Bittersweet (СИ)

Бедный мальчик, тебе, наверное, сейчас очень грустно и плохо. Не печалься, эта смерть стала освобождением. И для него, и для тебя.

Сука. Глупая сука. Сука, сука, сука!

Ладонь сильнее сжалась на стебле лилии, переламывая его на две части. Цветы полетели в могилу, вслед за ними отравилась и земля, основательно запачкавшая ладонь. Ромуальду хотелось отправить в полёт не только веточку лилий и несколько граммов земли, но и женщину, которая смотрела на него с жалостью и сочувствием, больше показным, нежели реальным. А, может, она, на самом деле, не понимала, что несёт и насколько тупой предстаёт в его глазах, выдавая подобные пассажи о человеке, которого совсем не знала, несмотря на то, что была его матерью.

– Ромуальд, не надо, – донёсся до него знакомый голос, и ладонь осторожно прикоснулась к плечу.

Челси. Конечно, она.

Больше некому было вмешаться. Смешно, но похороны всегда становились той площадкой, в пределах которой брат и сестра умудрялись понимать друг друга с полуслова и не грызться, а работать в команде. Он хмыкнул, ничего не сказал, развернулся и ушёл, стараясь не оборачиваться. Слышал, как повысила голос мать Джулиана. В потоке её возмущения промелькнуло нечто вроде: «Как ты смеешь?!». Видимо, Челси рассказала, кто тут бедный мальчик, и кого следовало освободить в первую очередь. Глядя на примеры подобных родителей, Ромуальд приходил к выводу, что иногда лучше не иметь их вовсе, чем такие экземпляры.

– Напьёмся? – внесла предложение Челси, материализуясь рядом.

– Давай.

Ромуальд и не подумал отказываться, хотя понимал, что в реальности именно напиваться они не будут. Возможно, пропустят пару стаканчиков, и Челси ради такого дела откажется от вина, которое предпочитала в обычное время, заменив его виски. Много она не пьёт, потому в её компании сложно будет надраться до состояния нестояния, сопровождаемого тошнотой и стремлением совершать огромное количество подвигов, большая часть которых, несомненно, впишется в категорию, сомнительных.

Когда рядом Челси – она же ум, честь и совесть семьи Эган – безумствовать просто нереально. Сам собой включается режим самоконтроля.

В безумную оргию их маленькое приключение не перешло, ограничившись, как и предполагал Ромуальд, парой стаканов. Они с сестрой сидели на полу, пили виски и играли в «Монополию». Челси уделывала его по всем параметрам, задумчиво прищуривала глаза, сжимала стакан двумя пальцами. Видимо, в этот момент продумывала хитрый план по разорению брата, попутно, наверное, пыталась медитировать. Во всяком случае, сидела она в том положении, что в народе принято именовать позой лотоса. И Ромуальда впервые за долгое время присутствие поблизости сестры не раздражало, а успокаивало. Не кривился в презрительной гримасе от резкого запаха её духов, подаренных, насколько он помнил, мужем, посему горячо любимых. Не возмущался относительно помады на стекле, которая его в обычное время бесила. И красный пиджак, скрытый до момента появления в квартире под чёрной курткой, тоже не бесил, хотя иногда консервативность сестры заставляла его недоумевать.

Сегодня ему хотелось, чтобы рядом находился кто-то из родных, и Челси прекрасно справлялась с миссией, возложенной на неё. Ромуальд жаждал узнать, что сестра наговорила миссис Ормонт, но она не спешила с откровениями.

И к лучшему, думал он, вспоминая пару нелепых фраз, произнесённых матерью Джулиана.

Челси умела находить золотую середину и говорить гадости так, что это выглядело не прямым оскорблением, а саркастическим замечанием. Он такого уровня мастерства не достиг, потому немного радовался, что передал возможность управлять ситуацией в её руки. Он бы сорвался, наорал, оскорбил. И действительно назвал миссис Ормонт сукой. Её бы перекосило.

Но стоило признать, что её глубокомысленное высказывание Ромуальда тоже покоробило, заставив ощутить прилив ненависти к подобным экземплярам.

Слова о свободе его не просто задели и слегка поцарапали, они впились в живое. Он просто не понимал, как можно данную ситуацию интерпретировать в подобном ключе, словно Джулиан был совершенно неадекватным психом, не контролировал собственные действия и мочился с балкона на прохожих.

Он глотал привычный напиток, смотрел, как постепенно пустеет стакан и понимал, что в голове тоже нет умных мыслей. Просто какая-то каша. Возможно, именно по этой причине он и проиграл, разорившись за предельно короткое время. Челси же обогатилась на несколько сотен тысяч, хоть это и было не по-настоящему. Всего лишь настольная игра, подозрительно походившая на реальность по финальной расстановке сил. Челси вновь проявила себя в качестве успешной бизнес-леди, а он пустил под откос все предприятия.

Когда с «Монополией» было покончено, Челси засобиралась домой, позвонила мужу, попросив приехать за ней. Свою машину планировала оставить здесь, а потом, когда алкоголя в крови не будет, вернуться за ней. Ромуальд стоял у окна, сложив руки на груди, наблюдал за действиями сестры, размышляя о том, что уже завтра они вернутся в нормальный режим отношений, и столь удивительное взаимопонимание, присущее этому вечеру, останется лишь одним из эпизодов истории.

– Скажи, где ты его нашла?

Ещё один спонтанный поступок этого дня. Вопрос, который не следовало озвучивать, поскольку вряд ли будет дан ответ.

– Кого?

– Моего напарника по сцене. Он ведь не из профессиональных актёров, верно?

– Я не буду отвечать на этот вопрос, – усмехнулась Челси. – Просто не хочу.

– Значит, точно не из актёров и не из музыкантов, – заметил Ромуальд.

– Теперь это не имеет значения.

– Почему?

– Потому что моими стараниями он стал достаточно сильным исполнителем, и вскоре ты убедишься в правдивости моих слов.

– Хм. Всё может быть.

Ромуальд не стал вступать с сестрой в перепалку, потому и разговор далее не развивал, ограничившись одним вопросов. Ответ полностью совпал с тем, что он успел заранее представить, потому особого разочарования не наблюдалось. Моментами мелькало удовлетворение от осознания собственной догадливости.

Вскоре у Челси зазвонил телефон. Барри сообщил, что приехал.

Сестра ушла, и Ромуальд остался в одиночестве.

В полном, гнетущем одиночестве.

Между тем, в подобном состоянии отлично думалось, и можно было уделить внимание одной, но достаточно важной проблеме, что с каждым днём становилась всё ближе и актуальнее.

Первое официальное интервью в качестве ключевых фигур мюзикла должно было состояться буквально через неделю, и Ромуальд не знал, как отнестись к отведённому количеству времени. Посмотреть на него с позиции оптимиста или пессимиста.

Много или мало? Достаточно для того, чтобы засунуть поглубже вспышки отвращения к представителям журналистской профессии или это даже на подготовительный срок не тянет? Следовало взять себя в руки и постараться не придавать большого значения происходящему, но перед глазами вновь вставало лицо женщины, которая сегодня вывела его из состояния равновесия парой фраз, и уверенность в непоколебимости и непробиваемости таяла. Ему следовало избегать журналистов, как огня, ничем хорошим эти столкновения закончиться не могли, но положение обязывало, и интервью переносить на более поздний срок никто не планировал. Всё стремительно приближалось к началу актёрской работы над постановкой.

На следующий день его позвали на встречу, предложили оценить результат работы, высказав авторитетное мнение.

Костюмы шились, композитор честно отрабатывал свой гонорар, и несколько номеров Ромуальду довелось увидеть. Точнее, просмотреть тексты своих песен. Энтони Уэбб стоял напротив Ромуальда, сложив руки на груди. Во взгляде его прочитывалось нечто вроде: «Если ты сейчас раскритикуешь мои творения, я заставлю тебя сожрать эти листы без соли и сахара. И, само собой, без кетчупа». После таких взглядов отчаянно хотелось сказать нечто мерзкое, раскритиковав творческую личность во все поля, поведав ему, по секрету, чисто на дружеской ноте, о бездарности и чрезмерном увлечении скрытыми смыслами, но Ромуальд старался не обострять и без того не самые приятные отношения, переводя всё в состояние войны. К тому же, он не сомневался, что отец просьбам о смене композитора внимать не станет, более того, до последнего продолжит отстаивать данную кандидатуру, не упустив возможности ткнуть сына носом в последние сводки продаж.