Острие Истины (ЛП)

Но в конце концов ничего не изменится, если они не будут двигаться вперед, так ведь? И Рик робко предлагает, - Пойдем навестим ее?

Мэгги выглядит так, словно ей хочется заползти под камень и умереть, но в итоге она просто кивает. – Ты меня еще доведешь до какого-нибудь приступа паники, прежде чем это все закончится, да? - спрашивает она.

Рик только фыркает. – Без труда не вытащишь и рыбку из пруда, - говорит он и встает, протягивает ей руку. – Но мы не можем покинуть ее, как покинули нас.

Мэгги сглатывает, но берет руку Рика и встает, принимается выколупывать кору из-под ногтей. – Я должна быть с тобой откровенной, в данном случае… я понятия не имею, что делать.

Рик пожимает плечами и коротко сжимает ее плечо. – Мы что-нибудь придумаем.

***

Уверенность Рика, что лучше всего двигаться вперед и в итоге они найдут решение, слегка пошатывается к тому моменту, как они добираются до дома-интерната для престарелых Плезант Хилл. Ситуация кажется чертовски безнадежной, если женщина, которую знал Рик сорок лет тому назад, осталась такой же сейчас – мозг отсоединен от тела, связь с миром прервана и заперта в крошечной коробочке, зарытой глубоко в ее разуме. И толку показывать ее такую Мэгги? Будет ли это проявлением доброты по отношению к ним обеим? Но другой вариант почему-то выглядит еще хуже – проигнорировать проблему, притвориться, что ее не существует. И Рик не ангел, но он знает простые вещи, например, что нельзя исцелить кого-то, если в груди у них все еще зияющая, кровоточащая рана.

Так что они невидимками летят к дому и приземляются, бродят вокруг него, пока не находят комнату Патриции. Она на первом этаже, так что они заглядывают и видят утро в самом разгаре, уже наступило время завтрака. У ее кровати стоит медсестра в униформе, разрезая вареное яйцо на мелкие кусочки рядом с пакетиком молока. Патриция лежит на кровати, свободная одежда нейтрального оттенка мешковато сидит на ее теле. Ее лицо выглядит исхудалым и утомленным, ее волосы похожи на хрупкие нити.

Медсестра заканчивает приготовления и ставит поднос перед Патрицией, помогает ей приподняться. Женщина ест на автопилоте, даже не глядя на еду, которую ее костлявая рука подносит ко рту. Она едва жует и часто глотает, и весь мучительный процесс занимает меньше пяти минут, и медсестра уносит поднос. Она не обращается к Патриции, ничего ей не говорит, и все это настолько очевидная рутина, что это говорит Рику и Мэгги все, что им нужно знать. Она все еще такая же. Она все еще сломлена.

- Мы можем уйти, - предлагает Рик. – Если ты не хочешь. – Потому что благополучие Мэгги, ее разум и душа куда важнее, чем попытки исцелить методом тыка, чтобы восстановить мертвый нимб. Рик никогда не прекратит пытаться помочь Дэрилу, это не обсуждается. Но есть и другие пути, кроме как причинять боль остальным членам его семьи, если до этого сейчас дойдет.

Но Мэгги качает головой, все еще смотрит в окно в направлении Патриции. – Нет, - говорит Мэгги, - она нуждается в нас. Я покинула ее однажды. Я была так глупа, просто приняв как данность, что она уже умерла. И теперь мне нужно это исправить. Мы пойдем внутрь. – Рик кивает и тянется открыть окно, чтобы они смогли незамеченными проскользнуть внутрь, но Мэгги хватает его за руку, впивается ногтями. – Нет. Как люди.

Рик хлопает глазами. – Почему?

- Потому что я ей не нужна. Ей нужна Мэгги Грин.

И сказав это, Мэгги переливается и меняет облик. Рик меняет собственное обличье, чтобы не отставать. Мэгги стоит на лужайке у интерната и создает у себя на голове хвостик, убирает волосы от лица, чтобы ее легче было узнать. Она поворачивается к Рику и вздыхает, ее глаза широко открыты и сосредоточенны, и для мира она выглядит точно так же, как фермерская дочка, которую он встретил сорок лет тому назад. – Пойдем повидаемся с ней, - говорит Мэгги, ее голос звучит куда мягче, чем с Гринами в Раю, куда тише, чем Рик привык слышать за довольно долгое время.

Рик позволяет ей вести их, и они снова огибают здание, на этот раз заходят внутрь, подходят к слишком сияющей, слишком чистенькой стойке администратора. Крепко сложенный мужчина сидит за стойкой, темнокожий, с ухоженной растительностью на лице, а на его бэдже написано «Тайрис». Мэгги подходит к стойке широкими уверенными шагами.

- Сейчас время посещений? – спрашивает она.

Тайрис поднимает на нее глаза и кивает. – Да. До пяти.

- В таком случае, я здесь, чтобы кое с кем повидаться, - говорит ему Мэгги и опирается руками о стойку, ожидая.

Тайрис кивает и быстро проводит взглядом по ним обоим, а потом поворачивается к компьютеру. – Я поищу вас в системе. Как зовут пациента?

- Патриция Грешэм, - говорит Мэгги отточенным деловым тоном.

Пальцы Тайриса замирают на клавишах. – Мисс Патриция? – переспрашивает он с неверием в голосе.

- Да, - подтверждает Мэгги, - Патриция Грешэм.

У Тайриса отваливается челюсть, он выглядит огорошенным. – Леди, я работаю тут уже больше десяти лет, и никто никогда не навещал бедную мисс Патрицию.

- Знаю, - говорит Мэгги, хмурясь. – Послушайте, я не в близких отношениях со своей семьей. Мы чужие друг другу, и я только недавно с ними вообще пересеклась. И они сказали мне… ну, сказали мне, где бабушка Патриция. Она моя двоюродная бабушка, и у меня чудесные приятные детские воспоминания о ней. Я хочу снова ее увидеть. Особенно, раз уж мои никчемные родители не навещают ее.

Тайрис пристально на нее смотрит, и на мгновение Рику кажется, что он не купится на ее историю, но потом он медленно кивает и тянется за планшетом. – Вам придется заполнить бумаги. – Он вручаей ей их и бросает взгляд на Рика. – А он вам кто?

- Муж, - отрезает Мэгги и принимается что-то царапать на форме. Тайрис кивает и возвращается к компьютеру и своей работе. Рик подвигается поближе к Мэгги и хмурится.

- Муж? – шепчет он.

- Заткнись, - говорит Мэгги и быстро толкает его локтем под ребра. – Просто стой и веди себя, как гетеросексуал. Я знаю, это сложно, учитывая, как сильно съеживается от этой идеи твой член, но попытайся это держать при себе.

Рик фыркает и скрещивает руки на груди, бросает недолгий взгляд на собственную промежность и мысленно говорит, что вовсе он не съеживается и вообще с ним все в порядке, и к тому времени, как он заканчивает подбадривать свой член, Мэгги возвращает бумаги Тайрису и они могут идти.

По коридору до комнаты 117 идти довольно далеко, Тайрис ведет их, а Рик следует по пятам Мэгги, изучая изгиб ее тела. Он отлично знает его к этому времени – знает, когда она готова взорваться в припадке ярости, когда она зашипит от раздражения или злости. Он знает, когда она разочарована, устала, в бешенстве, раздражена, оскорблена, жестока. Чего он не знает, так это как выглядит на ней страх. Мэгги не ведает страха. Его в ней не существует, словно он выкипел в том состоянии, в котором она была рождена, ее кожа освящена стать броней, которая никогда не трещит, никогда не ослабевает. Она само определение силы, и Рик всегда этому завидовал, завидовал ее способности держать спину ровно и смотреть в лицо чему угодно.

Но сейчас он начинает узнавать, как недавно в Раю, наблюдая за ней, так и сейчас, наблюдая, как она идет по этому коридору, что, может быть, под кожей Мэгги скрывается и страх. Может быть, он не выкипел полностью, а пропитал ее насквозь под слоем плоти, был скрыт так глубоко и надежно, чтобы мир никогда его не увидел. Потому что Рик боится. Рик панически боится Патриции, этой сломленной женщины, дрожит от волнения, которое вызывает в нем эта встреча. И это не его член семьи, не женщина, с которой он когда-то был знаком. Это член семьи Мэгги. Это ее последняя связь. Так что естественно, в глубине души, она должна бояться.

Но она хорошо это скрывает, держит спину ровной, как полированное стекло, ее шаги словно громовые раскаты барабанов. Она ведет себя так, словно ей принадлежит светло-зеленая плитка под ногами, тепло, исходящее от белых стен, медленные движения медсестер. Она одновременно не к месту и удивительно как дома здесь, и Рик думает, королева ли она, которая вступает в свои владения, или преступник, с усилием шагающий к месту казни.