О демонах и людях (СИ)

Им и вправду было весело вдвоем, так весело, что вскоре Асгейра, князя Лэрнского, в народе стали называть не иначе, как “шлюхой дьявола” и “Лэрнским палачом”.

…Андрей приподнял руки, позволяя нацепить на себя перевязь, и невидящим взором уставился на гобелен, изображающий адские муки грешников (несомненно, дивный выбор для спальни). Он думал о том, что всю жизнь мечтал о неведомом. Что никогда и ни с кем не завязывал близких отношений, нередко предпочитая книги и компьютер веселой компании, а путешествовал часто и всегда один. Что менял работу и место жительства с необыкновенной легкостью. Что всех людей в своей жизни любил одинаково, и что близкий друг у него был только в детстве, когда у всех бывают друзья. Что все двадцать пять лет своей земной жизни был не человеком, а лишь половинкой души, вспоминающей о своей целостности во сне.

Зато стало ясно, почему ему так легко оказалось взять контроль над телом и властолюбивой душой князя Асгейра — ведь именно Андрей был главной частью, острием духа.

Останется ли демон верен ему после всех изменений? Ведь он кажется столь искренне увлеченным тем изувеченным чудовищем, которым был Асгейр. Почему-то верность этого демона была важна Андрею так, как никогда не был важен ни один человек.

Наверняка с нормальным человеком демону будет так же скучно, как и с запуганным рабом. Кажется, демоны держали милосердие за слабость.

***

— Невольничий рынок? — удивился Рэнси. — Зачем тебе на невольничий рынок, твоя светлость?

— За новым менестрелем, — Асгейр пустил коня в галоп, заставив свиту отстать.

Улица Роз была абсолютно пуста — наверняка весь город уже облетела весть, что князь изъявил желание развлечься прогулкой.

Рэнси успел хорошенько пропотеть в несовершенном человеческом теле. А ведь в столице, например, пришлось бы все время ходить так — полностью воплощенным, чтобы служители солнцеликого не учуяли демона.

А еще он чувствовал себя как конь во всей этой сбруе — лента с орденами и парадная перевязь, “герой должен сиять”, как сказал Асгейр. “Сиять больше пристало твоему божественному заду”, — ответил комплиментом Рэнси. На вчерашнем пиру Асгейр пожаловал ему ленту с орденами, в честь победы над некромантами. Рэнси даже в постели ее не снял, и награды столь дивно звенели, пока он любил своего князя изо всех сил.

Асгейр первым влетел на площадь, следом Рэнси и остальные. К счастью, на площади Трех сердец было почти людно, на помостах выставлены рабы, прикованные к столбам, все как положено. И ни одного эльфа среди них.

— Рабы, купленные на рынке, не имеют никакой ценности, — Рэнси подпустил в голос почтительности, как всегда, когда они были не наедине.

Асгейр вопросительно поднял бровь, и Рэнси тогда пояснил:

— Ценны только свободные, захваченные в плен, и то лишь для первого хозяина. Далее это всего лишь бесполезные гомункулусы. Сломанные куклы.

— Существуют целые школы для воспитания покорных рабов, — заметил барон Эйнар, придворный из княжеской свиты. Этот неуклюжий долбоеб иногда принимал участие в их забавах: князь любил накачивать его воздухом с помощью специальных мехов, и Эйнар искусно выпукивал модные мелодии. Просто незаменимо на пиру.

— В этих так называемых школах рабов лишают главного — острия духа. Без него человек неинтересен и походит на размякшую глину. А из глины, как известно, получаются только гомункулусы. Даже ожившие мертвецы — и те краше.

— Вы ошибаетесь, барон, — холодно сказал Асгейр, и Рэнси тут же с ухмылкой согласился:

— Да, мой князь, конечно же, я ошибаюсь. Только хорошего менестреля здесь не купить.

Но Асгейр все равно приобрел какого-то замухрышку. И тот оказался эльфом ко всеобщему удивлению, но настолько грязным и замученным, что даже светлая когда-то печать его души стала абсолютно серой – вот почему Рэнси не заметил остроухого сразу. А глаза его были как будто затянуты паутиной, так отпечаталось в нем заклинание слепоты.

— Хорошо над ним поработали, — хмыкнул Асгейр. — Сколько?

— Ваша светлость, — засуетился верткий торговец. — Этот эльф — чистокровный, из самого Великолесья.

— В нем ничего не осталось от эльфа, — влез Рэнси. — Кроме ушей, да и в те не выебешь, слишком там грязно.

— Сколько? — голос Асгейра заледенел, а изо рта торговца вырвалось облачко пара.

— Нисколько, это дар великому князю, — торговец начал судорожно кланяться, и тогда Асгейр бросил несколько золотых в пыль и кивнул Рэнси:

— Забирай его.

— Этот раб наверняка стоит дороже, — издевательски сказал Рэнси. — Я не могу это вот так забрать, мой князь.

Торговец упал на колени и замотал головой, мол, не надо ему никаких денег, а потом бросился расстегивать замок на цепи, которой эльф был прикован к столбу.

— Рэнси, — процедил Асгейр, что-то он в последние дни вообще сам не свой был, впадал в гнев вдвое быстрее обычного.

Раба пришлось забрать, конечно же. Рэнси проверил ему зубы, на удивление целые, и прощупал кости — несросшихся переломов не было, а потом недовольно перекинул эльфа через седло. Неужели Асгейр не видит, что раб так или иначе скоро умрет — жизненной силы у него почти не осталось.

В замке Рэнси передал его князевым слугам:

— Отмыть и одеть красиво. И изнутри тоже вымойте. Подать вечером его светлости в опочивальню.

Те перестали кланяться и подхватили еле стоящего на ногах эльфа.

— Если сдохнет — вместо него князю будете, — заржал Рэнси. — Не бить и не наказывать, он и так еле жив.

— Да, господин барон, будет исполнено, господин барон, — зашелестели слуги и как-то незаметно испарились вместе с эльфом. Вышколенные они у князя были и понятливые, другие тут не задерживались.

А потом Рэнси отправился в тот самый подземный храм, что Асгейр выстроил для него. Смутное беспокойство терзало Рэнси с самого утра, и он не сразу понял, что это все из-за посланника. Тот, конечно же, не имел достаточно сил, чтобы проникнуть в княжеский замок, но смог отыскать темный храм. И теперь пытался как-то дать о себе знать.

Рэнси без труда отыскал тот самый холм — под которым он впервые среди крови и смерти познал Асгейра, младшего княжича Лэрнского.

Вход в храм наполовину засыпало осевшей землей и завалило ветвями, но тьма этого места ничуть не рассеялась. Еще бы, после всех злодейств, творившихся в Лэрнском княжестве. Рэнси отбросил сухие ветки и скользнул внутрь, пригнувшись. И с удивлением заметил, что даже воздух внутри сделался иным — густым и пропитанным мраком. Из-за этого мрака Рэнси не сразу заметил мелкого бесенка, сидящего посреди алтаря.

— Рэнсиар! — рявкнул бесенок, то есть, никакой не бесенок, конечно, а кто-то из старших родичей. Рэнси никак не мог определить — кто, заклятие изменчивости не позволяло. Поэтому он поклонился на всякий случай.

— Приветствую, великий.

Пространство вокруг них засветилось алым.

— Хорошо устроился, даже храм забабахал, — хихикнул бесенок и завертелся вдруг, пытаясь ухватить красный с треугольной кисточкой хвост.

Это всего лишь посланник, а не воплощение, с облегчением понял Рэнси. Значит, максимум, что его ждет — словесный понос старого черта.

— А храм-то заброшен, приманили тебя письками-сиськами и бросили храм-то, — запыхтел бесенок басом, не переставая вертеться.

“Любовью вообще-то”, — чуть не брякнул Рэнси.

— Что же понадобилось великому от его недостойного отпрыска?