Первая заповедь рок-н-ролла (СИ)

— Забросила?

— Нет. Написала. Ее даже издали. Только она мне до шестнадцати лет ее не показывала.

— В шестнадцать показала?

— Нет. В шестнадцать я ее сам нашел. Понял, что сексуальная жизнь моих родителей была весьма насыщенной и батька у меня тот ещё затейник, — хмыкнул Гор. — Пещеры желаний, нефритовые стержни, растекающееся по венам блаженство, слезы счастья и клятвы в вечной любви.

— Надеюсь, родителям ты это не сказал, — рассмеялся я.

— Почему не сказал? Сказал! У нас в семье на любые темы говорить можно. Мы, знаешь, не из тех, где родители при детях не матерятся, а дети при родителях. Я всегда мог с родителями на интимные темы поговорить. Правда, с тех пор как я осознал себя геем, они не очень радуются, когда я с ними на интимные темы говорю…

Я снова не удержался от смеха. Мне много о чем ещё хотелось спросить Гора, но я решил оставить это на другой раз. Он и так за сегодня сказал больше, чем за все время нашего знакомства, и я это очень ценил. Мне нравилось, что Гор не боится открыться передо мной. Нравилась его искренность. Мой порочный избалованный мальчик, оказывается, может быть и таким.

— Отдохнул? — спросил он.

— Секс? — спросил я.

— А я уже передумал, — мстительно фыркнул Гор. — Вставай. Поедем в парк смотреть на город почти что с высоты птичьего полета. А потом в парикмахерскую, ты обещал!

— А я-то надеялся, что ты забыл, — с сожалением произнес я.

— Я ничего не забываю.

***

Билет на колесо обозрения стоил немало. Два билета вписывались в мой недельный бюджет, и я поймал себя на мысли, что раньше мне и в голову не пришло бы потратить столько денег на развлечение. Я привык экономить. В моей семье было принято экономить, даже когда были лишние деньги. Особенно когда были. В университете я перебивался стипендией и редкими заработками, мечтая о том, что в будущем буду сорить деньгами направо и налево. Устроившись на работу, я осознал, что зарплаты мне хватает ровно на оплату квартиры и на то, чтоб не сдохнуть от голода, и сор деньгами отменяется на неопределенный срок. Иногда чуть ли не впроголодь сидеть приходилось, чтобы позволить себе обновить гардероб. Позже, конечно, зарплату подняли, стали премию начислять, но привычка экономить так и осталась.

— Ну что, купил билеты? — улыбающийся, счастливый Гор, подбежал ко мне, держа в правой руке две палочки с сахарной ватой. — На, — он протянул одну мне. — Попробуй вкус детства.

— Нас примут за парочку извращенцев, — буркнул я, все же принимая из его рук лакомство.

— Коими мы, если подумать, и являемся, — пожал плечами Гор. — Я тебя вообще сейчас за руку возьму. Или поцелую взасос, чтоб все видели. Что ты на меня так смотришь? Можно и оторваться напоследок, ты же умираешь.

— Но ты-то нет, — напомнил я.

— А мне монопенисуально, что обо мне подумают.

— Прости?

— Однохуйственно мне, говорю.

Вблизи колесо оказалось больше, чем я думал, у меня даже дыхание перехватило. Гор бегал туда-сюда, как жизнерадостный щенок, выспрашивая у контролера подробности работы механизма, а я, обливаясь потом, был готов отдать сумму вдвое больше той, что отдал за билеты, лишь бы меня отпустили домой.

Игорь мое настроение уловил, схватил меня за руку очень вовремя и потащил меня в кабинку.

— Хватить трястись, — строго сказал он. — Не девочка. Не так уж тут и высоко… И кабинки очень надежные, по себе знаю.

— Ты в них прыгал, что ли? — выдавил я из себя, вцепившись в поручни. Мне кабинка не показалась такой уж безопасной.

— Сексом занимался.

— Я серьезно.

— Я шучу, по-твоему?

— Да ну нафиг! — не поверил я.

— А Владу понравилось, — самодовольно оскалился Гор. — И вообще, кому суждено помереть от рака, с колеса не свалится.

— А вдруг ты свалишься?

— Не свалюсь. Мне цыганка нагадала, что я в девяносто шесть помру, от передозировки «Виагрой».

— Придурок, — пихнул я Гора и неожиданно для самого себя, действительно успокоился.

Ну, по крайне мере, до тех пор пока конструкция не начала двигаться.

— Твою мать! — взвыл я, вцепившись в Горову ладонь.

— А ну отпусти меня, трусло ссыкливое. — Он безуспешно пытался отогнуть мои пальцы. — Отпусти, говорю, больно же! И глаза открой, придурок, ты как видами собрался любоваться?! Я тебя сейчас сам отсюда выкину!

Угроза подействовала. Я открыл глаза.

Это было ровно настолько завораживающе красиво, насколько и страшно. А ещё красивее был Гор, возмущенный, раскрасневшийся, потирающий ладонь с отпечатками моих пальцев.

— Ты чего? — только и успел выдохнуть он, когда я полез к нему целоваться.

В следующий раз, когда Гор поведет кого-нибудь кататься на колесо обозрения, он не будет вспоминать о сексе с Владом.

Он будет думать об отчаянно трусящем, во всех смыслах больном на голову парне.

Примечание к части Спасибо за то, что читаете, оставляете отзывы и остаетесь неравнодушными к героям! Всех люблю:З

Глава 8. О страусах и магазинах

— Ты уверен, что мне это нужно? — с сомнением спросил я, оглядывая обшарпаную дверь парикмахерской «Лучик».

Я-то думал, он меня в какой-нибудь лакшери-салон приведет, к парикмахеру, у которого весь бомонд стрижется.

— Это лучшая парикмахерская в городе, — уверено сказал Гор. — И да, я уверен. Ленок стрижет так — в Париже с руками б оторвали.

Выглядела Ленок так, будто сама могла оторвать руку кому угодно, особо не напрягаясь. Типажом походила на классическую рыночную торговку, только сигаретки в зубах не хватало. Голос у нее был глубокий, хрипловатый. Таким только романсы петь.

— И кто это ко мне лыжи свои голубые навострил? — приветливо пророкотала она, обнимая нисколько не смутившегося Гора. — Неужто лохмы свои обстричь решил? Гляди-ка, никак концы секутся. Неужто, поганец, к другому мастеру ходил? Я тебе яйчонки-то мигом поотрываю, ты меня знаешь, я…