На лезвии карандаша (СИ)

Грифель карандаша исписан, но терять время на его заточку значит терять драгоценные минуты вдохновения. Юноша просто раскусывает деревяшку пополам, доставая графит. Таинство продолжается…

Складки одежды, пряди волос, чуть завивающихся на концах; грозный взгляд – слегка исподлобья. Так смотрят на врагов. На тех, кому не суждено будет дожить до рассвета. И парные стилеты в руках. Опущены, но стоит зазеваться хоть на мгновение – и вот уже оба клинка приставлены к твоему горлу, чуть царапая чувствительную кожу лезвиями.

Кирилл прорисовал всё до мельчайших подробностей: пуговички на одежде, узор на гардах стилетов. Даже маленькая родинка на правом виске воина не укрылась от его карандаша и была аккуратно прорисована… – Что ты наделал?.. – Гвеош стоял в дверях. Нет, не так. Он скорее парит в исчезающем уже свете заходящей луны. – Я… – только сейчас парень опомнился. Тихий голос воина не хуже ушата ледяной воды привёл его в чувства, заставляя очнуться от своего рода транса… – У тебя получилось… – мужчина шагнул к своему портрету и чуть заметно улыбнулся уголками тонких губ. – Значит выгоняешь… – Я не… Ещё шаг. И оба знают, что произойдёт, когда он дойдёт до себя нарисованного. – А знаешь, красиво вышло… мне нравится. – Ещё шаг, неслышимый в предрассветной тишине . Теперь воин стоит рядом с Кириллом… Только его глаза больше не синие, он чёрно-белый, как и рисунок, что создал Связующий. Тот, кому суждено стирать грани меж мирами… – Это конец, да?.. Я больше никогда тебя не увижу? – У юноши начали подрагивать пальцы. Только отнюдь не из-за того, что руки устали. Он просто… – Да, – воин кивает, на секунду моргнув и уже не скрываясь, улыбается. Грустно только слегка.

Ещё шаг. Остался всего один, и картина прекратит быть картиной – только руку протяни. Впрочем, это мужчина и делает…

– Подожди! – студент кричит, вмиг стряхивает с себя оцепенение и подаётся вперёд, едва успевая… Воин, которого он нарисовал несколько лет назад, который ожил и разгромил ему всю квартиру, который… Он не хотел его отпускать. Нет, он хотел дождаться утра, прийти на кухню… Нет, даже не для того чтобы поговорить, для того чтобы просто посмотреть в синие глаза и, притворно надувшись, сообщить что не сможет нарисовать… Смог. Нарисовал. Собственными руками распахнул дверцу клетки. Птичка выпорхнула, оставив его сидеть на полу, привалившись к стене. Нет, к его ногам… Огрызок карандаша больно колол щепками ладонь правой руки, но сидящий парень, закрыв глаза, не замечал этого, как и тонкой струйки крови, что пошла из носа. Не от удара – от того, что сердце билось слишком сильно. Над городом всходило солнце, первыми, несмелыми лучами окрашивая невзрачные и местами обветшалые дома в золото и пурпур… Прошло достаточно много времени, прежде чем Кирилл нашёл в себе силы подняться и, шаркая босыми ногами, пойти на кухню...

Комментарий к 5. “Что ты наделал?..”

====== 6. “Простите, ухожу в другой мир!” ======

На кухне Кирилла ждал нож, вогнанный почти до середины широкого лезвия в деревянную столешницу обеденного стола. Тот самый, которым воин резал хлеб в первый день их «знакомства». С которым он не расставался: убирал в ножны, крепящиеся на запястье левой руки… Что это могло значить? Он так прощался или?.. Никому доподлинно неизвестно, где находится тот мир, в котором живёт Гвеош. Но только вот если иметь под рукой предмет – неважно что, пусть нож или, скажем, камень с городской площади – то переместиться в этот мир становится вполне возможным. Нет, студент, конечно, в этом уверен не был. Даже больше, он вообще о такой возможности не догадывался. Но только вот самая бредовая идея не покидала его голову, даже когда он опустился на стул и провёл пальцем по острию лезвия…

Капелька крови стекла на тускло-коричневую столешницу, кое-где изрезанную и основательно поцарапанную по краю. Изгрызенный карандаш до сих пор был в его руке – единственная связь с реальностью.

Чего он, студент-химик, добился? Разве что поступил в хороший университет да загубил в себе художника. Стал таким же как и остальные. Ну, разве что поля в тетради изрисовывал. А чего хочет достичь в этой жизни? Явно не этого. К чему стремится? А раз так… Нет, Кирилл не ринулся в свою комнату – догрызать карандаш и рисовать себя рядом с воином. Он просто встал из-за стола и не без усилия вытащил нож, после которого осталась глубокая зарубка.

Тихо, стараясь не шаркать разношенными тапочками, он подошёл к окну с узким подоконником, на котором каким-то чудом смогли угнездиться два горшка с хилыми кактусами.

На улице уже было светло; по улице, на которую выходили окна кухни уже шли первые прохожие; машин на дороге прибавилось – грозила организоваться пробка у вечно заедающего светофора на перекрёстке. Всё было как всегда. Кирилл в этот день опять прогулял лекции, бездумно слоняясь по квартире, иногда улыбаясь как идиот, а иногда чуть не плача. Он думал о многом: о своей жизни, о том, чего уже не вернёшь… Да обо всём понемногу. Только одно он понял точно: если есть шанс – его надо использовать, даже если придётся для этого порушить слишком многое. Хотя… Если чувствуешь, что место твоё вовсе не здесь, то разве что-то сможет удержать? Или кто-то? Родители... он с ними почти не общался с тех пор, как съехал от них. Они не интересовались жизнью своего старшего сына – он не интересовался их жизнью. Звонки по праздникам и посиделки в отчем доме в дни рождения не в счёт. Друзья… Да что там друзья – скорее приятели-собутыльники, с которыми можно потрепаться обо всякой чепухе и поржать, выпив пива. Про девушку лучше не упоминать вообще. Слишком хорошо он её знал и видел, что именно она к нему испытывает. Возможно, ещё год назад между ними были хоть какие-то чувства, но теперь привычка скорее… Существует много людей, которым он по той или иной причине нужен, но таких, чтобы ради них…

Да хотя бы и жить ради них – о да! Таких нет.

В квартире не осталось ни одного листка белой бумаги, зато вот ручек хоть отбавляй в горшке на письменном столе. Хотя нет, бумага осталась, штук десять, но они были на кухне, а идти за ними юноше не хотелось. Сгодились и «оборотки» – не столь уж давние сканы из задачника по химии. Надо бы выполнить, но руки всё никак не доходили. И не дойдут уже теперь. Записка вышла на редкость глупой, смахивала на предсмертную, хотя в каком-то роде такой и являлась. Всего-то делов… Пара строк: мол, простите меня, мне всё надело, ухожу в другой мир. Только лучше ничего написать Кирилл так и не смог. Только посмеялся про себя над формулировкой, но переписывать не стал. Нож воина как бы невзначай пропорол карман его джинсов и теперь кончик лезвия торчал наружу – парень чуть порезался, зацепившись. Такими темпами он скорее действительно покончит с собой, чем осуществит задуманное…

В почти всегда пустых, но широких дворцовых коридорах, по стенам которых развешены гобелены, а на поворотах стоят фарфоровые вазы или изысканные скульптуры, прославляя искусность своих именитых создателей. В коридорах, освещаемых высокими стрельчатыми окнами, а по ночам факелами, вставленными в специальные крепления на стенах. Меж гобеленами, чтобы не дай бог их не подпалить… В коридорах, в которых едва возможно встретить Монарха, предпочитающего проводить почти всё время на открытых террасах… Сейчас в дворцовых коридорах можно было чуть ли не оглохнуть от лязга клинков и криков. Старинные гобелены пропитаны кровью и местами изрезаны, скульптуры и вазы уродливыми и бесформенными осколками валяются на каменном полу, выложенном наборной мозаикой. Даже на высокий кессонный потолок и то попали капли крови… Тела почти на каждом шагу. Мёртвые, умирающие… Всё превратилось в этакую кашу, в которой уже не понять, кто свой, а кто чужой… Воздух тяжёлый, как свинец, от крови, что льётся не переставая; от смерти, которая задала здесь знатный пир; от боли, которая развернула свои уродливые кожистые крылья, покрытые бритвенно-острой чешуей и секла ими без разбора всех подряд…