Это только цветочки (СИ)

– Э? – уточнил Мелькор.

– Мел, к тебе можно? – робко спросил Хэннер, заглянув в приоткрытую дверь. Мелькор поманил его рукой и включил громкую связь.

– Как вы можете допускать, чтобы столь юный майа хотя бы догадывался о существовании этого ужасного порока?! – взвыл телефонный аппарат, и Хэннер испуганно уставился на динамик. – На весь класс заявить, что он влюблён в собственного Валу и… и хочет с ним секса!!!

В кабинете повисло тяжёлое молчание, нарушаемое затруднённым дыханием учительницы.

– До завтра, – сказал Мелькор и нажал на «Отбой», тем самым устранив единственный посторонний звук.

– Это всё неправда, – пролепетал Хэннер. – Я… ничего такого не хочу…

– Скажи мне, если захочешь, – хмыкнул Мелькор и вычертил на листе нечто наподобие молнии. – Вдруг я чем помогу.

– Сообщу немедленно, – ядовито поклялся Хэннер и вышел, забыв, зачем явился.

Мелькор зло посмотрел ему вслед, и следующий карандашный зигзаг насквозь продырявил бумагу.

– Что там с этой проделкой Хэннера?

Намо, как всегда, был предельно серьёзен.

– Доподлинно это звучало так: Хэннер заявил, что ему не нравятся девушки, а нравится его собственный Вала, и ему интереснее знать, как сделать приязнь обоюдной.

– И чё? – напряжённо осведомился Мелькор.

– Да ничего, – пожал плечами Судия. Сидя в своём кабинете и возложив ноги на стол, он задумчиво составлял из разноцветных кубиков фразу «ВНЕ ЮРИСДИКЦИИ МАХАНАКСАР». – Все знают, что раньше вы спали. Линдилиэль просто нервная майэ. Прости ей это, брат. Преподавание – тяжёлое дело. Я бы не решился.

Мелькор помолчал.

– А с Хэннером мне что делать?

– Тебе решать. Я думаю, он ещё недостаточно подготовлен. По крайней мере, когда я осматривал его фэа, он был весьма неразвит. Но, как знать, ты мог и повлиять на него… – Намо переложил левую ногу на правую, в тусклом свете единственной лампы сверкнули узкие лакированные ботинки. – Честное слово, Мелькор, фэа чужого майа – потёмки, даже я не научился во всём разбираться. Живой, сложный организм, ему свойственно развиваться, меняться, мутировать… во всяком случае, не советую применять к нему насилие.

– Лучше бы ты мне не говорил про насилие, – севшим голосом сказал Мелькор.

– С другой стороны, ты всегда можешь пойти и заняться с ним чем хочется, а потом объяснить, что это было. Если, конечно, в нынешнем виде он тебя привлекает.

– Словами не передать, как привлекает.

– Привык к нему всё-таки? Ну вот, я же говорил. А ты его брать не хотел.

– Я…

– Ничего. Я тоже сначала побаивался. Но зато у тебя есть шанс начать всё сначала. Наверняка ведь были вначале какие-то неловкости. Ну, неполадки. – Намо поискал глазами кубик с буквой «д» для окончания фразы «детальное рассмотрение дела переносится на удобное для подзащитного число». – То, что ты хотел бы исправить.

– Я его хочу. Его, Намо. Моего. Назад.

– Тут я тебе, прости, ничем не могу помочь. Попробуй заняться им. Ты ведь им недоволен?

– Он себя со мной стал как-то странно вести. Будто остерегается чего-то. Рассматривает исподтишка. Как будто отталкивает… Я даже не знаю, как это объяснить.

– Взгляни на себя объективно, Мел. Может быть, это ты его отталкиваешь. И, поверь мне, твоя неудовлетворённость ощущается даже по телефону. Если такое возникло, значит, ты ему нужен. Потому что он нужен тебе. Между Айнур такая связь не возникает беспричинно. Вы были долгое время связаны, и теперь вам друг друга не хватает. Посмотри на него внимательнее, Мелькор. Ты обязательно что-нибудь такое заметишь. – Намо сложил из кубиков выдержку из протокола любимого дела, заполнив почти весь стол, и был очень собой доволен. – Ты умён и расчётлив, брат, но выдержки и мудрости тебе иногда не хватает.

– Не хватает, – согласился Мелькор и вздохнул. – Спасибо, брат, мне стало полегче. Чуть-чуть, – добавил он, посомневавшись.

– Иди и реши как-нибудь эту ситуацию, Мел, вам обоим станет лучше. Ты ведь любишь его.

– Пока не знаю, брат. Благодарю за внимание.

– Не стоит твоей благодарности.

– Пока.

– До скорого, угу…

«СВОЕОБРАЗНО», – в завершение выложил Намо и, вздохнув, поднялся и положил телефон.

Хорошо, видит Эру, владеть всего одним майа. Каково мне разобраться со своими тремя десятками, и это только доверенные лица…

Хэннер, стиснув зубы, шёл по мостику через маленькое озеро, предназначавшееся прежде всего для купания учеников.

Если раньше он не подозревал, что такое поцелуй, то на этой неделе наглядного материала у него было более чем достаточно.

Два урока сделали своё дело. Майар начали учиться целоваться, и делали это так увлечённо, что пришлось ввести дополнительный предмет «Этика и романтика», чтобы ученики прекратили заниматься этим во время занятий. У Йонвэ случилось счастье в виде хорошего настроения Манвэ, и вот уже третий день он появлялся в школе только на последние два урока, сияющий и влюблённый по уши.

Хэннер приблизительно понял, что такое романтика.

Это когда твой любимый Вала забирает тебя, прилетев за тобой на орле, и на глазах у всей школы долго целует в губы, чтобы затем усадить впереди себя и отдать Торондору приказ взлетать. А потом майар Варды забирают твой портфель, чтобы вечером занести в твои покои. Потому что ты его случайно забыл. Уронил на траву, чтобы обнять своего Валу.

Они с Йонвэ почти перестали разговаривать. С Мелькором, впрочем, тоже. Майа кожей чувствовал повисшее между ними отчуждение, будто своими действиями он постоянно подстёгивал в Мелькоре что-то, чего не понимал, случайно, не нарочно, и теперь это что-то поднялось во весь рост и сделало их чужими. Совсем.

И ещё – ему физически не хватало Мелькора. В библиотеке Хэннер случайно наткнулся на книгу о ядах и прочитал её, почему-то заинтересовавшись, хотя прежде не слышал об отравляющих веществах. Новая информация производила впечатление скорее давно забытой, а в особенно понравившемся ему разделе про наркотики юный майа обнаружил описание симптомов ломки и печально заключил, что к нему понятие «зависимость» вполне приложимо.

Эру. Сделайте мне укол от Мелькора. Чтобы мне не хотелось постоянно видеть его и – желательно – чувствовать рядом. Чтобы я избавился от странного чувства неполноты, будто мне принадлежит только часть меня, а остальное – у тебя, Мел, и ты не хочешь мне отдать. Чтобы я перестал о тебе думать и говорить, чтобы я не ссылался на тебя постоянно, чтобы лишний раз произнести твоё имя, чтобы я мог заняться чем-то ещё, кроме размышлений о том, почему ты не хочешь на меня смотреть. Чтобы уползли во тьму и не вернулись смутные ночные видения, где так тепло, почти жарко. Чтобы я перестал мёрзнуть и греть дыханием зябнущие руки. Полменя – это слишком мало, чтобы согреть целое тело. Отдайте мне моё фэа. Я чувствую, что мне не хватает силы, энергии, желания жить, мне хочется лечь и лежать целыми днями, глядя в потолок и думая о тебе. А ты ходишь совсем рядом и не смотришь на меня, мне кажется, я тебе разонравился, да, разонравился, и ты никогда не обнимешь меня и не позволишь целовать свои волосы, не позволишь пить со своих губ мою отнятую душу…

Завтра начнутся каникулы.

Неделя дома. Рядом с тобой и без тебя. Далеко, как за тысячи дней пути…

– Я пойду с Йонвэ погуляю, можно?

– Иди, только осторожно, – разрешил Мелькор, и не думая оторваться от газеты. Хэннер понуро отправился в прихожую натягивать ботинки.

Ну конечно. Ты на меня даже не посмотришь.

«Солнечные очки пора надевать, да уж. Чуть дыру в газете, на него глядя, не прожёг. Интересно, ему тоже меня не хватает?..»

Чтобы остудить пыл, Мелькор отправился принять ванну и провалялся там весь вечер.

Йонвэ болтал ногами, сидя на каменном заборчике. Появившийся на аллее Хэннер был мрачен и другу улыбнулся скорее вымученно.