Event Reborn (СИ)

Он поднялся лишь на вторые сутки, держась за стену, и побрел в туалет так, словно ему сто лет, словно в теле его не осталось ни единой целой кости. В ванной он лег на пол и снова задумался о смысле жизни. Он знал, ему придется преодолеть себя и проживать завтрашний день, но не мог сделать и шагу.

Такое состояние продолжалось у него вплоть до дня похорон. Он что-то делал и говорил, с кем-то общался, но на деле не помнил ничего из этого. Вся его жизнь проносилась мимо, как будто это был он, а как будто и нет — просто он смотрел на себя словно со стороны. Отрешился от собственной жизни.

Ночью, немного придя в себя, он не спал, лишь листал свои дневники и вспоминал лучшего друга — такого, каким он был в самые счастливые годы своей жизни. Том никак не мог понять, в каком месте этот мягкий и улыбчивый черноволосый мальчишка стал таким несчастным, и чем больше он думал, тем отчаяннее его сердце хотело, чтобы все стало как прежде.

Самым сложным оказалось поверить в то, что Билла нет. Поверить и рассказать Симоне, которая вообще пребывала в неведении того факта, что ее сын уезжал в Эверетт. Увиливая от упоминания истинных причин, Том нашел в себе силы сообщить ей о случившемся, она заплакала и сказала, что жизнь всегда забирает самых лучших. Она тоже не могла поверить в случившееся.

Том не хотел идти на похороны. Быть там — значило бы попрощаться с лучшим другом и со своей мечтой, в которую он верил столько лет.

Надевая с утра черный костюм, Том посмотрел на себя в зеркало. К сожалению, он не мог ничего поделать. Пришлось возвращаться в город детства снова. Он не думал, что это произойдет так скоро.

***

Они с Симоной доехали до Эверетта в тяжелом ступоре. Уже подъезжая к кладбищу, Том осознал, что здесь, в южном конце, ближе к автостраде, был также похоронен и его отец.

Том взял букет роз, купленный этим утром, медленно пошел к небольшой группе людей, собравшихся вокруг священника.

В его голове снова возникла картинка из детства: Билл протягивает ему руку, когда гроб отца опускают в землю. И улыбается ему. И становится чуть легче, не так больно и страшно — словно солнце выходит из-за тучек в неожиданный серый день. Теперь этот мир словно остался без солнца.

Чем ближе Том подходил, тем отчетливее слышался мягкий голос священника, вещающий о смерти и воскрешении. Том увидел женщину, рядом с которой стоял хорошо одетый мужчина. Она время от времени бросала безразличные взгляды на того или другого скорбящего. Как Том понял, это была мать Билла и ее муж. Билл никогда не говорил о них, только показывал на фотографиях — с годами эти люди очень изменились, но Том предположил, что больше некому быть — только мать, которая не видела своего сына с семи лет, бросившая его и даже не приехавшая ни разу навестить, могла стоять с таким каменным лицом.

Том посмотрел на Гордона и подпиравшего его Тайлера. При виде их обоих у него сжались от ярости кулаки, и шипы роз, прорвав обертку, впились ему в ладони. Он колебался несколько долгих, неприятных секунд. Ему очень не хотелось омрачать этот момент ненавистью, но сделать с собой он ничего не мог. Том также понимал, что Тайлер бросится на него сразу же, как только увидит, потому старался скрыться за спинами плакальщиков.

Святой отец, с профессионально-скорбным выражением лица, попрощался с пришедшими на похороны людьми. Мать Билла, надев солнечные очки, ни с кем не прощаясь, пошла к своей машине.

Том подумал, какой счастливой могла бы быть семья Мерфи, если бы его родители уделяли детям столько же времени, сколько они тратили на то, чтобы ненавидеть друг друга. В результате всего, они не в последнюю очередь были виноваты, что все сложилось именно так.

Выглядел Гордон ужасно — словно с похмелья, и стоял только благодаря руке Тайлера, который поддерживал его.

Когда все кончилось, отец и сын развернулись и ушли, одними из первых, только потому, что Гордон не мог стоять на ногах. Они бросили последний взгляд на простенькое надгробие и скрылись в хмуром февральском утре.

Когда все ушли, Том, выждав еще с несколько минут, подошел к свежезасыпанной могиле.

«Уильям Гордон Мерфи» — гласила надпись на сером камне. — «Любящий сын. Хороший друг»

Том не смог удержать слезы. Никто не спешил показывать Биллу при жизни, каким хорошим он на самом деле был. Даже его лучший друг. Том чувствовал и свою вину, если бы он никогда его не отпустил, если бы он всегда был рядом с ним, чтобы предостеречь его и удержать от глупости…

А теперь он лежал там, закованный в полированное дерево и гранит. Он словно показал всем, что его храбрость и его любовь к свободе гораздо сильнее серости и ненависти, что вечно окружали его. Он заслужил свой покой и сделал все по-своему, как и всегда.

И все же Тома бесила сама мысль о том, что его Билл сейчас лежит в каком-то деревянном ящике и дождь капает на него, а зима словно крепче сжимает свои объятия.

Так не должно быть!

— Мам, я хочу побыть с ним наедине. Можно? — не оборачиваясь, Том положил дорогой букет из роз на сырую землю.

— Конечно малыш, — Симона погладила его по плечу и печально побрела к такси.

— Билл, я знаю, ты слышишь меня, - Том, посмотрел, чтобы мать была вне зоны досягаемости, поставил обе ладони на землю, наклоняясь ниже и проговаривая четко каждое слово. — Я не обманывал тебя. Я действительно хотел тебя видеть. Я скучал по тебе все те годы, что мы провели в отдалении. Я люблю тебя, потому что ты — единственный человек, кому я могу сказать эти слова. И если бы я смог все исправить… Если бы у меня был такой шанс, я бы сделал все иначе. Прости меня, пожалуйста. За все.

Он знал, что Билл услышит его. Еще Том мысленно попросил прощения за то, что так редко звонил ему, что не приехал на его день рождения и не вернулся за ним раньше, как обещал. За то, что не был рядом, в трудную минуту, как и полагается лучшим друзьям. Все чувства вырывались наружу тихими слезами, которые Том не стирал. Воспоминания о лучшем друге все еще жили в его душе. Билл должен был это знать.

Успокоившись, Том приложил два пальца к губам, затем прикоснулся ими к надписи на сером камне.

Последнее, что он положил на могилу, был листок. Том устроил записку рядом с цветами — на сложенной бумажке легко было прочитать незамысловатую фразу.

В четырех словах, написанных на листе, было столько же скорби и печали, сколько на сердце, которое несмотря на все самоуговоры обливалось кровью.

«Я вернусь за тобой».

I’ve been standing alone

Out in the rain, hours of pain

I’ve been sitting alone

I’ve been watching my past

Yeah, you made me last

And I wonder now, how it would be

If you could sit right next to me

Today tomorrow and always.

I always can see you, in all that

I still do, I try to stay alive,

But I am already gone

(Nomy — Been Trying For You)

— Том, пообещай мне кое-что? — Симона, когда они прилетели обратно в Массачусетс, обняла сына на прощание.

Она садилась в машину, чтобы ехать домой, а Том решил взять автобус, чтобы не заставлять миссис МакГрат делать лишний крюк.

— Я не буду нажираться в усмерть, резать вены и плясать голым на подоконнике, разбрызгивая кровь по округе, — мрачно сострил сын.

Симона грустно посмотрела на него.

— Нет, Том. Пообещай мне, что ты не будешь баловаться со своими воспоминаниями? Ты сможешь заехать ко мне и привезти все свои дневники? Пусть лучше побудут у меня, мне бы так было спокойнее.

Том прищурился.

— С чего ты решила, что я буду делать это?

— Не знаю, все твои вопросы про папу, то, как ты… любил Билла и как сильно ты хотел разгадать загадку своего прошлого. Ты обещаешь завезти мне тетради?

— Мам, я буду в порядке, — подумав над ответом, Том улыбнулся. — Я привезу их тебе, как немного отойду, хорошо?

— Смотри. Позвоню тебе вечером, — миссис МакГрат махнула ему рукой.

Том подождал свой автобус и, нервничая, отправился к себе.