Getting my demons out (СИ)

Сглатывая горькую слюну вместо ответа на выпад Луи, Гарри задумывается: а был ли Томлинсон хоть раз его? Видимо, никогда. Минуты нежности между ними с лёгкостью можно пересчитать на пальцах одной руки. Зато боль сыпалась со щедростью. Томлинсон награждал его оскорблениями; как художник накладывает густые мазки краски, он накладывал ссадины и гематомы на бледное тело Гарри.

— Что опять? — безразлично спрашивает Гарри. Он устал от игр и хочет домой, паковать свои малочисленные вещи. Но папка в руках Луи отчётливо даёт понять, что если разговор не будет долгим, он, без сомнения, будет трудным. — Копался в моём прошлом?

— Ты чёртов монстр! — кричит на него Томлинсон. — Я просто идиот, что не навёл о тебе справки раньше.

— Я собирался тебе рассказать.

— Я собирался тебе рассказать, — зло передразнивает Луи. Ярость вырывается из него обжигающими волнами, оставляет осязаемые ожоги на коже. — Собирался признаться в том, что убийца? Ты меня за идиота держишь, что ли?

— Убийца…

Слово бьёт его сильнее, чем любой, самый сильный и болезненный удар. Воздух покидает лёгкие с этим страшным словом, и Гарри не может выдавить из себя оправдание, объясниться. Он поднимает трясущуюся руку, но подносит её не к сердцу — через ткань свитера он касается рубцов на коже, оставленных ему сигаретой Томлинсона.

Врать больше не имеет смысла, и хотя Луи вряд ли понимает всё до конца, Гарри тошнит от лжи. Он хочет сказать правду. Облечь в слова все те тревожащие его на протяжении года сомнения и страхи.

— Когда ты спросил впервые, мы были никем друг другу. Всё, что я знал в тебе — это боль от кулаков и злые запугивания. Позже, когда мы стали близки, клянусь, я хотел. Я должен был… — Гарри поднимается со стула, потому что не в силах вытерпеть то, как Луи нависает над ним, осуждающе смотрит свысока. Взгляд пробирает морозом до костей.

— Не нашёл времени между поцелуями?

Внутренности выворачивает наизнанку от тона, каким Томлинсон говорит о их близости. Для Гарри нет ничего более святого чем то, что он отдал Луи. Будучи сломанным, он доверился, открыл истерзанную душу.

— Только не делай такое лицо, — кривится Луи. — Будто это имеет значение.

Чувства Гарри никогда не имели значения; он понимает это достаточно ясно сейчас, глядя, как мутный февральский свет из окна расчерчивает красивое лицо Томлинсона линиями зимы. От него невозможно оторвать взгляд, а покалывание в кончиках пальцев становится болезненным — так сильно Гарри необходимо коснуться Луи.

Смаргивая наваждение, Гарри тянется к своему рюкзаку и с горечью наблюдает, как Луи вздрагивает, отступает назад. Правда верит, что перед ним убийца? Что ж, это справедливо.

— Ты даже пальцем не тронешь меня в стенах школы в разгар дня! — произносит Луи, но тень сомнения покрывает пеленой яркий цвет его глаз. Гарри только невесело усмехается в ответ.

— Я клянусь: ни в одной из возможных Вселенных я бы не причинил тебе вреда.

— Как я могу доверять тебе после всего? — Луи взмахивает папкой, а Гарри так и не знает, что внутри. Может только предполагать.

— Лу, — обращение заставляет Томлинсона кривится, будто вся слюна разом превратилась в лимонный сок. Но несмотря на испытываемую Луи антипатию, Гарри не оставляет возможности достучаться до него. — Разве я не был тем, кто спас тебя от самого себя? Я помог наладить отношения с командой, подтянул тебя по математике. Я был тем, кто столкнул тебя с пути ненависти и саморазрушения.

Слова, которые сломают отношения навсегда уже зреют у Луи на языке, — Гарри видит это по плотно сомкнутым губам, по упрямо вздёрнутому подбородку, но всё равно заканчивает свою речь.

— Как я могу причинить тебе боль, когда я сделал так много для тебя? Разве поступки не должны звучать громче, чем слова?

— Вот твои поступки! — с ненавистью выплёвывает Луи и бросает папку на парту Гарри.

Пальцы Стайлса дрожат и не слушаются, когда он дотрагивается до картонной обложки. Гарри не может её открыть, будто если свет коснётся хоть одной спрятанной внутри фотографии, если хотя бы одна страница, исписанная печатными буквами окажется на свободе, его жизнь рухнет в бездну.

И всё же он открывает.

На верхнем снимке он видит давно забытое лицо Тей: её светлые волосы вымазаны в крови, щедро разлившейся вокруг. Перерезанное горло зияет чёрной дырой раны, будто второй уродливый рот на её теле. Лишний. Отвратительно ненужный.

Гарри закрывает рот ладонью, отшатывается прочь. Страх возвращается, владеет его онемевшим телом, как и год назад, когда он впервые увидел её мертвой. Всегда такая красивая, она смотрела на него своими ничего невидящеми глазами, будто упрекая.

Сквозь шум в ушах, от нарастающей с каждой секундой паники, Гарри слышит то, чем Луи перечёркивает все достижения Стайлса. Он отрицает его заслугу в возвращении Томлинсона.

— Ты приписываешь себе свершённое не тобой в надежде обмануть меня? — спрашивает Луи, и не дожидаясь ответа, продолжает. — Шерил уговорила директора дать мне шанс, Найл уладил дела с командой. Ты помогал с математикой, да, но мне кажется твоей основной причиной был секс. Разве нет? Ты хотел меня.

Луи бьёт словами, глупыми, злыми доводами, которые выворачивают их реальность наизнанку, выставляют порывы Гарри в мерзком меркантильном свете. Стайлсу почти плевать на это. Кровь шумит в голове, от разочарования и злости. Кажется, будто всё тело покрывается омерзительной плёнкой. Не сразу Гарри разбирает, что она подобна бензину — нужна только искра, вспышка, и он сгорит.

— Верни мне платок, — вдруг произносит Луи, протягивая руку вперёд. — Я не хочу иметь с тобой ничего общего.

И вот он — огонь. Яркое, пожирающее всё на своём пути пламя, зажжённое одной фразой Луи. Гарри вспыхивает, с яростью отталкивает его ладонь, сметает со стола папку. Листы взлетают вверх и медленно опускаются вокруг них, пока Гарри зло и бессильно кричит, потому что сказать ему нечего. Не Луи. Он не будет оправдываться перед человеком, который не верит ни единому его слову. Не верит совершаемым раз за разом поступкам.

— Катись к чёрту, Томлинсон, — шипит он, разрывая последнии нити, связывающие их. — Ты не получишь его назад.

Рука сжимается вокруг ткани. Гарри настроен как никогда решительно, хотя знает, что у него ни одного шанса, если Луи решит отобрать платок силой.

Так и происходит: Томлинсон оказывается рядом, выворачивает руку Гарри за спину. Сквозь пронзающие серебряные иглы боли подросток пытается вырваться, инстинктивно бьёт затылком в лицо нападающего. Гарри чувствует тупую боль от удара, и понимает, что попал, когда хватка Луи ослабевает. Спустя секунду чужая рука в его волосах, дарящая совсем недавно так много ласки и тепла, смыкается, причиняя как можно больше боли. Луи с силой бьёт его лицом о парту, пытаясь подавить сопротивление.

Привкус крови во рту, наряду с болью и дезорентацией, лишают Гарри последних остатков самообладания. Он закрывает глаза, в надежде, что этот кошмар закончится, и чувствует под веками горячие капли слёз. Его первые слёзы за этот холодный и долгий год. Гарри изо всех сил пытается спрятать их от Томлинсона.

Но Луи больше не интересует его настроение: он грубо сдирает подаренный платок с шеи и покидает класс, ни разу не обернувшись. Только после хлопка двери Гарри позволяет себе сползти на пол. Он растирает горячие слёзы по лицу, сглатывает кровь из пораненной щеки.

Таким Шерил и находит его спустя час: разбитым на осколки, в ворохе фотографий мёртвых людей, чьи жизни оборвались из-за Гарри. Она присаживается рядом, сжимая своей нежной тёплой рукой его холодную ладонь, и от улыбки, подаренной ему, подросток находит в себе силы продолжать дышать.

Гарри понимает, почему Луи любит её.

========== Смертельнее ==========

По городу поползли тёмные слухи, а он знал, чем это оборачивается в итоге: всеобщая осторожность становится подозрительностью, недоверие превращается в бездумную травлю. Все эти маленькие городки были одинаковы.