На лезвии карандаша (СИ)

Комментарий к 17. “Одумайтесь!”

====== 18. “Время никого не щадит” ======

Время... Можно сказать, что Время – это Высшее, что вообще есть во Вселенной. Что такое секунда, и сколько мгновений она в себе содержит? Секунда, как грань лезвия, разделяющего временную ось на Прошлое и Будущее. Банальное сравнение, не так ли? А ещё Время – единственное, что абсолютно нематериально. Нет, его может и можно измерить, но кто ручается за точность? А так... Его невозможно коснуться. Это оно касается нас, незаметно забирая то, что принадлежит ему по праву. Его невозможно увидеть – это оно видит нас. Дважды: когда мы рождаемся, его отсчет для нас начинается, и, когда мы умираем, оно прекращает существовать. Ведь бесплотный дух вечен. Зачем ему Время? А может, наши души – это и есть Время? Может быть, после смерти мы все становимся им? И нет никакого Высшего Разума, Загробного мира или Рая с Адом? Есть только Время. Время, чьё течение бессрочно само по себе, чьё течение затрагивает всех и вся... А вдруг всё это самообман? Вдруг Времени вообще не существует? Вдруг материально только то, что здесь и сейчас? Как бы там ни было... ответить на этот вопрос однозначно не может никто. Но как же иногда хочется пролистнуть, скажем, год свей жизни... Сделать так, чтобы события происходили быстрее или, наоборот, вернуться хоть на миг назад, когда можно всё изменить, исправить... Да что там исправить! Попросту вновь насладиться каким-то из мгновений. Ведь моментов, когда ты счастлив, в жизни не так уж и много. А Время всё проходит, ни на йоту не ускоряясь и не замедляясь. Оно просто есть... Наверное. Юноша с коротко обрезанными, выгоревшими на солнце до почти белого цвета волосами, сноровисто тащил широкий овальный поднос, уставленный пузатыми кувшинчиками и тарелками. Рукава его серой холщовой рубашки были засучены до локтей, открывая совсем ещё по-мальчишески тонкие запястья с выступившими от напряжения голубыми жилками. Едва заметные белые шрамы почти не бросались в глаза, но это не значит, что их не было вообще. Это не значит, что юноша смирился со своей участью. Приспособился – да, возможно. Но смириться он даже не думал. Просто ему очень хотелось жить несмотря ни на что. Когда пришло понимание, что его никто не спасёт, он почти что отчаялся. Его не пытали, нет. Сначала держали на цепи у того столба посреди лагеря повстанцев. Каждый мог, проходя мимо, плюнуть в предателя, ну, или пнуть, или... Да много чего было. Когда ты изгой, приходится терпеть многое и очень сложно справиться со всем этим, выдержать...

Но этот юноша выдержал, стиснув зубы и цепляясь за жизнь, стараясь не думать ни о чём. И не вспоминать.

Потом всё же, это закончилось: его сначала отвязали от столба, заставив выполнять нехитрые поручения, а потом он стал слугой в доме Миста. Того самого, который клеймил его. Может быть, юноша рад был, что стал служить именно ему, ведь так вполне может появиться шанс отомстить за уродливое клеймо, до сих пор отзывавшееся болью на каждое прикосновение к нему. Пусть выжженные на коже символы зарубцевались, но это ничего не значило. Болеть может не только тело. В этом доме он был не на правах раба, скорее ещё ниже. Делал всё, что ему прикажут, и ждал, ждал, ждал... Прошёл почти год. Гражданская война утихла, так и не достигнув своего пика. Вроде бы до мальчишки долетали обрывки слухов, коими так любят делиться поварихи на кухне, что Монарх сумел-таки восстановить свою власть, пусть и не полную, и стелился под народный Совет, как падшая женщина в портовом кабаке стелится под пришедшего из долгого плаванья моряка. Пусть так: парню было плевать на политику, лишь бы он смог жить более-менее нормально. Лишь бы он вообще мог жить. А раз уж для этого ему надо работать и низко кланяться «господам», то он будет работать и кланяться. Всё равно ничего лучшего он не сможет получить. Он понимал, что бежать ему некуда. Ну, разве что если ему удастся прикончить Миста, своего хозяина. Только это несбыточная мечта. Куда ему, мальчишке тщедушному, тягаться с воином? Но уж очень хотелось потягаться. Пусть и не в открытую, копя злость и старательно опуская взгляд, чтобы никто не увидел в нём той ненависти, что буквально бурлила. Придёт ещё его время. Должно прийти. Только вот он не задумывался над тем, что с ним будет, если месть всё же удастся. Толстая деревянная дверь открылась без скрипа: недавно он смазывал петли. Достаточно маленькая комнатка с белёными стенами, на полу золотисто-коричневый толстый ковёр, столик из тёмного дерева с резной ножкой и круглой столешницей. Обычно на нём всегда лежали какие-то бумаги, к которым не разрешалось даже прикасаться, но в этот раз он пустовал. Туда-то и надо поставить – смекнул юноша. Чуть нагнувшись в поклоне, юноша почти донёс до столика поднос, не глядя ни на кого и в то же время замечая каждую деталь или движение. У его «хозяина» были гости: двое мужчин в чёрных одеждах сидели в низких креслах, расставленных вокруг столика и, видно, о чём-то разговаривали с Мистом, пока слуга не принёс вино и закуски. Только в комнате был ещё один человек. Стоял на коленях перед Мистом, презрительно морщившимся, но всё же разглядывающим его. В одной набедренной повязке, с перевязанными в путаный пучок чёрными волосами на висках, чуть тронутыми ранней сединой, с клеймом раба, ещё даже не успевшим зарубцеваться на правом плече... Юноша так и встал, не в силах пошевелиться. Рука с подносом уже начала мелко подрагивать от усилий, а он... Он мог поспорить, что если бы этот мужчина сейчас поднял бы взгляд, то его глаза оказались бы синими-синими. И на правой скуле обязательно должна была быть родинка. Поднос с глухим звоном упал, пузатые кувшинчики покатились в стороны, разливая содержимое на толстый ковёр, а тарелки даже не разбились. Год. За это время могло произойти что угодно. Что угодно! Даже реки могли повернуть вспять, а небесные тела сойти с орбит. Что угодно... но уж точно не то, что произошло. Этого не попросту не могло случиться. Чтобы он... Нет. Этого просто не могло быть. Но уж слишком хорошо юноша запомнил этого человека, чтобы ошибиться или спутать его с кем-то. Слишком хотелось ошибиться. На звук он обернулся. Синие глаза лишь скользнули по нему, съёжившемуся в ожидании наказания слуге, который боялся гнева своего хозяина... И ничего в них не промелькнуло. Ни тени узнавания. Ни-че-го. – Ах ты тварь!!! – заорал Мист, вставая со своего кресла, от чего оно, собрав складку на ковре, сдвинулось как минимум на шаг назад и подошёл к юноше, который уже упал на колени и начал собирать кувшины и ставить их опять на злосчастный поднос, бессвязно бормоча извинения... Кажется, Время не щадит никого.

Комментарий к 18. “Время никого не щадит”

====== 19. “Раб” ======

Когда перед тобой стоит цель, то что тебя остановит? А если от того, достигнешь ли ты её или нет, зависят судьбы целой страны? И чтобы достичь этой цели, тебе придётся пройти нелёгкий путь? Отступишь? Или, стиснув зубы, пойдёшь, не оглядываясь назад и не останавливаясь на полпути? Гвеош стоял на коленях и молча ждал, пока нерадивого служку выведут из комнаты. Хотя... он был ему благодарен за то, что привлёк внимание своего хозяина. Ему было практически невыносимо выслушивать оскорбления и просто молчать, покорно опустив голову. Даже не мог стиснуть кулаки: эта мразь поймёт ведь, что он не сломался, что не бесчувственная кукла, за которую его хотят выдать.

Только всё чуть не провалилось в небытие, когда мужчина мельком посмотрел на юношу, уронившего поднос...

Тут было сложнее всего не подняться с колен и не придушить его в тот же миг. Он думал, что мальчишка умер, что не смог защитить его... Что, в конце концов, он попал в плен и его не минула участь других таких же пленников. Пытки, а потом смерть. Но нет, он выжил. Да куда там! Этот выродок пресмыкается перед своим хозяином. Он такой же предатель как все те, кто находился в этой комнате. Мужчина тут же отвёл от него взгляд и стал рассматривать кривовато вытканный узор на ковре. Жёсткий ворс неприятно врезался в его голые колени, да ещё и отбитые рёбра ныли при каждом вздохе. Хотя это было единственное, что помогло хоть немного прийти в себя. А потом, когда поднос был поднят, мальчишку выпихнули из комнаты, пообещав разобраться с ним позже, всё началось по-новой. Мист злорадно ухмыльнулся и кивнул двоим своим слугам, которые и привели сюда Гвеоша. – Ну что ж, продолжим... Вот думаю, что с тобой делать, падаль, – он схватил воина за волосы и задрал его голову так, что у того аж в глазах потемнело. – Может быть, тебя просто убить? Просто так, в отместку? Или, может быть, заставить прислуживать на кухне или в конюшне? Чем не хорошая работа для такого воина как ты? Мыть тарелки или убирать за лошадями навоз... От его слов воин прищурил глаза и стиснул зубы, но не ответил ничего. Он постарался не думать ни о чём кроме как о боли, не слышать того, что ему говорят. Монарх... О да, он должен сделать это ради него. Шанс, что его не убьют примерно равен тому, что свою жизнь он закончит в подвале этого дома один на один с крысами. Но на него надеются, он должен выкарабкаться, должен сделать так, чтобы не убили. И плевать, что сейчас происходит. Терпеть – терпеть – терпеть... Капелька пота скатилась по его виску, задержавшись на отросшей за несколько дней чёрной щетине, и уже медленнее поползла по коричневой от пыли шее. – Ты ведь слышишь меня, ничтожество, – Мист наклонился так близко, что капельки слюны при каждом слове попадали Гвеошу на лицо. Тот сдавленно выдохнул сквозь зубы и закрыл глаза. Если показать слабину именно сейчас, то это может спасти его шкуру. – Слышишь же, слышишь... А тебя во дворце только клеймили или язык тоже вырезали? Чтоб никому не разболтал секретов? А? Капитан дворцовой стражи, – теперь мужчина чуть ли не шипел, стискивая ещё сильнее спутанные патлы пленника. – Лиш, дай-ка мне свой кинжал... – это уже одному из тех в чёрных одеждах, что молча смотрели за происходящим. Кинжал был тут же передан ему в руки, а работорговец сел обратно в кресло, чуть скрипнувшее под ним. Ухмылка на его лице ничего хорошего не предвещала, а безумный блеск в глазах Миста и вовсе как приговор. Гвеош было дёрнулся, когда холодное лезвие коснулось его щеки, от чего глава мятежников только засмеялся и нажал ещё сильнее. Кровь капнула на толстый золотистый ковёр с неровным, вытоптанным коричневым орнаментом, тут же впитываясь в длинный ворс и почти не оставляя после себя следов. Воин молчал, позволив себе зажмуриться, понимая, что ничего сделать не может. Надо было вытерпеть и это... ...Этот предатель должен ответить за все. Ярость, ненависть... – всё это перемешалось и сплелось в тугую пелену, которая даже вздохнуть нормально не давала... Сколько же терпеть?.. Он просто старался ни о чём не думать. Не думать о том, что этот урод одним порезом не ограничился, опять полоснув по щеке кинжалом, наперекрест первому, а потом уже с совсем одержимым видом слизнул кровь с лезвия, при этом чуть не порезав собственный язык... Хотя нет: ни о чём не думать – плохая идея. Куда проще думать было о мальчишке. Чем он выкупил право на существование?.. Как же хотелось его просто задушить, услышать, как он хрипит, пытается разжать его, Гвеоша, руки и не может, а только царапает кожу на тыльной стороне ладони и задыхается, задыхается, задыхается! И лицо, красное от прилившей крови, из глаз текут слёзы, рот открыт и из него течёт слюна; он всё пытается вдохнуть, трепещет, дрыгается, цепляясь за свою никчёмную жизнь... ...Мист отпихнул от себя шумно дышащего пленника, пнув того ногой в плечо, на котором уже расцвёл лиловым цветком кровоподтёк, оскалился по-звериному и пнул ещё пару раз по рёбрам. Хрип, который сопутствует тяжёлому вдоху, рёбра пленника словно жжёт огнём; он чувствует, как пульсирует кровь, скапливаясь там, куда пришёлся удар тяжёлого сапога с заострённым мыском. ... – Гвеош, мне надо с тобой поговорить... – Монарх был как никогда собран. А что самое главное – ему как-то удалось отделаться от своего извечного «телохранителя», которого приставил к нему совет. Никаким телохранителем он не был, конечно же. Так, обычный соглядатай, который обязан был докладывать о каждом шаге Эрима этому самому Совету. А тут... значит, разговор действительно серьёзный. – Говори. Только где... – Плевать где. У нас очень мало времени... Прости меня, умоляю, за то, о чём прошу тебя... – Ради своего Монарха я готов умереть... – Прости, Гвеош... ...От уже хрипящего воина Миста оттащили всё те же молчаливые работорговцы. Их наниматель был явно не в себе и, еще даже не расплатившись, он уже изувечил товар так, что этот человек едва оправится после нескольких недель. А может и не оправится: кто с рабом возиться-то будет?..