Он видит, как они летят (СИ)

И снова принимается ласкать, периодически пережимая у основания. Покрывает лицо и шею легкими поцелуями, лишая остатков здравомыслия. А потом... В тот момент, когда Бог Грома уже готов излиться, Локи только ускоряет движения. И когда Тор с глухим стоном выплескивается в его руку, вокруг все вспыхивает изумрудным огнем, все тело словно пронзает разрядами молний, удовольствие становится нестерпимым. Настолько, что громовержец не может даже вдохнуть.

Когда он открывает глаза, они уже никуда не летят. Он, Тор, лежит на асфальте, а к его груди прижимается тяжело дышащий Локи.

Бог Грома молча проскальзывает ладонью в его штаны и улыбается, ощущая горячую липкую влагу. Говорить нет сил. Тор просто целует брата во влажные губы и закрывает глаза.

– Понравилось? – в голосе младшего улыбка.

– Как ты и сказал, – отзывается Тор, не открывая глаз. – Это было...

– Не подбирай слова, – Локи тихо смеется. – Этому нет названия.

– Твое имя подойдет? – громовержец проходится ладонями по спине младшего.

Ответить Локи не успевает. Потому что откуда-то сверху звучит обеспокоенный голос:

– С вами все в порядке? Вы можете подняться?

– Более чем в порядке, – Локи скатывается с Тора и переворачивается на спину. – Мы хотим снять у вас номер.

Chapter XXXIII

Решение передать власть в руки Совета далось Богу Грома на удивление просто. Он вдруг понял, что испытает только облегчение, отказавшись от трона, а вместе с ним от каждодневной обязанности участвовать в советах и решать государственные дела.

Естественно, нависни над Асгардом угроза войны, Тор был бы обязан вернуться. Но войной пока и не пахло, так что громовержец со спокойным сердцем произнес формулу отречения, подписал с десяток пергаментов и, не прощаясь, вышел из зала.

Сейчас у него были дела поважнее.

Бог Грома твердо решил, что обязан избавить Локи от страшного проклятия, отравлявшего его жизнь. Но сделать это без ведьмы не представлялось возможным, потому громовержцу не оставалось ничего другого, кроме как снова отправиться в Железный Лес в Йотунхейме.

Правда, теперь он был там абсолютно нежеланным гостем, что усложняло задачу. Но по большему счету Тору было плевать. Единственное, чего ему хотелось – это припереть мерзкую ведьму к стене и потребовать снятия проклятья. Воспитанный в родительской любви, он не понимал, как можно было поступить так с собственным сыном. Проклясть и бросить на верную смерть. И эти мысли будили в груди поистине черную злобу.

***

Тропа под сенью железных скрежещущих ветвей уже почти привычна. Царит безветрие, и только редкие дуновения заставляют острые листья звенеть, ударяясь друг об друга.

Тор сосредоточенно шагает, опустив голову, сжимая в ладони такую теплую, привычную рукоять молота. В голове почти нет мыслей. Бог Грома уже все для себя решил. Единственное, за что он волновался сейчас, так это за брата, которого оставил одного. И как знать, в порядке ли Локи сейчас. Младший, конечно, клятвенно заверил, что у него все хорошо и Тору не о чем волноваться, но громовержцу навязчиво мерещилась окровавленная ладонь брата, а на ней...

Бог Грома трясет головой, пытаясь избавиться от кошмарных образов, и ускоряет шаг.

Пленить ведьму оказалось легче, чем Тор предполагал. Или это просто так показалось? В любом случае, по прошествии пятнадцати минут с того момента, как Тор вышел к Камню, на поляне, усеянной костями, живых больше не было, кроме, собственно, самого Бога Грома и прижатой молотом к земле ведьмы.

Женщина не кричала, не вырывалась. Но ее взгляд... Там была тьма. Непроницаемая, жуткая. И Тор не выдержал. Наверное, удар ногой был слишком сильным, потому что из ссадины на виске ведьмы тут же заструилась кровь. Но цель была достигнута – сознание она потеряла.

***

– Ты знаешь, зачем ты здесь? – Тор еще раз проверяет антимагические цепи и отступает назад.

– А ты? – ведьма улыбается. Так знакомо, что сводит зубы.

– Не забывай, в каком положении ты, а в каком я, – голос охрип от злобы, клокочущей где-то глубоко в груди.

– Глупец, – усмехается женщина. – Подумай только, что ты делаешь ради этого выродка. Готов замарать руки в крови. Или нет, постой, – она неприятно щерится. – Ты уже замарал. И что получишь взамен? Лживые признания? Грязную страсть?

– Замолчи!

Звонкая пощечина эхом отдается от каменных стен древнего святилища. А Тора уже не на шутку трясет. Он и сам не понимает причины своего гнева, что пугает еще больше.

– Неужто не видишь, Тор, сын Одина? – ведьма сплевывает кровь. – Не я в плену, а ты. Я освободилась еще тогда, когда моя утроба извергла его наружу. Нужно было задушить этого полукровку сразу, но...

– Я не хочу этого слышать, – с неожиданным даже для самого себя спокойствием выговаривает громовержец. – У меня много вопросов, не терпящих отлагательства.

– Ради которых ты сложил с себя полномочия правителя Асгарда? – ведьма облизывает разбитые губы. – Твоя жизнь рушится. Чем ты ближе пускаешь этого выродка в свое сердце, тем быстрее приближаешь свой конец.

– Ты должна снять проклятие, – прерывает ее Бог Грома. – Как только сделаешь это – окажешься на свободе. И в твоих интересах выполнить это условие прямо сейчас. Иначе...

– Ты смеешься надо мной, сын Одина? – перебивает его ведьма, склоняя голову набок. – Неужели думаешь, что твои угрозы что-то значат для меня? Думаешь меня можно испугать болью?

– Знаешь... – громовержец поднимает с плоского камня тонкий небольшой кинжал. – Твой сын научил меня многому. В частности тому, как причинить такую боль, чтобы крик застревал в горле. Не знаю, может тебя действительно не испугать болью, но мы попробуем. В любом случае, – Тор улыбается, – попытка – не пытка. Верно?

***

Локи привычно вытирает пальцами слезящиеся глаза, садится в постели и морщится от неприятного болезненного ощущения меж ягодиц: они с Тором не были аккуратны прошлой ночью, и, даже по прошествии суток, она давала о себе знать. Воспоминания отзываются сладкой дрожью во всем теле. Маг улыбается пустоте и спускает ноги на пол.

Он уже два дня не видел птиц. И от этой мысли становится почти радостно. Тор был прав: здесь легче.

Номер, что они сняли, оказался шикарным: широкая двуспальная кровать с матрасом, в который Локи почти влюбился – магу всегда нравилось спать на мягком, большая купальня, или, как ее называли смертные, ванная и огромные панорамные окна с видом на прозрачное небольшое озеро и заснеженные вершины.