Дети ясной ночи (СИ)

И Уолкер покорно стоял в сторонке.

Так ему было спокойней. Да и причин для тревоги или волнения он не видел. И совсем забыл о том, что в библиотеке действительно может храниться что-то важное. Хотя, возможно, что-то и хранилось на втором этаже, к примеру, где и были читальные залы и хранились книги. Возможно, им необходимо было что-то прочесть?

Закончив с первым коротким коридором, ведущим к складским, в большинстве своём, полупустым помещениям, они снова вернулись к холлу. Тикки, узнав беловатые дверцы кафетерия, отсчитал ещё неисследованную дверь, легко толкнул её, и та с подозрительным чавкающим звуком всё же отворилась. Здесь была всего одна лампа на весь коридор ровно по центру, защищённая жестяной сеткой. Но её света хватало, чтобы понять, что весь пол в этом коридоре представляет из себя кровавого цвета полосу, на которой продавленные промежутки сменяются вздутыми, словно болотные кочки, возвышенностями. Тикки неуверенно ткнул носком сначала нишу, которая хлюпнула желтоватой жижей, но выдержала, а потом и в кочку. Кочка прогнулась, слегка промялась, но тоже не казалась опасной.

— Может быть, это лишь дурное оформление, — предположил Аллен, всё ещё топчущийся за спиной мужчины. — В любом случае, это последний наш коридор.

Тикки кивнул, цепко схватил его за плечо, но тут же сообразил, что держать дробовик в одной руке не очень-то удобно. И приткнуть некуда, и быстро не выстрелишь, если кто выскочит из-за угла. Так что пришлось ему лишь прожечь Аллена требовательным взглядом и медленно пойти вперёд.

Уолкер двинулся следом за ним, предпочитая вниз не смотреть вообще и потому постоянно запинаясь. Неровный пол, прогибающийся под твоим каждым шагом, да ещё и в кровавых тонах — это не очень приятно.

Щёлкнул очередной замок, Тикки шагнул внутрь, привычно оглядываясь, Аллен неспешно потянулся за ним, но дверь захлопнулась перед самым его носом, едва не прищемив вовремя отдёрнутые пальцы.

— Не смешно! — нарочито громко произнёс подросток, дёргая ручку вниз и с изумлением отмечая, что она рассыпается на кусочки прямо у него в руке.

— Тикки?

Мужчина должен был услышать. Должен был понять, что Аллен отстал, но из комнаты, в которую он зашёл, не доносилось ни звука. Как, впрочем, и везде. Тикки оказался прав, и ему не следовало идти так медленно.

— Или же Тикки бросил здесь преднамеренно, потому что больше не собирался возиться с таким проблемным ребёнком, не так ли? — прошептал ему кто-то прямо в ухо, — Думаешь, ты ему нужен? Думаешь, здесь вообще есть хоть кто-то, кто желает позаботится о тебе, мой милый Аллен?

Слащавые интонации, из-за которых Уолкер едва не возненавидел собственное имя. Из-за которых он гораздо больше любил фамилию, гордясь и тем, что она объединяет его с отцом. Этот голос из-за спины был более чем реален.

Аллен, резко обернувшись, закричал во весь голос, потому что прямо перед ним стоял парень, упираясь руками в стену так, что Аллен оказался прямо ловушке, не в силах куда-либо деться… Потому что он всегда немел перед этим парнем — высоким, возвышающимся над ним почти на голову, с грязными светлыми волосами, серыми прядями, свешивающимися из-за ушей, с этой слишком сладкой и доброй улыбкой на губах, которая часто возникала у него, когда в его поле зрения попадался седой сирота.

Джаред…

Аллен с силой оттолкнулся ногой от двери, выставляя руки вперёд и готовясь к неизбежной боли, когда он пролетит сквозь этот фантом и рухнет на пол или впечатается в стену, но на сей раз Джаред оказался очень даже реальным, только мягким, таким, что пальцы Уолкера легко прошли в хлюпающую плоть, а сам Джаред рухнул на пол вместе с ним, обвивая невероятно гибкими ногами и сдавливая руками, что, кажется, ребра подростка хрустнули.

Но Аллен не обратил на это внимания: он смотрел на лицо существа, которое сейчас находилось под ним. И это было уже не лицо Джареда. Оно покрылось чёрными трещинами, из-под которых хлынула тёмная жидкость, глаза закатились, рот раскрылся, выдавая на обозрение тёмный канал прямо за рядом белых, заточенных зубов.

А затем рука этого создания скользнула ему под пояс, касаясь своей липкой, неожиданно горячей кожей ягодицы мальчишки и явно пытаясь пролезть дальше.

Осознание того, что именно хотят с ним сделать, тут же накрыло подростка с головой, и он, заорав во весь голос, попытался вырваться из лап этого создания, попытался ударить, пнуть, но существо, кажется, никак не реагировало на его дёргания и совсем не ощущало боли. Оно лишь утробно урчало, высовывая свой длинный, подвижный, отвратительно воняющий язык, и вылизывало Аллену подбородок, того и гляди пытаясь пробраться к губам и залезть в рот, имитируя поцелуй. Ужасающий поцелуй, стоит признать, потому что Аллен едва сдерживал подкатывающую к самому горлу тошноту и льющиеся из глаз слёзы, из-за которых морда существа расплывалась и становилось ещё более безобразной. А может быть, его трансформация просто ещё не была завешена? Вторая рука залезла юноше за шиворот, проходя по груди и царапая мощными остриями неизвестно как заострившихся удлинившихся пальцев. Аллен закричал на сей раз от боли, и безобразный язык, тут же закручиваясь вокруг своей оси от нетерпения, скользнул ему в рот. Сомкнувшаяся челюсть не смогла его даже поранить, вкус желчи и гнили тут же ударил в голову, почти отправляя Аллена в небытие на какой-то неизвестный срок. Существо тут же оживилось, удваивая напор, подгребая Аллена под себя и стягивая за край с него куртку, а Уолкер мог только приказывать себе дышать, несмотря ни на что, и уже совсем ничего не видел, когда до его сознания донёсся непонятный хрип, затем руки, ноги и все конечности освободили его, просто исчезнув, и существо, взвывшее так, словно оно было серьёзно ранено, откатилось в сторону, и Уолкер наконец-то понял, что оно, кажется, схватилось за одну из своих рук, которую чем-то ранило.

Ещё пару минут назад у Аллена не было сил даже на то, чтобы дышать. Но сейчас, когда решение проблем пришло откуда-то из ниоткуда, он просто кинулся дальше по коридору, дёргая одну за другой двери, в надежде обрести убежище, понимая, что раненый монстр может нагнать его. Изо всех углов ему чудились причудливые тени с тянущимися к нему руками и мерзкими, липкими улыбочками на их безобразных, окровавленных, покрытых нарывами лицах. Он метался из стороны в сторону, одеревеневшими от холода ладонями дёргая ручку за ручкой и ощущая, как они рассыпаются в пыль. Но вот он наконец-то ввалился в первую попавшуюся комнату, единственную открывшуюся, словно приглашавшую к себе.

Пупырчатые, лианообразные лапы лжекартины тут же хватили его шею и начали душить, отбирая возможность вдохнуть, возможность вновь наполнить лёгкие так необходимым кислородом. Пальцы не могли даже как следует зацепить и поцарапать резиновую поверхность смертоносных щупалец, разноцветная рябь перед глазами сменилась полной тьмой, из горла вырывались только ему одному слышимые беззвучные крики помощи, а затем что-то громко хлопнуло, и он на пару мгновений потерял сознание, окунувшись во тьму.

Будто провалился в бездонную пропасть, у которой ни стен, ни дна, которая представляет из себя лишь бесконечный бездумный полёт, что сравним только со смертью.

И можно даже не понять, что он всего лишь потерял сознание.

Лучше бы он потерял его навсегда.

Или хотя бы на пару лет.

Потому что когда он открыл глаза, то первое, что пришло ему в голову, так это то, что его плечо сжимает чья-то ладонь, от которой стало настолько мерзко, настолько юноша ощутил налипшую на него и скопившуюся в нём грязь, что тут же рванул вперёд. Вот только вспыхнувшая во всём теле боль, пламя, ожёгшее лёгкие и горло, полоснувшее по животу лезвие и впившиеся в стопы иглы заставили заново упасть на задницу и судорожно выдохнуть…

— Аллен? Что-то случи…

— Не трогай меня!! — вопль вырвался, миновав мозг. Уолкер резко отмахнулся от мужчины, пытаясь уползти как можно дальше.

— Аллен?

— Не трогай меня! Прекрати!! — голос хрипел, а горло жгло, за спиной оказался угол, и отползти дальше не представлялось возможным, и подросток сквозь пелену слёз мог только, тяжело дыша, наблюдать за действиями мужчины. По животу из оставленных ран стекала кровь, одеревеневшие от холода руки в перчатках ничего не чувствовали, а во рту ощущался отвратительный вкус.