Начать жизнь заново (СИ)

Хм-м, может, мне стоит почаще валяться под кроватью, чтобы разложить всё по полочкам? Мысль, кстати, неплохая.

========== Глава 47: Mendes veritas ==========

После этого моя зима потянулась гораздо веселее. Заведующий общежитием сказал, что комнату сможет выделить только к марту, если не к апрелю, поэтому я уговорил Ваню остаться у нас. И мне спокойнее, и ему легче. Мнение Жени по этому вопросу не учитывалось.

Пока друг не выздоровел полностью, я переселил его в свою комнату, а сам спал на диване, потеснённый собаками. Локи, как обычно, улёгся чуть ли не сверху, а Шики в ногах. Очень часто просыпаться было не совсем удобно, приходилось обнимать псину, как игрушку, диван-то не широкий.

Женька коварно предлагал разделить его комнату, но я, понятно, отказался.

По мере того как приближалась весна, морозы спадали, хотя обычно всё было наоборот. Где-то на последних числах февраля Ваня всё-таки уехал к матери, где у него, как оказалось, жила младшая сестра. Я отпустил его пока, но иногда навещал по вечерам, хотя и не рассказал тёть Оле, что такое случилось, раз сын решил поселиться у неё. Это было своеобразным ультиматумом со стороны друга, когда тот согласился жить в общежитии.

Женя не то чтобы открыто радовался отчаливанию одноклассника, но было видно его облегчение после того, как за блондином закрылась дверь.

В последнее время звонить ему стали ещё чаще, причём это могло быть и в два часа ночи, и в шесть утра. Я больше ничего не спрашивал, так как чувствовал, что ответа ни на один вопрос не получу. «Почему он не сменит номер или выключит телефон?» — вертелось у меня в голове. Савкин явно что-то скрывал… пытался скрыть, и у него это почти получалось.

Неделю спустя ему позвонили ещё раз, но теперь мелодия была другой — той, которая стоит на остальные номера. Парень тут же ответил на вызов и, держа смарт у уха, бледнел. Я не слышал голоса говорящего, так как сидел на полу у телевизора, а брюнет стоял у входа в кухню, но я явственно видел, как у того подрагивали кончики пальцев. Выглядел он ещё хуже, чем в ночь памятного разговора, — более напряженным, потрясенным, потерянным. На лице промелькнула полусумасшедшая неверящая улыбка, заставив меня вскочить и подойти.

Увидев моё приближение, Женя впервые за несколько минут заговорил:

— Хорошо, через час буду. До свидания.

И отключился.

— Кто это был? — напрямую спросил я, краем глаза заметив неизвестный номер.

— Неважно, — брюнет покачал головой, снова показывая мне фальшивую улыбку. — Миш, мне нужно уехать, постараюсь быть к вечеру.

Не дав сказать и слова в ответ, быстро отстранил вбок, на деревянных ногах поднимаясь на второй этаж. Руки у него по-прежнему дрожали.

А потом он исчез на три дня. Это время я ходил сам не свой, пытаясь чем-то себя занять. Даже сходил в парикмахерскую, чтобы подстричься. Теперь челка в глаза не лезла, а волосы нельзя было собрать в хвост, однако и на «нолик» не тянуло.

Собаки, чуя настроение хозяина, тоже выглядели встревоженными, смотря, как я вечерами меряю шагами комнату.

В академии никто ничего не знал, но я не стал говорить что-то раньше времени, может, всё ещё уляжется. Ванька, сидя со мной, несколько раз спросил о «придурошном однокласснике», так и не получив вразумительного ответа.

На третий вечер от нечего делать я сел за рисование и в итоге изобразил огромную серо-синюю бабочку со сложенными крыльями в полёте. Изначально, конечно, планировались просто закруглённые узоры и цветы, но вышло это. Ничего удивительного — всё как обычно.

Дом без Него выглядел каким-то непередаваемо пустым. Вроде всё есть, но чего-то не хватает — никогда не думал, что присутствие чужого человека станет для меня уютным и желанным. Это чувство проникло глубоко в сердце, обосновавшись внутри, а теперь постепенно давало о себе знать, ещё больше подогревая беспокойство. Я где-то слышал одну фразу: «С ним плохо, а без него ещё хуже», которая оказалась чистой правдой.

Сколько мы жили вместе, а я до сих пор ничего толком не знаю, в особенности то, как с ним «по-настоящему». Какой он, когда действительно «настоящий», полностью «живой», а не просто существующий рядом со мной?

Он ведь пытался обо мне разузнать, я видел, как Женя расспрашивал обо мне Ваню, когда тот лежал в синяках. Но обо мне не знает никто: ни Ваня, ни Славик, ни старик. Возможно, последний что-то раскопал, однако вряд ли стал бы делиться информацией с посторонними.

На четвертый вечер, когда я, как зомби, раскачивался на диване, бессмысленно таращась во включённый телевизор, Женя пришел. Тихо постучался в дверь — в последнее время мы не закрывали ворота.

Стараясь не бежать, подошел к дверям, по очереди их открывая.

Одноклассник буквально ввалился в коридор, обдавая меня перегаром. Ничего не говоря, парень разулся, скинул джинсовую куртку на пол и побрёл в свою комнату. Я ошарашено застыл, а потом, нахмурившись, схватил его руку, останавливая. Всё накопившееся за эти дни дало о себе знать, так что мои слова больше походили на рычание:

— Савкин, мать твою! Ты где шлялся? Ладно, «где» — это не моё дело, но хоть бы предупредил! Что нужно было думать мне, пока ты лазил чёрт знает где? Что ты попал под машину? Повесился? Хотя не-е-ет, — в голосе прозвучала злая ирония, — для того, чтобы повеситься, валить не обязательно. Я тут, блять, почти с катушек съехал…

Меня явно понесло, не обращая внимания на то, что виновник всех бед закусил губу, поглядев как-то неуверенно. Первый раз замечаю у него настолько потерянное выражение.

Вместо того чтобы сказать что-то в ответ, парень рывком развернулся и практически упал на меня, обнимая за шею.

— Прости… — горячий полушепот заставил вздрогнуть, обнимая в ответ. — Я… не знал, что ты так отреагируешь. Не думал… черт… — сглотнув комок в горле, брюнет хотел сказать что-то ещё, но вдруг, передумав, покачал головой. — Сигарету одолжишь?

Злость прошла, оставив после себя пустоту, наверное, поэтому мой голос звучал почти так же, как обычно:

— Конечно, но ты в состоянии держаться на ногах? Не грохнешься где-нибудь?

— В состоянии, — слабая чуть ироничная улыбка. — Сегодня я ничего крепкого не пил.

Оглядев соседа повнимательнее, заметил, что одежда у него другая, чисто черного цвета, не та, в которой он уходил.

— Только давай ты сначала приведёшь себя в порядок. Искупайся там, переоденься.

Ответом послужил слабый кивок, и Женя побрёл наверх, засунув одну руку в карман. Вторая всё так же дрожала.

Облокотившись на дверной проём, я вытянул из кармана недавно начатую пачку сигарет. Четверть была выкурена, но этого хватит. Наша перепалка закончилась привычно быстро, словно и не было ничего. Почти как обычно, не считая нескольких «но», мешающих назвать событие повседневной, ничего не значащей мелочью.

Ему плохо, это чувствуется. И страшно осознавать, что тут ничего нельзя сделать. Взгляд чуть затуманенных горечью глаз ясно дал это понять. Женя странный, с этим не поспорит никто. Он может издеваться, провоцируя на ответные действия, может высмеивать кого-то, может выставляться подлецом, мерзавцем, чистой воды эгоистом, да кем угодно, но я всё равно знаю, что мой сосед никогда не сделает по-настоящему больно. Слова ранят не хуже ножа, и тот, кто владеет этим искусством, с лёгкостью причинит гораздо больше урона, чем холодное оружие. При желании Савкин мог бы давно меня «сделать», но он ждал чего-то. Только чего?

Что я могу сказать сейчас, чтобы пусть не убрать, но хотя бы уменьшить тревожный огонёк в аквамариновых глазах?

Наблюдая, как Женя в одних широких коричневых штанах идёт в ванную, а уже через минуту выходит оттуда с мокрыми волосами, намокшими штанами и влажным торсом, я оттолкнулся от арки. Одна капля стекла по его лицу, и если бы не понимание, что это вода, можно было бы подумать, что по щеке катится слеза, кристальной влагой падая с подбородка.

Я молча подал ему сигарету, а он потянул меня на веранду, как мы и были — без верхней одежды, босиком.