Don't even care (СИ)

Гарри особенно любит этот момент, когда может заглянуть глубже в чужую душу сквозь эти рисунки боли. Он пальцами касается самых любимых, тех, что особенно красивы на теле Луи.

— Подчинишься мне?

Сиплый приказ невозможно игнорировать. Гарри тут же кивает. Луи сильнее, он в любом случае получит то, что хочет, но парадокс их болезненных отношений именно в том, что Гарри это необходимо: чем сильнее один разрушает, тем более живым чувствует себя второй.

— Шире, Гарри, — настойчиво повторяет Луи высоким обольстительным голосом. Его невозможно не слушать, особенно когда ладонь скользит по голому бедру, раздвигая ноги. — Хочешь боли?

Гарри мотает головой, и влажные волосы прилипают к подбородку и лбу. Вспотевшие ладони соскальзывают с обнажённых плеч Луи, за которые он так отчаянно цепляется.

— Ты же сам просил без прелюдий, — нагло ухмыляется преступник. Но злость схлынула, в его пальцах, полных волшебства, не осталось жестокости. Сила, с которой они сжимают Гарри, — контроль.

Луи сплёвывает на ладонь, растирает рукой по собственному члену, а Гарри приходится сглотнуть образовавшуюся во рту слюну: сегодня его ласка никому не нужна.

Лицо принца так чертовски близко, что можно разглядеть, как гаснут золотые искры в пепельной радужке, одна за другой. Безумие и гнев оставляют его, это подтверждает скользящая по телу Гарри ладонь. Мягко, нежно, ласкающе.

Клюквенные губы кривит улыбка, но в ней нет и капли ожидаемой зловещности. Луи склоняется ещё ниже, втягивает запах кожи своего любовника.

— Ты больше не пахнешь страхом.

— А чем?

— Теперь только желанием.

Поцелуй резкий и слишком короткий, чтобы Гарри мог им насладиться. Луи отстраняется почти сразу, и подтверждением, что это горячее движение вообще существовало, остаётся только блестящий след слюны на его губах.

Гарри больше не нужно умолять: Луи закидывает его ноги на свои сильные бёдра, придерживает влажными от пота руками. Член скользит между ягодицами, и Гарри, отчаянно желая его в себе, выгибается, помогая войти. Ему нужно чувствовать Луи: этой жаждой горят его вены, по которым, пульсируя от желания обладать, течёт горячая кровь.

Зубы оставляют следы на плече. Четыре коротких последовательных укуса, которые будто распределяют нетерпение Луи, словно если бы он не оставил их на коже Гарри, то мог бы потерять контроль над собой, причинить настоящий вред.

Только после этих манипуляций, после лёгкого кивка Гарри он делает первое движение. Первый толчок. Один из многих: короткий и неглубокий, но заставляющий вздрогнуть, вскрикнуть. Гарри выгибается под ним, пытаясь сдуть неприятно липнущие влажные кончики волос, и требует:

— Не церемонься.

И как результат этого разрешения — изумительное ощущение наполненности, током расходящееся по телу. Запах Луи, закутывающий его в непроницаемый кокон защиты.

Почти три месяца потребовалось им, чтобы понять всю глубину больше не связанных таймером чувств. Но теперь Гарри знает, он уверен: это не просто случайность. Каждый горячий толчок Луи внутри его тела кричит о том, что это осознанный выбор.

— Я люблю тебя, — беспомощно шепчет Гарри. В ответ — боль на коже, когда Луи крепче сжимает волосы в кулаке.

— Я знаю.

Желание угодить, быть хорошим выступает каплями пота. Гарри приподнимается, сотрясаемый хаотичными движениями, и ловит клюквенные губы своим ртом. Луи безразлично, с ленцой наклоняется ниже. Позволяет себя поцеловать.

— Каждый раз твоё тело приносит всё больше удовольствия, — честно признаёт он. — Я хочу вернуть его.

“Услуга за услугу”, — хочет сказать Гарри, но теряется в стоне. Горячая ладонь Луи на его члене может соперничать по силе доставляемого наслаждения лишь с грубым проникновением внутрь тела, с тем чувством, которое вызывает давление твёрдой головки на определённые области.

Луи что-то шепчет, по его вискам катится пот. Гарри не может разобрать, о чём ему говорят яркие губы. Он горит. Есть что-то необычное в этом состоянии, в сплетении удовольствия и тупой повторяющейся боли. Именно сочетание двух противоречивых ощущений приводит его к взрыву эйфории.

Всегда только так. Только в руках у Луи.

— Больше не могу. Не могу, — шевелятся губы Гарри.

Шёпот падает в дрожащий от жара воздух между ними и ничего не значит, потому что сперма уже блестит на руках Луи. Потому что тот уже содрогается от последних капель удовольствия, изливаясь внутри Гарри.

— Я тоже, — задыхаясь, произносит Луи.

И это не ответ на признание в любви.

Жизнь становится намного проще, когда человек принимает свой жребий и следует ему. Гарри это понял ещё в особняке.

Рука в руке Луи. Шершавые от обращения с оружием пальцы переплетены с пальцами Гарри. Горячая грудь принца прижимается к спине, лопатками Гарри чувствует биение сердца: ровный спокойный ритм.

Но Луи не спит.

— Прости меня, — тихо извиняется он. Гарри рад, что его лица не видно: он улыбается в ответ на эти слова.

— Мы живём, мы чувствуем, мы раним. Жизнь не делает исключений ни для кого, — философски замечает он, прогнав с лица улыбку, не позволяя ей прозвучать в голосе. — Поверь, до тебя моя жизнь была хуже.

Луи отвечает набившим оскомину “я знаю”.

— Тебе снятся кошмары, — всё же поясняет он. Извиняется не только за физическую жестокость, но и невозможность защитить от колющих мыслей. — Я слышу тебя по ночам.

Гарри оборачивается, не покидая объятие. Пальцы Луи тут же приводят его растрепавшиеся волосы в порядок: убирают кудряшки со лба и щёк за уши. В этих движениях полно нежности.

— И тебе, — глядя в небесно-голубые глаза, заключает Гарри.

Пауза между ними — безмолвная борьба. Желание услышать чужую правду у каждого такое же сильное, как и скрыть собственную. И, естественно, Гарри проигрывает. Луи всегда оказывается победителем.

Вот и в этот раз он тянет руку Гарри к своим ярким губам и оставляет поцелуй на запястье, где под светлой кожей разливается тёмный синяк.

— Тебе не хочется нормальной жизни?

— Что это? — грустно улыбается в ответ Гарри. — Гольф по выходным? Семейные ужины? Дом в кредит у банка и постоянная работа?

Движение Луи имитирует пожатие плеч. Его улыбка — улыбка искушающего дьявола.

— А тебе? — возвращает Гарри вопрос.

— Как мне может хотеться чего-то, чего я никогда не знал даже близко? — Луи кладёт ладонь любовника на свою щёку и продолжает вслух рассуждать. Гарри чувствует кожей каждое его слово, каждое движение лицевых мышц. — Глядя со стороны на всех этих обычных людей, кажется, что они всегда заняты, всегда куда-то спешат. Их жизни протекают так быстро, что почти не соприкасаются друг с другом.

Гарри не знает, что ответить, — Луи почти признаётся в том, что сильно нуждается в нём, — а потому возвращается к сути вопроса. Он рассказывает про сон.

— Мне снится, что я тону. Ощущения очень реалистичные, полные, как в жизни. Это всегда происходит медленно, я успеваю чётко осознать, что это конец, — Гарри неловко улыбается, стеснённый своей слабостью. — Я всегда должен проснуться и начать дышать, иначе, кажется, умру во сне.

— Я думал о чём-то похожем, — кивает своим мыслям Луи. — Ты всегда задыхаешься, будто тебя вытащили из воды.

— А ты?

Луи смотрит куда-то в сторону, над головой Гарри, и тому кажется, что он произнёс свой вопрос слишком тихо и принц его не услышал. Но через несколько мгновений взгляд фокусируется только на Гарри, и никуда не деться от пристального внимания.

— Обеденный стол, — произносит Луи почти деловым тоном. Спокойно и размеренно. — Мне снится, как я сижу за обеденным столом, а вокруг — покойники.

На мгновение взгляд теряет цепкость, становится пустым, но почти сразу Луи берёт под контроль собственные страхи, не позволяя им обоим погрузиться в них слишком глубоко.

— Таращатся, — продолжает Луи. — Глаза наполнены кровью, огромные, как надутые пузыри. Вокруг запах разложения и смерти. Такой шёл из колодца в особняке.