Getting my demons out (СИ)

Машина мягко тормозит у его дома. Мама комкает в руках полотенце, а в глазах — беспокойство, въедливое, ставшее уже привычным. Он покидает полицейскую машину, с отвращением перемешивает слякоть и грязь под ногами, пока идёт к дому. Лишь в маминых руках, тёплых и ласковых, Луи позволяет себе вдохнуть.

С воздухом, наполняющим лёгкие, приходит истерика. Спадает оцепенение, смытое струящимися по щекам слезами. Луи жмётся сильнее, будто маленький, пока офицер мягко вводит её в курс дела. Хватка материнских рук на плечах усиливается по мере того, как он говорит, и Луи вдруг отчётливо понимает, что кто-то из его семьи мог бы оказаться жертвой. Безумие Бена могло завести их ещё дальше за жирную, чёрную линию страданий. Луи мог потерять всё.

По вине Гарри.

Поэтому единственное желание, что рождается среди скопления боли и гнева, бессильного отчаяния — это забыть, оставить Стайлса позади. В прошлой жизни.

И Луи не дожидается окончания рассказа, он выворачивается из материнских рук и, громко топая, заходит в дом, хлопнув за собой дверью. Ярость разгорается в сжатых в кулаки ладонях, меж стиснутых до скрипа зубов. Злиться Луи умеет, и именно гневом сейчас он прогоняет отчаяние и тоску.

Тот, кто злится — не скучает.

========== Эпилог ==========

Комментарий к Эпилог

Итак, это была потрясающая неделя. Если бы вы только видели как именно annsmith правит мои ошибки. Весьма колоритно)) Я рада, что смогла приурочить поездку к окончанию этой работы. Люблю мою детку до края Вселенной. И каждого из вас люблю! За восхитительные эмоции.

Вы — моё вдохновение <3

Вместе с осенью заканчивается терпение: голые ветки тянутся к серому, полному дождя небу, так похожие на его оголённые нервы. Луи закуривает, забрасывает рюкзак за плечо.

Прохожие толкают его плечами, задевают локтями. Каждый незнакомец в толпе спешит по своим делам, и человеческая масса будто река омывает Луи со всех сторон. Он один, в этом извечном суетливом стремлении жизни, не торопится, оттягивает момент. Лондон дышит вокруг, огромный, способный проглотить, но Луи не боится.

Страх остался в прошлом.

Честно и отчаянно Томлинсон сражался с ним на протяжении долгих месяцев, вычерпывал из себя, будто чайной ложкой, по капле. За спиной остались похороны друзей и долгие месяцы попыток забыть эту разрушительную зиму. Ненависть, порождённая отрицанием трагедии, нежеланием смириться с тем, что Стэна или Зейна больше не будет рядом, что мисс Коул больше не поддержит искренней улыбкой.

Он винил Гарри. Долгие весенние вечера ушли на то, чтобы разобрать образ Стайлса на кусочки, пропитать каждый из них отвращением, обвинением. Если бы он не оказался в их школе, если бы выбрал другой город. Цепь событий, что привели к безвозвратным потерям началась с него, и Луи казалось правильным превратить всю свою боль в ненависть и направить её на первоисточник.

Лето согрело теплом, растопило лёд, накопленный в груди. Время двинулось дальше и город начал приходить в себя, вновь задышал. Злость схлынула, оставив пустоту. Весь предоставленный объём заняла тоска.

Луи просыпался до восхода, потревоженный ноющей болью в груди, и сминал в руках подушку, стараясь унять выворачивающее наизнанку чувство потери. Но оно больше не принадлежало ушедшим навсегда друзьям. Луи скучал по Стэну, понимая где-то внутри, что будет скучать всегда, сколько бы долгих месяцев не прошло. Сну мешало другое чувство, от которого лёгкие горели внутри, будто облитые бензином, и каждый вдох давался с трудом, словно не воздух, а угарный газ Луи втягивал в себя. Только сладкие запахи летних цветов привели его к осознанию, что ненависть к Гарри сменилась тоской. Невозможность забыть губы со вкусом сладкого ягодного вина не позволяла жить дальше.

Осень расставила всё по своим местам. Вырвавшись из декораций, в которых разыгрывалась зимняя драма, Луи смог сбросить пелену, застилающую глаза. Будто туман развеялся, позволяя увидеть правду — Гарри его часть. Стайлс спас его жизнь, направив в нужное русло. Но лишь обжившись в стенах колледжа, расставшись с маской, которую приходилось носить дома, Луи понял, что не цельный.

Огромный его кусок где-то там, борется со своими демонами. В одиночестве.

Луи думает об этом всю дорогу до Лондона, то и дело замирая, разглядывает пустоту перед собой, и выглядит, должно быть, точно как Стайлс в начале их общения. Одно тревожит его теперь, когда все причины и чувства разложены по своим полкам в голове — простит ли Гарри ему это отсутствие, возможно в тяжелейший момент жизни? Простит ли, что дав показания, Томлинсон прошёл мимо него по коридору низко опустив голову, пряча взгляд? Он оправдал тогда Гарри перед следствием, но оправдать перед собой так и не смог. Это удалось лишь спустя время.

И поэтому его руки дрожат, когда он пальцем вдавливает кнопку звонка на кованных воротах элитного жилого комплекса, а голос ломается, пока Луи говорит что он гость Джеммы Стайлс.

С дежурной улыбкой его провожают до самой двери, точнее этажа, занятого лишь одной квартирой. Богатство и привилегированность здания подтверждает сделанные раньше выводы — малыш Стайлс чертовски богат на самом деле, а сладкий, замёрзший Гарри в старом растянутом свитере существует лишь в его воспоминаниях.

— Большое спасибо, Уэбб, — произносит девушка в дверях, обращаясь к мужчине рядом с Луи. Тот кивает, принимает благодарную улыбку. Только когда его силуэт скрывается за дверями лифта, обитыми деревянными панелями в цвет стен, девушка протягивает Луи руку. — Джемма Стайлс. Мы разговаривали по телефону вчера, верно?

— Верно, — соглашается он. — Луи.

— Ну что ж, Луи, проходите, — девушка отходит в сторону, впуская его в большой светлый холл.

Тут пахнет ею: её дорогим парфюмом. На стенах висят семейные фотографии, и Луи старается не смотреть на маленького Гарри, счастливо улыбающегося со снимков. Его и так трясёт от нервного возбуждения, чувства растрёпаны, оголены.

В большой кухне, разделённой пополам длинным молочно-белым столом, настежь открыта дверь лоджии. Холодный осенний ветер треплет мягкие бежевые занавески с прикреплёнными к ним бабочками. Их крылья переливаются в свете угасающего дня.

— Чаю? — спрашивает Джемма и тянется к полкам над плитой, чтобы достать тонкие фарфоровые чашки.

— Нет, спасибо, я бы хотел видеть Гарри, как я и сказал по телефону. У меня не так много времени.

— Луи, присядь, — мягко просит она, но в тёмных глазах непоколебимая решимость. — Я не пущу тебя, пока не буду уверена, что ему это не навредит.

— Навредит? — переспрашивает Луи, но тут же осекается. Он действительно не вправе требовать, поэтому послушно садится, заталкивает рюкзак под стул.

— Ты сказал, что был его другом в той школе, — девушка ставит перед ним чашку дымящегося чая, и Луи инстинктивно обхватывает её пальцами. — Почему же ты разыскал его только сейчас? Когда я забирала Гарри оттуда, я оставила директору свой телефон и адрес.

— Было трудно решиться, — признаётся Луи. Смотрит на её идеальный маникюр, на то, как ровно и аккуратно покрыт каждый ноготь тонким глянцем светлого лака. — На самом деле я тот, кто был на фабрике, когда Гарри убил Бена.

Убил. Как мерзко звучит. Луи хмурится собственным словам, но от чувства сожаления, что произнёс именно эту фразу, его отвлекает стук. Единственное, что выдаёт волнение Джеммы, это лёгкие постукивания пальцами по столу.

— Ты видел, как это произошло? — тихо спрашивает она, будто вовсе не хочет знать, будто надеется, что Луи её не услышит и не ответит. — Зачем Гарри сделал это?

— У него не было выхода, — тяжело выдыхает Луи. — Бен поставил условие, кто-то должен был умереть: или я, или он.

— Гарри выбрал тебя. Почему?

— Можно я закрою? — указывает на дверь лоджии Луи. — Очень холодно.

Девушка кивает, давая согласие. Томлинсон поднимается на ноги, в молчании пересекает кухню. Джемма не торопит его, а Луи не торопится сам. Когда ставня щёлкает, отрезает ледяной поток воздуха, оставляя осень снаружи, Луи возвращается на своё место.