Don't even care (СИ)

— Что говорят?

— Ничего, — Гарри чувствует дрожь от этого спокойного тона, от безмятежного мерцания в светлых глазах Луи. Такое отсутствие эмоций пугает сильнее разлившейся до этого ярости. — Им нечего сказать. Просто смотрим друг на друга: я и все те, кто принял смерть от моей руки.

Прежде чем Гарри может столкнуться лицом к лицу со страхами, что мучают и лишают Луи сил изо дня в день, тот отрезает поток откровений. Не пускает дальше, как он привык это делать. Мгновение честности проходит, и на клюквенных губах вновь снисходительная улыбка.

— Знаешь, что означает твой сон?

Гарри предпочёл бы продолжить разговор о сне Луи: пробраться за каменную стену, которая постоянно отделяет его от скрытой внутри принца правды, и стать ближе. Но Луи по-прежнему держит свои кошмары в темноте сломанного сознания. И делиться не желает.

— Нехватку времени, — с тяжёлым вздохом отвечает Гарри, отступая в этот раз. Время для борьбы с Луи и его барьерами ещё не пришло. — Я боюсь, что не хватит времени сделать то, что хочу.

— Тогда давай начнём?

Губы Луи такие яркие на светлой коже. Он покрывает поцелуями каждый дюйм от локтя и выше, пока не доходит до пальцев Гарри. Они дрожат. Внутреннее напряжение выходит наружу с этой дрожью, и его невозможно скрыть. Но Луи обнимает крепко, а его сердце бьётся ровно. Все его кошмары под контролем, и Гарри пытается подражать, пытается обуздать свои.

— Мне нужно, чтобы ты дышал.

К счастью, у него есть Луи, который готов защитить их обоих. Звук его голоса заставляет Гарри взять себя в руки, а мысли, которые он высказывает, — вдохновляют.

— Возвращаемся в Англию.

========== Британия ==========

Комментарий к Британия

Выкладываю последний имеющийся у меня черновик. Пишу теперь медленно и абсолютно ничего не успеваю. Так что пятниц, видимо, больше не будет.

Но я не исчезаю) Я здесь, и я стараюсь.

Очертания городских высоток появляются, словно призраки в мутном облаке утреннего тумана. Гарри, не спавший всю ночь, прислоняется лбом к холодному окну поезда, разглядывая их пока ещё далёкие силуэты. Поверхность стекла приятно остужает горящую в лихорадке кожу.

— Что с тобой? — тихо спрашивает Луи. Его голова закинута назад, на спинку сиденья, будто он спит. Глаза спрятаны за неизменными солнечными очками. — Не хочешь возвращаться?

Гарри привык к этой иллюзии, когда ему кажется, что он один, что сознание принца погружено в сновидения, но потом Луи произносит что-то и оказывается, что всё это время он бодрствовал. Гарри даже не вздрагивает больше.

— Напротив, нам давно стоило это сделать.

— Тебе было плохо там? — Луи не меняет положения, но его нога чуть сдвигается в сторону, и он касается щиколотки Гарри своей.

— Неплохо. Но я никак не мог остановиться, всё думал о плохом и погружался глубже, убивался попусту, — честно признаёт Гарри.

За окном проносятся тонкие невысокие деревья, абсолютно непохожие на многолетних гигантов, что окружали особняк. Очертания города приближаются, всё чётче проступая из тумана.

Осень не спешит золотить листья, и её присутствие ощущается лишь интуитивно: температура по-прежнему держится высокая, и куртка, перекинутая через локоть Луи, лишь дань календарю. Гарри кажется, что именно время года концентрирует тоску в его груди до этого уровня, когда ни одна здравая мысль или рациональное утешение не работают.

— Настало время понять себя, — Гарри выпрямляется. На стекле остаётся след от его лба. — И тебе тоже.

— Я встречусь с королевой, — кивает Луи, стягивая очки. В его глазах этим осенним утром нет ничего, кроме пепла. Гарри чувствует себя похоже. — Но сначала ты встретишься с отцом.

Луи наклоняется к нему, кладёт обе руки на горящие в лихорадке щёки: эти прикосновения по-прежнему заставляют сжиматься и трепетать сердце за рёбрами. Жёсткая кожа на ладонях принца — напоминание обо всём, что сотворили эти руки.

Клюквенные губы растянуты в поощрительной улыбке, а город всё ближе. Прошлое ждёт. И видит Бог, им обоим нужно как можно больше сил, чтобы перешагнуть через грядущее.

— Да. Пора отсечь всё лишнее.

Гарри выныривает из глубокого тревожного сна, который даже не может вспомнить. Автомобиль, взятый напрокат, кажется странным и незнакомым, и только запах Луи, соперничающий с хвойным освежителем, роднит его с реальностью.

— Почему ты не разбудил меня? — ворчит Гарри, понимая, что автомобиль припаркован на стоянке круглосуточного супермаркета. Недалеко от его старого дома.

Это — причина накатившего тревожного возбуждения. Гарри мгновенно становится нечем дышать, когда он с болезненной ностальгией смотрит на ядовито-розовую вывеску. Сердце бешено колотится от всех тех воспоминаний, что роятся в оцепеневшем мозгу.

— Ты не спал всю ночь в поезде. И за день до поездки, — Луи чувствует его смятение, но не произносит успокоение вслух: вместо этого его пальцы в волосах нежно массируют кожу, а взгляд мягко скользит по лицу.

— А когда спал ты?

Даже в самые страшные минуты своей жизни он продолжает цепляться за чувства Луи, за его ощущения и настроения.

— Я спал, — убеждает принц, впрочем, не вдаваясь в подробности.

Остаётся лишь верить на слово.

Гарри отстёгивает ремень безопасности и напряжённо всматривается в знакомый рельеф улицы, прикидывая, сколько он должен будет так просидеть, чтобы увидеть пугающий до сих пор силуэт отца.

Реальность кажется странно безмолвной, точно Гарри единственная живая душа в ней. Стёкла поглощают звук снаружи, и Луи замирает, не желая тревожить.

И будто вопреки скопившемуся напряжению и нежеланию возвращаться в прошлое, Гарри тянет домой с невиданной силой. Он не раздумывая открывает дверцу и оказывается снаружи. Луи всё такой же безмолвной тенью следует за ним.

Светофор зелёный, точно сама вселенная желает побыстрее столкнуть Гарри с его страхами. В оцепенении и беспамятстве он пропускает один. Проходит долгая минута, прежде чем красный огонёк вновь становится цвета весенней листвы. Луи сжимает локоть пальцами, как умеет только он, и переводит Гарри по пешеходному переходу через дорогу.

— Куда дальше?

Гарри не отвечает. Вместо этого высвобождает локоть и уже сам сжимает ладонь Луи в своей, тянет вперёд, полный решимости не оглядываясь миновать этот усыпанный ловушками воспоминаний участок города. Ещё два дома. Ещё один дом. У Гарри перехватывает дыхание, когда он видит серую стену собственного жилища, и он ругает себя глупым мальчишкой за весь тот страх, что испытывает.

Дверь закрыта. Занавески в гостиной плотно задёрнуты. Гарри осматривает все окна, одно за другим, но, чтобы окончательно убедиться в том, что в доме никого нет, подходит ко входу. Дверного звонка Гарри касается осторожно, словно ножа.

Трель в доме слышна даже сквозь плотно прикрытые окна и толстые стены. Прикосновением Луи забирает страх, что взвивается по кровеносным сосудам вверх от резкого звука. Его ладони на плечах Гарри, а тёплое дыхание касается затылка.

— Ты должен покончить с этим, — шепчет принц.

— Да, я должен, — бубнит Гарри в ответ, но его разум где-то далеко. Пространство вокруг набито ватой, замедляет движения и мыслительные процессы.

Ключ под карнизом окна. Там, где находился последние тридцать лет, с тех самых пор, как дом стал принадлежать Стайлсам. Гарри вытаскивает его на свет, луч осеннего солнца скользит по металлу, подгоняя действовать.

Подавленный воспоминаниями, которыми пронизан дом, которыми он дышит, Гарри всё же открывает входную дверь трясущейся рукой. И в ужасе замирает, окутанный родным запахом.

— Идём наверх, — Луи видит, в каком оцепенении находится Гарри, и потому берёт на себя обязанность вести его. — Покажи мне свою комнату.

— Нет, нет, — словно пробуждается ото сна тот. Они преодолели уже половину лестницы. — Нам нужна комната мамы. Я заберу некоторые памятные вещи, и уйдём.

Дверь из светлого дерева приоткрыта. Гарри хмурится и толкает её: со скрипом несмазанных петель она открывается шире. Внутри светло от льющегося в незашторенные окна света и выкрашенной белой краской мебели. На прикроватной тумбочке бутылка недопитого пива. Его кислый запах висит в комнате плотным облаком.