Как я провела лето (СИ)

Через несколько дней Влад к нему зашел, смурной такой, видно, что не в настроении. Слышу, кричит мальчишка, навроде того: «Что вы за негодяй, ненавижу, руки уберите». Потом был звук удара. Мальчишка только вскрикнул. «Рот свой закрой», - это уже Влад. Потом у них возня была. Пацан все просил: «Не надо. Пустите». Ясно, чем у них дело там закончилось. Белый вышел потом довольный. А к мальчишке опять врач приходил, и простыни выносили. А на них — пятна крови. Опять он лежал, не вставал, ел сам, мало, правда, но ел. Не хотел, чтобы насильно запихивали.

Влад с неделю по делам был в отъезде. К Маринке с детьми ездил в Ильичевск. Они на лето с Дашкой к нам поближе перебрались. В Красногорск-то ездить каждый раз - не ближний свет. Семьянин он был неплохой. С Маринкой нормально у них все было. Детишки в хороший садик ходили, Маринка не работала, все по салонам сидела, они с моей Дашкой большие подружки были, ну, все как у людей. А что помимо случалось, так это же не в ущерб семье. А это самое главное, по-моему.

Как в деревню вернулся, дела порешал, и к пацаненку наведался. Давай заливать: «Я соскучился. Как тут мой малыш». Пацан в угол забился. «Не подходите ко мне, не трогайте. Я вас ненавижу, вы это понимаете?»

Влад послушал весь этот расклад, снял ремень свой армейский, пряжка на нем была здоровая. Видно решил отходить пацана от всей души. Вот это было шоу. Мальчишка кричит, по комнатке своей мечется, Влад за ним, не знаю, попал он по нему или нет, но орал он тоже немало:

- Гаденыш ненавистный! Ну попадись мне!

Вдруг, бац и затихли. Я думаю: "Ну все, угробил пацана нафиг".

Захожу. Смотрю, Влад под кровать лезет, вроде как хочет из под нее банку с вареньем достать. Я хотел сказать: "Да Петровна все варенье на той неделе еще в подвал спустила, я же ей помогал". Только слышу Влад рычит:

- Вылазь, кому говорю!

 А из-под кровати всхлипывания только и слышатся. Пацан видать, вывернулся как-то и под кровать залез и там заякорился так, что Влад его никак достать не мог. Я спрашиваю:

- Помочь? И присел тоже около кровати.

 Влад на меня зырк. Смотрю, вроде отпустило его, типа уже не злится так. Я тоже под кровать заглянул и понял сразу, если бы мы Сашку оттуда тащили, то порвали бы его точно, потому что он в самый угол забился, в ножку кровати вцепился и фиг он ее когда отпустил бы. Трясется там, сжался в комочек и зыркает на нас.

 Влад говорит:

- Ладно, все, вылазь. Все уже, руку давай. И так говорит, чтобы пацан понял, что правда все, бить не будут.

Выволок он малого из-под койки, тот со страху уже и шевелиться толком не может, смотрит на Влада глазищами по пять копеек, бледный весь.

Белый его к себе подгреб.

- Чего, стремно за базар отвечать? Все, иди сюда.

Пацан только пялится на него и руками ему в грудь упирается. Влад мне через плечо говорит:

- Макс, выйди.

Я уже дверь закрывал, последнее, что слышал:

- Да что ты не привыкнешь никак. Дай я посмотрю...

Остальное я не слышал уже, потому как про варенье вспомнил, решил в подвал наведаться, у Петровны малиновое всегда хорошо получалось.

Где-то через неделю после этого урока, помню, дело к осени шло, зашел Влад к своему любимчику с утра, типа: «Как поживаешь, как вообще дела?» Пацан к тому времени уже и не трепыхался почти, только смотрел так, что аж за душу брало. «Что вы хотите услышать?» - говорит. Влад ему: «Хотелось бы услышать, что ты меня любишь или привык хотя бы, или еще чего». Пацан ему отвечает: «Можете меня хоть убить, от этого я вас не полюблю. А вам не все равно, что я чувствую, вы со мной делаете, что хотите, и не спрашиваете согласия».

Влад ему и говорит: «Все видели, как ты в машину сам садился и в ресторане был. И что ты со мной спал, последняя собака в округе знает, и все понимают, почему — из-за денег. Тебе тут все равно уже не выжить, затрахают в прямом смысле...» На этом месте мальчишка не выдержал, кинулся на Белого, кричит: «Ах ты, скотина, тварь, ненавижу». Тот его быстренько скрутил, руки за спину заломил. А пацан все не унимается: «Какая же ты скотина, тебе самому не противно?! Убей меня лучше, я рядом с тобой даже дышать не хочу!»

Видать, изрядно его Белый тогда достал. Как ты думаешь, чем у них дело кончилось? Ну да, Влад его завалил и оттрахал за милую душу. Ох, и долго после этого мальчишка ревел. Я к нему несколько раз заходил, а у того все глаза были на мокром месте, он к окошку все время отворачивался, что бы не видно было. Халат на нем был длинный темный, вот он в него кутался и сидел на полу у стены, нахохлившись, как раненая птица, которая уже никогда крылья в вольном небе не расправит».

8. 

Алинка сидит на берегу в наушниках, расшифровывает диктофонную запись: 

«***Записано со слов Ивана Михайловича Полевого, 23 июля 2008 г.***

Единственный, кто решился за Сашку вступиться, был библиотекарь наш старый, Матвеич. Фронтовик бывший, смелый был человек и умнейший к тому же. Царствие ему небесное, дай я за него выпью. Хороший человек был, только он нормально к механизаторову пасынку и относился. Возился с ним, книжки они всякие читали, на скрипке его пиликать учил да картинки малевать. Все говорит: «Надо же, какой талантливый ребенок, жаль, нет ему здесь развития». Ну придумал тоже, развитие, в то время все думали, как с голоду не помереть, а не про развитие.

Да что ты все дергаешь-то меня! Дальше, да дальше! Я тебе что, радио што ли! Подожди, дай закусить.

Ну вот уж как с месяц Сашка нигде не появлялся, библиотекарь забеспокоился. Он думал, что тот на дальние делянки подрядился, свеклу собирать. Но наши как раз вернулись, сказали, не было его там.

Тут до Матвеича слухи стали всякие нехорошие доходить, ну про то, что я тебе уже рассказывал. Матвеич не поверил сначала, потом ему Ивановна наша под большим секретом и рассказала, сам, говорит, вышел и сам в машину к Белому сел, с тех пор его никто и не видел.

«Пойду, - говорит Матвеич. - Спрошу у этого Белого, что он вообще вытворяет. Он что, решил, что хозяин тут?» Я ему: «Ты поаккуратней с ним, а то хрен их знает, бандюков этих». – «Я фрицев на фронте не боялся, всю войну прошел, нечего меня бандюками пугать, распоясались они совсем».

Вот Матвеич наш собрался с утра, в чистое оделся. Пошел.

Белый его хорошо принял. Он как раз побрился, рубашку свежую на себе застегивает. Одеколоном хорошим от него пахнет. Довольный чем-то. Под нос себе песенку какую-то мурлычет. Друг мой говорит: «Может, мне обождать?» Белый: «Нет, что ты, батя, проходи, садись, что за дело у тебя, рассказывай, чем смогу — помогу».

Библиотекарь ему: так и так. Вот мальчик пропал, Сашенька, механизатора пасынок. Уж с месяц как нет. А мальчик в школе хорошо учится, семье своей помогает и вообще очень талантливый ребенок, на скрипке хорошо играет. Лауреат районного смотра-конкурса молодых талантов.

Белый говорит: «На скрипке, значит, играет. Лауреат, говоришь. Хорошо. Так ты хочешь, чтоб я розысками занялся, давай организуем, что ж ты раньше молчал?» Библиотекарь мнется: «Да я уж не знаю, говорят, он с вами в машину садился и уехал с вами же куда-то». А Белый аж хмыкнул: «Так ты вот про какого мальчика. Ну, так сразу бы и сказал. Теперь припоминаю, да это тот мальчик, что попросился на машине его подвезти к родственникам в Белоречье, давно он их не видел. Он там собирается в школе дальше учиться. Ты же сам говоришь, что ребенок талантливый, чего ему в этой деревне пропадать? Мы, пока ехали, поговорили, он — человек необычной судьбы. Результат дружбы народов, так сказать. Как, он тебе ничего не сказал о своих планах? Странно. Ну да бог с ним. Как дочка твоя поживает, второго внучка тебе родила? Как они, все здоровы? Ну и хорошо, здоровье-это главное. И здоровье наших детей и внуков напрямую зависит от нас».

И бровью эдак повел, что Матвеич вскочил и давай откланиваться. «Спасибо, - говорит,- вам за информацию. Я просто не знал, извините».