На лезвии карандаша (СИ)

Комментарий к 9. “Улыбайся чаще. И тогда, чаща улыбнется тебе”

====== 10. “Что значит “хуже”?! ======

За предательство всегда одна кара – смерть.

Монарх – юноша, немногим старше самого Кирилла. Коротко стриженные каштановые волосы, высокие скулы, нос с горбинкой и искривившиеся в презрительной ухмылке тонкие губы. А в руке с широкой ладонью и пальцами, на которых надеты печатки и массивный перстень – символ власти над народом… В руке этой, в уже не юношеской, худой и трепетной длани, а в ладной руке, знавшей и мозоли от меча, и ласку лечебных масел, – изогнутый кинжал. И предатель, чьё мёртвое тело ещё подрагивает в конвульсиях, истекает кровью у ног Монарха, обутых в простые солдатские сапоги. Он стоял посреди небольшой залы, освещённой только сиянием свечей, торчавших практически везде: на столе, заливая полированное дерево горячими восковыми слезами, на полу, ближе к стенам комнаты, на полупустом книжном шкафу, даже на резных спинках стульев. В комнате не было ни единого окна, только глухие каменные стены, обтянутые светло-бежевым шелковистым полотном, призваным мягко отражать свет, идущий от свечей. От них же исходил тяжёлый запах расплавленного воска и, немного, копоти. Его семья – две сестры и мать – жила в таких же комнатах без окон, укреплённых и охраняемых лучше, чем дворцовая сокровищница. Монарх вздохнул и кивнул двум стражникам, неприметными тенями стоящим около двери, те без слов понимали властителя своего. Через минуту мертвеца уже не было. Только красно-бурая кровь, чернеющая не то от предательства, не то от того, что так ей и положено, размазанной лужей на каменной плитке пола напоминала о произошедшем здесь только что. Грязь. Но недолго властителю суждено было оставаться в одиночестве, окружаемым лишь своими мыслями да сотней пляшущих огоньков свечей. – Ваше сиятельство. Дверь открылась, впуская двоих: странно одетого парня и капитана отряда дворцовой стражи – Гвеоша. Мужчина вёл его, схватив за предплечье и толкая перед собой. Незнакомец и впрямь был странным: почти белоснежные волосы – редкость для южан – сейчас растрёпанные, в трепещущем свете свечных огней казались словно сотканными из золотых нитей, а глаза были серыми. Как лесной туман поутру. Только обречённость в этих глазах была, будто мальчишка этот уже знал наперёд, что сейчас будет и чем всё для него закончится. Монарх смерил хмурым взглядом Гвеоша и швырнул кинжал на стол. Тот с грохотом упал на него и, проскользив немного, опрокинул свечной огарок, мигом его затушив. Кровь, ещё не до конца запёкшаяся на обоюдоостром лезвии, смешалась с призрачно-белёсым воском и тут же почернела. Под стать той луже на полу. Мужчина, секунду позволив себе смотреть в глаза Монарха, низко поклонился, заодно хватая чужака за загривок и тоже заставляя согнуться чуть ли не пополам. Тот даже не пискнул от такого обращения, только неуклюже взмахнул руками с растопыренными пальцами, чтобы не потерять равновесие, да так и застыл, разве что пол волосами не подметая. – Опять предателя притащил? – Монарх здороваться не счёл нужным, да и виделись уже. – Хуже, – Гвеош встряхнул мальчишку, который удостоил его таким гневным и суровым взглядом, что властитель даже усмехнулся. – И что в твоём представлении «хуже»? Один из твоего отряда шпионил на повстанцев. Причём он сознался: не без его помощи они сюда проникли. Так кто же этот твой «хуже», воин? – Связующий он. Необученный причём. По его милости я был заточён в бумажный лист на несколько лет. Да. Определённо: необученный Связующий гораздо хуже предателя. – Вот значит как… И ты ко мне его привёл затем, чтобы я что-то сделал? Уж не обучать ли мне его прикажешь? – Я его привёл затем, что силы у этого мальчишки немерено, если он такие вещи творил по наитию. Во время всего разговора этот самый мальчишка стоял прямой, словно столб, да разглядывал на полу лужу почерневшей крови. Ну да, и так бывает. – И всё равно: он как вообще здесь оказался? Чужак он, чувствую это. Да и одет вычурно. – Он чужак, ваша правда, властитель. Он… за мной пришёл, я так полагаю, – воин невесело улыбнулся и мельком глянул на юношу, который, казалось, оцепенел. А Монарх посмотрел на этих двоих, кивнул своим мыслям и подошёл к мужчине, вкрадчиво так в глаза заглядывая. – Как же угораздило тебя так? – он спросил это тише некуда, даже тонкий ручеёк в чаще леса журчит громче. Только поняли его и ответили в тон. – А ты побудь с моё бумажным листком, ещё и не так угораздит. Мальчишка силён несомненно, да вот только справляться с силой не умеет. – Я может и знаю некоторые штуки, что делают жрецы из храма Времени, но сам знаешь, что творится. Боюсь, попросту не смогу. – От тебя никто не требует его в ученики брать. Просто, чтобы ты знал о нём, и все. – О да, воин, этот мальчишка просто незаменимая фигура в разыгрывающейся партии. – Яд, что пропитал этот шёпот, был тягучим и непременно смертельным. – Забирай его с потрохами. А ещё лучше – пусть возвращается в свой мир. Нечего ему тут делать. – Я так думаю, он и пытался это сделать. Только у него не получилось ничего. Неуч, одним словом. Краем глаза воин следил за «оттаявшим» мальчишкой, который осторожно, чтобы не шуметь, прокрался к столу и теперь норовил сцапать с него кинжал. – Им только что человек убит был. Всё ещё хочешь его себе взять? – властитель даже не оборачивался, так и стоял спиной к малость ошеломлённому юноше, рука которого застыла на расстоянии пары сантиметров от рукояти кинжала, перепачканного в подтаявшем воске. Руку тот поспешно отдернул. – Простите, – парень, обходя по широкой дуге кровавое пятно на полу, чуть не сшибая свечи, попятился ближе к Гвеошу. От того он хотя бы знал, чего ожидать. А вот Монарх… Он производил впечатление сильного властителя, несмотря на молодость. И явно, что у того слова с делом не расходились. Непонятно, с чего вдруг народ взбунтовался. Хотя, возможно, было с чего. – Оба с глаз моих уйдите. К вечеру, Гвеош, соберёшь своих воинов опять. Будем думать, что делать дальше. Неизвестно, что знают восставшие. – Как скажете, ваше сиятельство, – мужчина опять поклонился и вышел, на этот раз не хватая мальчишку за руку. Тот и рад был поскорее убраться из этого каменного мешка, в котором даже дышать было сложно. Они успели отойти от комнаты властителя всего на несколько шагов, как их чуть не сбил с ног стражник, нёсшийся по коридору очертя голову всё к той же неприметной двери, что только что закрылась. Мятежники, что не дождались своего шпиона до заката, начали штурм дворца, и без того ослабленного предыдущей атакой.

Комментарий к 10. “Что значит “хуже”?!

====== 11. «За Родину, за Сталина?» ======

Единожды совершив ошибку, убиваемся по ней всю жизнь, остерегаемся её повторения, расхлёбываем её последствия. Но, увлёкшись, мы абсолютно не задумываемся над остальной частью нашей жизни и тем самым совершаем ещё большую ошибку. Естественно, всё это для того, чтобы ещё сильнее сокрушаться, быть ещё более осторожными и… Ошибиться по-новой. Куда более серьёзно, чем в первый раз. Число таких ошибок стремится к бесконечности в принципе, но отмеряется только стуком человеческого сердца. Как и жизнь. Можно сказать, что эти ошибки – неотъемлемая часть жизненного пути, но… Нет. Они и есть жизнь. Люди умирают, осознав их и прекратив их совершать… А может быть… Смерть и есть наша последняя ошибка? Кто знает…

Воин остановился как вкопанный, примерно секунду глядя в одну точку. Он даже не дышал – настолько задумался. Но «оттаял» он так же быстро. – Биться сможешь? – мужчина спросил Кирилла, не заметившего его остановки и успевшего сделать пару шагов. Явно надеясь на положительный ответ, спросил, между прочим. Только вот с парня уже хватило и крови, и смертей. Ещё не везде кровь на полу и стенах отмыли, и запах горелых гобеленов выветрился не до конца. И не забыты страх и отвращение, которые у него возникли при виде мёртвых тел. – Нет, – Кирилл коротко обернулся на воина и пошёл дальше по коридору, освещённому догорающими факелами. – Я не буду в этом участвовать. – Это он уже прокричал, сорвавшись на бег. Гвеош тихо зарычал и стиснул кулаки, не став его догонять. В конце концов, он точно не нянька для этого мальчишки с явными замашками истинной истерички. А потом послышался топот с другого конца коридора и крики. Воин по годами отработанной привычке опустил руки к ножнам, но рукоятей стилетов не нащупал: в суматохе он позорно забыл их, оставив в той самой зале. У него даже ножа не было. Оставалось только одно: добыть себе оружие в бою… Противников было девятеро. Все вооружены, но видно, на этом их боевая подготовка оканчивалась. Куда уж тому, кто ничего страшнее сенных вил в руках не держал, тягаться с опытным воином? Хотя неумение легко восполнялось их числом. Будь у Гвеоша хоть один стилет или, на худой конец нож, который он оставил мальчишке и которым был спасён. Этим же самым мальчишкой… Но нет – куда там. Мужик с отвисшим пузом, болтающимся при каждом шаге над слишком сильно затянутым поясом засаленных серых, некогда бархатных штанов и мерзкими маленькими глазками, виднеющимися в прорезь шлема на его голове, рванулся вперёд, не слишком-то умело выставив вперёд меч. А за ним рванули и остальные девять. Стадное чувство – воистину великая вещь. От первого удара Гвеош попросту уклонился, не забыв поставить подножку и прислонившись спиной к стене. Его волосы мазнули по пламени факела, от чего концы оплавились и слегка задымились. Теперь уйти от ещё одного удара и, схватив какого-то деревенщину за замызганные патлы, наклонить так, чтобы тот впечатался носом в резко подставленную коленку. Тот от неожиданности меч свой выронил. Только поднять его воину не дали. Пришлось отбиваться от остальных, чуть ли не в кольцо его взявших. Нагнуться и поднять клинок – смерти подобно. Хотя, с другой стороны, что же тут смерти не подобно? – Капитан! – Помощь, как ей и полагается, пришла почти в самый последний момент. Воина уже успели ранить в плечо – пусть лишь глубокая царапина, но кровь так и хлещет, унося силы. Орин и ещё двое из его отряда стоят совсем рядом, с обнажёнными мечами, уже окроплёнными кровью. Они понимают друг друга без слов: момент – и изогнутый обоюдоострый меч, как у западных наёмников из Таркела, подброшен высоко и поблёскивает остро наточенным лезвием в жёлтом свете факелов. – Ах ты, суууукааааа! – вопит тот жирдяй, что первым напал, когда ему, ещё толком не поднявшемуся после падения, вспарывают брюхо, выпуская блестящие белёсо-розовые кишки из его чрева. Он бьётся в истерике, пытаясь собрать трясущимися от страха руками, запихнуть обратно, но кровавые края раны расходятся ещё шире. Его мучения прекращаются: один из его же соратников вонзает меч в сердце, даруя ему быструю смерть, и сам, спустя пару мгновений, на которые отвлёкся, отправляется в лучший мир. Мятежники мятежниками, но направляемые одними только принципами и идеями они долго не повоюют.