От звезды до звезды (СИ)

Над головой запищало. Йонге почти отпрыгнул. Сайнжа подхватил стакан и щелкнул пальцами. Дверь открылась. Йонге развернулся и сделал шаг в лабораторию. Возле стола возвышался смутной громадой Цвейха, скрестив руки на груди.

– Эй! – Рудольф сидел там же, свесив ноги, и откровенно потягивался. – Блин, кто украл мою кровать? Йонге, это твои шуточки?

Сайнжа наклонился через плечо Йонге, схватил его за руку и всунул в скрюченные пальцы стакан.

– Так, а почему вы голые? – изумился Рудольф, перестав крутить плечами. – Я что, опять пропустил оргию?

Чувствуя непоколебимую поддержку в лице яута за своей спиной, Йонге прислонился к нему и нервно засмеялся.

***

На почве нервных потрясений у отважного первого пилота случилось расстройство желудка.

Йонге оставил Рудольфа разбираться с историей о коллективном сумасшествии, а сам засел в санитарной комнате, посылая страшные проклятья в адрес яутских инженеров, занимавшихся разработкой унитазов.

Казалось, по их задумке отважный воин не должен задерживаться в стыдном месте более чем на пятнадцать секунд, поэтому сиденье проектировалось как можно более неудобным.

Йонге мрачно рассматривал собственные ноги, болтающиеся в воздухе, и вспоминал рассуждения Стилина. Тот многословно доказывал всем желающим, что в такой важной вещи, как дефекация, недопустима небрежность, и приводил в пример всеобщее заблуждение в виде удобных высоких сидушек, на которых при этом совершенно не работают мышцы малого таза.

Согласно теории Стилина необходимо было восседать на корточках, продуманно включая в работу все мышцы. Сейчас Йонге даже готов был разделить эти странные взгляды, но нога не позволяла вскарабкаться на пьедестал, и он продолжал страдать на угловатом и слегка наклонном сиденье.

Убедившись, что организм наконец-то пришел в себя и больше не пытается вывернуться наизнанку, Йонге сполз на пол и прошествовал в уже хорошо знакомое помещение для принятия ванн. Правда, на этот раз никто не позаботился о его одежде, и пришлось натягивать все как есть.

Пригладив волосы и тщательно одернув рубашку, Йонге выпрямил спину и почти чеканным шагом вышел в коридор. Пафос несколько портила вынужденная босоногость: замотанная ступня была по настоянию Рудольфа еще и укреплена фиксирующим бинтом, поэтому в ботинок не вмещалась.

Добравшись до общей залы, Йонге с облегчением устроился в одном из кресел, присоединившись к светскому рауту. Транслятор занимал почетное место на столе – между клыкастым черепом и еще чем-то круглым. В обстановке, рассчитанной на свою расу, яуты выглядели монументально, и на всякий случай хотелось говорить, почтительно понизив голос.

– А вот и капитан! – трагически воскликнул Рудольф, откидываясь на спинку кресла и складывая руки на груди. – Йонге, ты в курсе, что нас пытаются надуть?

– Почему-то я не удивлен, – вздохнул пилот. Креслу явно не хватало мягкости.

– Сайнжа готов выплатить нам вознаграждение, но только когда его выплатят ему. А для этого надо явиться к их бешеной бабе!

«Великой Матери!» – хором рявкнули яуты.

Эхо откликнулось под высоким потолком, и Йонге с подозрением бросил туда взгляд – показалось, в тенях что-то шевелится.

– Мы не договаривались, что за нашими деньгами придется бегать, рискуя головой, – строго сказал он.

«Я имел только честные намерения. В моих планах была передача груза и получение награды с передачей вашим двум необходимой доли. Но…»

– Но? – повторил Йонге.

«Но императорское изменение условий игры испортило мое планирование. Я должен встречаться лично, чтобы подтвердить свою доблесть. Я хотел бы взять вас…»

– Ни за что.

Теперь хором высказались напарники.

«Но я размышляю, что Великой Матери не будут приятны особы, портившие Белый Клык».

– Это он про дворец, – догадливо сказал Йонге.

– Отвратный был дворец, – хладнокровно откликнулся Рудольф. – Я существенно улучшил его дизайн, факт.

Цвейха громко раскашлялся и заклекотал. Сайнжа негодующе побарабанил по ручке кресла, пережидая припадок веселья у хозяина. Йонге покосился на Рудольфа, и обнаружил, что напарник самодовольно улыбается. Сайнжа, явственно не выдержав, показал механику кулак. Рудольф тут же ответил сходным жестом, только добавил оттопыренный средний палец.

«Прошу меня извинять, - наконец сказал Цвейха. – Отважные маленькие умансоо. Забавно»

Йонге все-таки подтянул здоровую ногу, поставил ее на сиденье и обхватил обеими руками. Так было куда удобнее. Сайнжа перестал тискать подлокотник и наклонился вперед.

«Я буду представляться лично. Умалять ваши заслуги и возвышать свои».

– О, мы как-нибудь переживем отсутствие наших памятников на вашей главной площади, – отмахнулся Йонге. – Но имей в виду. Ты делал для нас дипломатический запрос. Мы делали в нем отметки по грузовой декларации. Если нам не заплатят, любой юрист в Фузии истолкует это как нарушение договора.

«Мелочность и торговля!» – фыркнул Сайнжа.

– Богатство и расчетливость, – поправил Йонге.

– Вот за это я тебя люблю, – восхищенно сказал Рудольф. – Сказал, как припечатал.

«Я направляюсь после завтрашнего восхода. Ожидайте одни сутки. Вам лучше оставаться в доме Цвейгех».

«Будьте гостями», - щедро согласился сам Цвейха.

– Идет, – быстро сказал Рудольф. – Кормят тут неплохо, удобства есть… Правда, Йонге?

– Да уж. Только не засыпай, бога ради, сняв респиратор.

***

Заявленные сутки превратились в двое. К счастью, Сайнжа добросовестно отчитывался едва ли не каждые восемь часов. Йонге решил, что это следствие шока от осознания, что ему не плевать на состояние людей. Оставалось только дождаться, когда на видеофон Цвейхи начнут падать иллюстрированные сообщения типа «не забудьте поесть» и «пора чистить зубы».

Яут мотался по императорскому дворцу, собирая почести. Цвейха назвал это минутой славы, и при всей снисходительности тона – насколько можно было разобрать яутский шипящий говор – явно позавидовал.

На исходе второго дня радушный хозяин и сам удалился по каким-то своим яутским делам, недвусмысленно приказав лишних кнопок в его доме не нажимать.

– На конференцию какую-нибудь полетел, – завистливо сказал Рудольф, глядя сквозь огромное панорамное окно на взмывший глайдер. – Будет рассказывать о ксенопсихологии в условиях этого… короче, в условиях.

– Ограниченного социума, – подсказал Йонге и в сотый раз принялся перебинтовывать ногу. Ходить босиком ему категорически не нравилось, а в ботинок он по-прежнему не влезал.

– Да выкинь ты эти бинты уже, без них обойдешься.

– Ты сам настаивал, – нахмурился Йонге.

– Переволновался. Снимай, не дрейфь.

Йонге облегченно вздохнул и начал разматывать полосу жесткой микрофибры. Лично он не видел надобности в повязке, но когда Рудольф чего-то требовал с угрюмой серьезностью, лучше было послушаться – интуиция у него работала прекрасно. Если механик говорил, что надо заклеить рот скотчем и лечь под стол, то следом случалась авария с пробоем кислородных танков и фейерверком с потолка.

В вопросе таких важных вещей, как функциональность собственных ног, Йонге тоже был склонен ему доверять - и с удвоенной радостью избавлялся от надоевшей повязки.

Краем глаза он посматривал на напарника – тот сидел на кресле, скрестив ноги и сняв респиратор, и быстро водил одноразовым лезвием по надутым щекам. Сверхлегкий пластик соскабливал щетину, и Йонге вдруг страшно захотелось подойти ближе и потрогать гладкую кожу пальцем. Почесав собственную скулу под респиратором, Йонге решил, что мужественная щетина пока достаточно мужественна, чтобы не превращать его в бородача. К тому же он пользовался заботливо прихваченным роликом, смягчавшим кожу и защищавшим от постоянного контакта с резиной. Иначе не миновать бы раздражения.