Рядовой (СИ)

А пока лекарь смотрел на Аштана и расспрашивал его обо всем, я вышел во двор и, тяжко вздохнув, сел на крыльцо. Лишь бы Циате не пришел. Не смогу я от него отказаться, окажись сейчас он тут, ох, не смогу. Как вспомню его жаркий поцелуй, и сразу все во мне противится моей воле, и я становлюсь словно зверь, жадный до ласки. Аштан выходит красный и смущенный и, виновато глядя на меня, выговаривает еле-еле:

— Мне лекарь сказал, чтобы я сегодня у него ночевал. Говорит, завтра с утра мы поедем к роженице. Я буду помогать ему, подносить травы и мази. А еще кровь научит пускать. Говорит, что возьмет меня в ученики. Я вон в той комнате переночую, — он показал на одно из окон, и я, вздохнув, кивнул и вошел в дом. Лекарь стоял, с улыбкой глядя на меня.

— Ну и снова свиделись, богатырь. Надеюсь, что твоему сыну нареченному понравится у меня обучаться. Пять монет в месяц.

Дороговато, но не жалко ради парня. Пусть в люди выйдет. Киваю с надеждой в сердце. Вошел очень мелкий мужичонка и, кланяясь, поманил рукой Аштана и, показывая ему путь, увел от меня.

— Спасибо вам большое. Вышел бы толк. Желания у него много. За золотом не поскуплюсь. Отблагодарю, мало ли чего в хозяйстве выправить надо, дом подправить. Это я завсегда, если не на службе, помогу за бесплатно.

Тот лишь замотал головой.

— Нет, моего племянника ты вытащил из плена, и на том спасибо. А золото, так его надо, чтобы одеть парня и будущее ему сделать. Ничего для себя не возьму. Ты хороший мужик, и верь, что не все покупается, и мы помним твои хорошие дела. Ты ведь один пошел против своего командира. Никому не сказал и в свой отпуск просто пришел и освободил несколько сотен рабов, что вкалывали на шахтах у чупановцев, — сказал он и отвел взгляд.

Стало неловко, и я словно и не своим голосом фальшиво скомандовал появившемуся в дверях Аштану.

— Ладно, Аштан, ты переходишь пока под командование Увани. Учишься и домой. Завтра начну печь уже выкладывать. Так что дом у нас есть, и ходить-то недалече.

Аштан довольно кивнул, и я, достав золото, выложил его на стол. Увани быстро спрятал его и показал мне с улыбкой на выход.

— Нам надо сейчас кушать и спать. Завтра очень много работы и подготовки. Пожалей своего нового сына.

Киваю быстро и, неловко смяв мешок вещевой, стукаясь о приколотку двери, наконец-то выхожу. Облегченно вздыхаю и чувствую, как стало легко и свободно дышать.

Неверяще смотрю на небо у крыльца таверны и только поднимаю ногу к ступени, как слышу тонкий свист. Все та же шлюха в маске стоит у угла. М-да, рановато он стоит. Лишь кивнул ему, вспоминая, как мял его тело и вытрахивал его. Как он и жив-то — непонятно. Ходит ведь еще. Хотя, деньги ему нужны, наверное. Стало неловко за себя. Протянув остатки золота, говорю ему еле слышно:

— Ты это… иди отдохни… отдохни лучше… я заплачу тебе, ночи не надо…

Он отталкивает мою руку и сердито блестит глазами, тяня меня за собой. Но я прячу деньги и сердито говорю ему уже громче:

— Ты это чего? Завязал я, слышишь. Завязал! Нельзя нам больше!!! — махнув на него рукой, влетаю в таверну и сразу несусь в свой номер.

Вот сегодня точно последнюю ночь тут ночую. Завтра уже печь начну топить. А может, и переночую просто с костерком. Знакомая девка, томно посмотрев на меня, с хрипотцой что-то сказала, и я утянул ее следом за собой. Одному не хотелось спать сегодня. С трудом кончив, оттрахав девку так, что она еле-еле смогла ноги унести, сладко зевнул и вспомнил, как мы целовались с Циате. Вот ведь как нам не повезло. Он благородной крови. А я — так. Никогда нам не быть вместе. Выше ротного мне уже и не подняться. Кровь-то не та.

Есть у нас один из лордов короля. Тот, как и все Лорды, отдает свою армию на любой войне в залог своей жизни на этой земле. Так вот им вовсе все нипочем. Я завидовал в какой-то мере им. Они женились на парнях молодых, потом разводились, отдавая им свои деньги. Даже квартиры покупали по всему городу. На мне бы вот так никто не женился, потому как, знамо, кто будет сверху. Никак я не буду снизу.

Уснул, сам не понял как, но отдохнул от всей души. За Аштана сердце болело, но надо его отпустить. Кушаю наспех, надо успеть крышу доложить, да и смесь начать готовить. Уйдя в свои думы, провожаю всех пустым взглядом и натыкаюсь на знакомый взгляд. Вот ведь какой настырный. Циате кивает мне быстро и смотрит на большую башню времени.

— Так вот ты где? У нас построение сегодня позднее было. Я и задержался. Ты как? Идешь строить свой дом?

Пожимаю плечами после поклона и сажусь обратно, не замечая словно и его хмурого взгляда. Положив медяк на стол, подхожу к Шансти, и он, кивнув, выкладывает мне большой мешок снеди.

— Там мой малец придет, скажи, чтобы пока в гостинице был. Я сам приду. И пусть отсюда пока учится, не надо ему в грязи копаться.

Тот кивает вновь, и я иду к выходу. Циате идет вслед за мной.

— Знаешь, я ведь даже и не жил здесь никогда.

Спрашиваю нехотя:

— А как же чупановцы-то нашли вас? Они ведь считают за честь взять кого-то из благородных кровей и умыкнуть в шахты, а то и рабами в постели, — меня охолаживает сразу от мысли, что Циате будет моим рабом, тело предательски начинает выдавать мое возбуждение.

Циате идет к карете и насмешливо говорит уже у приступка:

— Я к тебе отряжен воеводой. Слыхал? А все почему не слыхал, не был на построении. Он от тебя просто в восторге. Твои работяги ему принесли фигуру гипсовую, говорят, ты сломать хотел, а они спрятали. Воевода нарадоваться не может, говорит, его отца напоминает. Приказал мне лично проследить, чтобы ты закончил дом, и чего будет не хватать, он даст.

Так и застываю, как вкопанный. Под словом работнички, это, наверное, Аштан постарался. Недаром молчал все время. Чуял я, что держит он что-то. А фигуру ту я и не знал, что кто-то взял. Думал, что разбил спьяну. Аштан, наверное, присоветовал мужикам деревенским отдать воеводе. Вот ведь тихушники. Что там они еще припрятали?!

— Завтра проверяйте, а сегодня я печь буду делать, — сказал зачем-то я Циате.

Он уже зашел в карету, и я свернул в сторону, давая ей выехать на мостовую. Значит, приезжать он будет ко мне туда. Проверять, значится.

Так и шел к своей деревне, пока не поравнялся с каким-то худым изможденного вида мужиком и, глянув на него, обомлел. Знакомое лицо, только вот видел я его… видел на ратном поле. Он нападал на меня. Я так и прибавил шагу, догоняя его.

— И чего теперь чупановцы по дорогам начали ходить? — спрашиваю насмешливо, вскипая от его безалаберной улыбки.

— А то и ходят, что им разрешают это делать.

Поворачиваю смертника к себе лицом и кладу ладонь на шею.

— А ты не дерзи. Там отпустили, тут приколотили. Слыхал о таком? Был и не стало, как будто так и должно быть.

Он мотнул головой, побледнев.

— Слышь, богатырь. Ты это, прости, что не так сказал. Меня отпустили, что бы я… шпиона вашего узнал. Он показывает, кого в полон брать. Я жену и сына своего выторговал у вас, чтобы сделать это. Прошу, не лишай жизни.

Оторопь взяла и, вздохнув, спросил неловко:

— А ты помнишь никак?

Он кивнул.

— Больше по голосу узнаю, конечно. Но помню я. Ты сделай вид, что не знаешь меня. А то худу быть. Встреча-то, поди, уж назначена.

Я с удивлением посмотрел на свою деревню и кивнул, глядя, как карета Циате проехала, уже спускаясь к моему дому. И как вот мимо такого пройти? Придется ведь. Наверняка, наши уже смотрят повсюду. Мои глаза натыкаются на своих из роты. Они переодетыми ходят от дома к дому, типа, делами занимаются. Вид у них настороженный, что приходится отступить.

Подойдя к дому насмешливо спрашиваю ожидающего меня Циате:

— Тебя отправили ко мне сегодня, чтобы я вам сделку не сорвал, так?

Тот, глубоко вздохнув, кивнул не сразу. И еще спустя какое-то время ответил:

— Я тоже помню, как меня сдал один из местных за золото. Я был там год, шахту, в которой я провел столько времени, не мог найти никто. А ты один догадался, где она, и мало того, пошел туда один. Они ведь были уверены, что никто не найдет, и выставили в охрану всего лишь два человека. Мы-то на цепях уже все были. Не вылезти. Нами собак кормили, теми, кто работать не мог.