Всерьез (ЛП)

— Что?

— Знаю, идиотизм еще тот, — вздохнул он. — Но хотя бы забрал кое-какие вещи деда. В смысле, пока не рассыпал все по полу.

— Прости. То есть, ты не ожидал меня здесь найти?

— Естественно, нет. Но если захочешь повторить, не сдерживайся. В любое время.

Я ответил чуть ироничным взглядом.

— Как насчет того, чтобы в следующий раз, когда мы поругаемся, просто заставить меня спать на диване, как делают нормальные люди?

— Как насчет вообще не ругаться?

— Ох, милый, все пары ругаются. Важно то, как ты с этим справляешься. — Он не выглядел полностью успокоенным, так что я продолжил: — Ничего, разберемся.

Его ладонь ужом проскочила в мою.

— Хорошо. Но вообще не могу представить, что мне когда-нибудь захочется, чтобы ты спал на диване.

Я едва не ответил: «Ты погоди», но любовь сдержала язык.

В конце концов, что плохого в том, чтобы ему поверить?

— А что ты принес? — спросил я вместо этого.

— А, э, в основном тут медали деда и фигня, которую я для него делал. — Его глаза застенчиво уставились в стену. — Я… Я могу, ну… показать тебе, если хочешь?

— Конечно, хочу.

Мы уселись на полу, чтобы Тоби смог собрать все и аккуратно уложить обратно в коробку. Иногда он замирал над чем-то или пытался мне объяснить, давал ненадолго подержать эти бережно хранимые частички его жизни, которые он когда-то делил с другим человеком, которого любил.

Глава 12. Тоби

Проходит пара дней, прежде чем я набираюсь смелости вернуться в «Сальный Джо». В мыслях мне уже представляется такой же ад кромешный, как и после моего предыдущего отсутствия, но прихожу я в середине дневного затишья, и внутри вполне спокойно. А с кухни даже доносится запах выпечки. И это точно не дело рук Волосатого, потому что он сидит прямо в зале, закинув ногу на один из стульев, так что печет, видимо, Луиджи.

Кроме того, в зале обнаруживаются несколько постоянных посетителей и Руби, медитирующая на большой чайник. И Сальный Джо, болтающий с Волосатым. Облаченный в — ей-богу не вру — фартук и, мать моя женщина, держащий в руках самый настоящий, блин, кофейник.

Ёёё, вот это ни хрена себе. Я сейчас скончаюсь от шока.

Раньше я Джо таким не видел… да ни разу в жизни.

Когда я бочком подхожу ближе, он направляет на меня лучи смерти своих глаз.

— Э-э… — Мой голос достиг высот, которые обычно слышны только собакам. Откашливаюсь. — Можно вас на пару слов?

Его выдох впору классифицировать как угрозу шквального ветра, а затем он картинно бросает взгляд на несуществующие часы на руке и говорит:

— Забыл, какой сегодня, на хер, день, ссыкло?

— Неподходящий день, но…

— Тогда дуй в кухню и не трахай мне мозг, все, разговор окончен.

Я думаю о деде. И Лори. И обо мне. Думаю обо мне. И том, чего я хочу. Чего заслуживаю. И голос у меня спустился на несколько тонов ниже, — с собаки до кастрата — когда заставляю себя сказать:

— Мой дед умер. И мне положен неоплачиваемый отпуск по семейным обстоятельствам, так что… так что… я его беру.

Сальный Джо раздувается, как рыба фугу. А учитывая, что он и без того крупный мужик, это просто адский пипец.

— Не выйдешь сейчас на хренову работу, и завтра хер тебе будет, а не работа.

Вот оно.

Все, чего я боялся. И оказывается, не так уж оно и ужасно. Я теряю говенную работу, но и только. И Лори прав — всегда можно найти еще одну такую же.

Или… могу попробовать поискать что-то другое. Не говенное. Либо стать личным прислужником на содержании у Лори. Да что угодно. Смысл в том… в том… что будущее пугает, потому что в нем ждет куча всего, а не потому что там ничего нет.

Я впиваюсь ногтями в ладони. И собираюсь сказать что-то, преисполненное чувства собственного достоинства и профессиональное о том, что принимаю его условия и, как следствие, подаю заявление об уходе. Но изо рта вырывается: «Да пошел ты сам на хер».

И не успеваю я горделиво удалиться в закат — а горделивое удаление в принципе не входит в число моих талантов — как начинаются аплодисменты. Я резко разворачиваюсь, и, оказывается, мне хлопает вся кафешка. Включая Сального Джо.

Он идет за мной, и кажется, будто сейчас врежет прямо по лицу или что-то вроде, но нет — только шлепает по плечу своей ручищей, чуть не наградив вывихом.

— Бери свой сраный отпуск, сынок. Работа тебя здесь всегда будет ждать.

— Тогда… — Голова кружится. От адреналина, наверное. — …ты, наверное, сможешь предложить за нее что-нибудь получше, чем 5,03 фунта в час.

Он только заходится маниакальным смехом а'ля Тим Карри.

— Не наглей.

Я выбираюсь на улицу и трясущимися пальцами набираю Лори сообщение, что скоро буду.

До сих пор поверить не могу, как легко все прошло. Как просто.

Но Сальный Джо все же неправ. Я начинаю думать, что чуточка наглости никогда не помешает. С «нет» еще можно смириться, а вот «не знаю» пугает больше всего.

Дома у Лори я вываливаю на него всю историю. Не вру, но, возможно, выставляю себя чуть более крутым и чуть менее писклявым. И вижу, что он мной гордится. Да ё-мое — я и сам собой горжусь. А когда заканчиваю рассказывать, он падает на колени и награждает меня поздравительным минетом. И я чувствую себя не то что принцем. Я словно самый, мать вашу, настоящий король.

Вся неделя проходит хорошо. Я с Лори. Только мы вдвоем. Вместе. Влюбленные друг в друга.

Хотя у нас случается еще одна ссора. Его забодали мои штаны, валяющиеся на полу, и он выделяет мне ящик комода. Целый, блин, ящик — охренеть не встать. Будто его достаточно. Но я все равно не заставляю Лори спать на диване, и на следующий день он предлагает мне комнату.

Прикиньте, любую свободную комнату. В его доме. И только для меня. Он говорит, что я могу с ней делать все, что хочу. Превратить в свое личное пространство. Естессно, я выбираю комнату Синей Бороды. Туда так красиво падает солнечный свет, и Лори ведь теперь мой.

Но, в общем и целом, у нас все хорошо. Так хорошо, что иногда мне стыдно за то, что настолько легко с головой занырнул в счастье. Мы смотрим черно-белые фильмы и почти не вылезаем из постели, заказываем еду с доставкой каждый вечер и говорим… обо всем.

И когда я чувствую, что готов, говорим обо мне.

Я рассказываю ему, как хотел быть космонавтом, потом палеонтологом, потом морским биологом, потом шпионом, потом путешественником, потом художником, потом поэтом. О том, как много у меня было стремлений, а затем они все взяли и пропали, одно за другим, пока не остался только я.

И прямо чувствую какое-то облегчение, что наконец-то кому-то признался.

Но и боюсь, потому что доверять, делиться и прочее из той же оперы — это реально трудно. Похоже на ощущение, что ты будто голый — как когда Лори встает на колени, и часть меня не может поверить, что я — тот, кого он хочет. Все равно хочет.

Даже настоящего меня.

Он рассказывает, что тоже не мечтал стать доктором. Что родители сильно давили на него, чтобы он вел определенную жизнь и был человеком определенного круга и статуса. Вообще, странно узнавать о нем подобное, потому что в моем-то случае вроде как все наоборот. В такие минуты всегда внезапно понимаешь, что пропасти между людьми не настолько большие, как кажутся. Хотя я, честно говоря, надеялся, что в жизни все-таки однажды наступает момент, когда ты перестаешь париться из-за того, что подумают твои родители.

— Так что, как видишь, — говорит Лори, — моя карьера, на самом деле, строилась с целью порадовать отца с матерью. А теперь это просто дело, которое у меня хорошо получается и помогает… приносить пользу.

— Но ты счастлив?

И он отвечает с такой улыбкой.

— Очень.

И когда он говорит так — настолько прямо — то кажется, что не самая это и ужасная жизнь. В конце концов, не можем же мы все быть как мама.

И я даже не уверен, что мне вообще когда-то такого хотелось. Просто не знал, есть ли альтернативы.