меня так, — кривится и, чуть пихнув, заставляет опрокинуться на спину, приходится даже разложить кресло, чтобы ей удобнее было. Лежу, чувствуя, как она по мне вся елозит. Надела же еще юбку, та хоть и длинная и свободная, но она же ее по самые трусы задрала и бедрами молочными светит. Нет, меня это не трогает, внешне. А вот ее трение об мое тело, произвольное причем, спецом же, гадина малолетняя, весьма так пробуждает самое то, ага. Не реагирую, лежу, хитро улыбаясь, дразню.

— Каменный, блять, — ворчит и трет мне ссадины.

— Не ругайся, — щипаю ее и смеюсь следом, когда она начинает отбиваться, забыв, что я так-то пострадавший.

— Ты меня лечишь или калечишь? — приподнимаю бровь, а улыбка с губ не сходит. Солнце она мое мелкое, семью заменила, как злиться-то на нее? Слышу, что дверь открылась, но вошедший молчит, видимо, ребята зашли, они-то привыкли к таким сценкам в нашем исполнении.

— Лечу, а вот того урода, что тебя покалечил, я бы прибила нахрен, я бы ему… — шипит зло, а я решаю выглянуть из-за ее тела, кто там стоит притихше. Этого человека я меньше всего ожидал тут встретить, но судьба, видимо, сука, раз моего палача сюда заперла. Понимаю, что именно он заказчик, клиент, и мне не отвертеться, потому делаю отстраненное лицо, решив, что буду играть незнакомца.

— Оль, свали, — отталкиваю ее аккуратно и сажусь. Она, естественно, кривится, потом дуться будет, но пофигу, уладим.

— День добрый, вы по записи? — нацепив вежливо-отстраненную личину, спрашиваю офигевшего блондина. Он тоже не особо счастлив меня видеть и вряд ли знал, кто ему тату набивать станет.

— По записи, верно, — отмирает и подходит ближе, я встаю, освобождая кресло для клиента, и фиксирую его в нужное мне положение.

— Присаживайтесь, эскиз у вас свой или желаете посмотреть каталог? Я Герман, приятно познакомиться, — улыбаясь наигранно треснувшей губой, что, кажется, опять кровоточить начинает, как же не вовремя.

— Свой, — кивает, достает листок и кладет на стол.

— Одну минутку, с вашего позволения, — удаляюсь к зеркалу за ширмой, стираю кровь с губы и перевожу дыхание. Чем только черт не шутит, а? Вот именно ко мне записался урод. Может, специально? Отпив воды, возвращаюсь.

— Сколько времени до следующей записи?

Я моргаю, не сразу поняв вопрос. Туплю, что тут…

— Вы у меня один сегодня, а закрываемся мы около десяти вечера, так что все свободное время в вашем распоряжении. Беру плату почасовую плюс обговоренный тариф.

— Ясно, деньги не проблема.

Внимательные глаза рассматривают еще пристальней, чем в универе. Неприятное ощущение. Морщусь незаметно для него и встречаюсь с его глазами. Я говорил, что они у него болотного цвета? Вот как трясина, блин, зеленые, слегка мутные. Странные, как и он сам. Хотя когда он улыбается во весь рот, они светлеют, становясь цвета свежескошенной травы. Когда эта падла хмурится, у него морщинка птичкой между бровей пролегает. Ржачная.

— Где тату будем делать? — сажусь напротив него, надеваю перчатки, готовлю инструменты. Он с пару минут молчит, думает, видимо. Пришел себе с эскизом, по идее должен все знать, все решить давным-давно, это, блять, не переводка ему, не сотрешь. Потом начинает раздеваться. Стягивает куртку, майку и остается только в джинсах, качок хуев. Такому телу можно смело завидовать, грызя не только губы, но и локти. Я, правда, тоже весьма ничего, и рельефы кое-где имеются, даже на животе прорисовывается подобие пресса, но вот такой «терки» на пузе у меня нет. Завистливо окидываю его взглядом и жду, когда он родит уже, наконец, где бить гребаную татуировку.

— Здесь, — проводит по левой ключице и ниже. Ну, там дык там, мне срать где, хоть на заднице.

Беру мазь, обезболивает минут на 30-40, но все же лучше, чем бить по живому еще и на кости. Я не из тех мастеров, что вопят, мол, уважаешь мастера — терпи боль. Потому всегда, не спрашивая, втираю мазь, а после начинаю работу, мне не тяжело остановиться и спустя полчаса повторить манипуляцию. Выдавив содержимое тюбика на руки, без перчатки, начинаю мягкими плавными движениями втирать субстанцию ему по ключицам и ниже по груди. Работаю я, как правило, отстраненно. Мне плевать, какого пола передо мной человек, абсолютно не волнует красивый он или нет, главное, чтобы не бухой, и запах приличный был, ну, и волосатость у мужиков прошу убрать. Втерев препарат ему в загорелую кожу, иду мыть руку и возвращаюсь обратно.