You are not alone, brother (СИ)

– Ты обещал... – Локи чуть облизывает губы, – обещал на озеро... Я хочу...

– Да, брат, – Бог Грома целует тонкую кожу под глазами трикстера, – мы можем пойти прямо сейчас.

– Да... – по телу мага вдруг проходит волна судорог, и он глухо кашляет, с губ срываются капли крови, пачкают идеально белую, только что перестеленную постель.

Тор перехватывает брата поперек груди и поворачивает на бок. Прижимает к себе, не дает даже дернуться.

Кровь теперь везде. На руках громовержца, на постели, на полу, на груди трикстера, на его лице. Если бы Тора спросили, как это все происходит, он бы сказал только два слова: долго и больно.

– Похоже, с озером не получится, – виновато говорит Тор, – я просто боюсь...

– Ничего...

Голос у трикстера тусклый, болезненный. Какой-то нематериальный, что ли? Или нет, не так. Пустой.

Именно, пустой. Ничего не выражает. В нем нет обиды, или боли. Нет даже намека на эмоцию. Пустота. И хочется растянуть это слово. Перекатывать его на языке. Пока сам не станешь пустым.

Тору становится страшно. И желание наполнить голос мага чувствами становится жизненно важным.

Бог Грома знает, как это сделать.

Подхватывает младшего под спину, облокачивает на грудь, почти сажая к себе на колени, и приспускает легкие штаны трикстера. Не спрашивая, можно ли. Он знает – Локи не скажет ничего. Магу все равно.

Он только тихо вздыхает, когда Тор обхватывает пальцами его член. Не дергается, не возражает...

– Тебе будет хорошо, обещаю, – шепчет Бог Грома, и чуть сжав кулак, ведет ладонью по нежной коже. Целует холодные приоткрытые губы, проникает языком внутрь. И вдруг Локи отвечает. Слабо, но... Чуть дотрагивается до языка старшего, откидывает голову...

Тор гладит складочки у основания члена брата, массирует уже напрягшуюся темную головку. Подкатывает дикое предательское возбуждение, в штанах не то что тесно, там откровенно больно. Но он знал, на что идет.

Бог Грома обхватывает Локи за талию свободной рукой и начинает покачивать в такт движению правой. Жадно целует открытую шею, почти кусает. Наверное, останутся засосы. Трикстер не издает ни звука. Почему он молчит?!

Тор ускоряет темп, уже просто откровенно дроча, задевает тонкие, едва видные венки, сжимает, гладит... Проводит пальцем по узкой щелочке, чуть щекочет. И Локи, наконец, сдавленно стонет. Худые пальцы слабо вцепляются в простынь.

Бог Грома шепчет какую-то чушь, обхватывает губами мочку холодного уха брата, чуть посасывает. Целует висок, щеку...

Трикстер оборачивается, смотрит затуманенными глазами. И внезапно чуть двигает бедрами, трется о пах старшего. Тор мучительно стонет и прикрывает глаза. Сам подается вверх, даже через слои одежды ощущая гладкость кожи брата. Наверняка это просто тактильное воспоминание. Но перед глазами вдруг встает фигура трикстера, мучительно выгибающаяся под ним, его стоны, закушенная губа и мягкая, гладкая... О, боги! Судорога сводит внутренности, перед глазами темнеет, и Тор буквально взрывается оргазмом.

...разум частично возвращается только тогда, когда трикстер, хрипло выдыхая, слабо толкается в его замершую руку. Тор вздрагивает, прижимает хрупкое тело к себе и виновато шепчет:

– Прости...

И снова набирает темп, наслаждаясь тихими стонами брата.

Надавливает на головку, чуть мнет в пальцах, случайно задевает кожу ногтем. И Локи, вдруг как-то жалобно вскрикивая, кончает.

Тор обтирает руку об уже безнадежно испорченную простынь, гладит худое бедро трикстера, стирая белые капли, и целует в губы.

– А ты?.. – Локи куда-то судорожно дергается, – ты ведь...

– Я уже... – смущенно бормочет Бог Грома и обнимает младшего крепче.

Локи затихает, напряженные мышцы расслабляются.

– Красивый... – почти неслышно шепчет маг, поднимая уголок рта в подобии улыбки.

– Кто? – Бог Грома отодвигает Локи от края постели, заляпанного красными пятнами и спермой, и подкладывает поудобней подушку.

– Ты... красивый, – трикстер с трудом поднимает худую руку и касается лица брата, – я не замечал.

Тор молчит. Такое ему говорили не раз, но из уст младшего это звучит, как присвоение второго божественного титула, не меньше.

Гладит пальцами хрупкое плечо, целует холодную кожу.

– Все будет хорошо? – тихо спрашивает Локи, роняя руку на кровать.

– Конечно, брат. Все будет хорошо. – Уверенно врет Тор, ненавидя себя за это, и заправляет за ухо мага черную прядь, упавшую на лоб, – отдыхай.

Трикстер тихо всхлипывает и закусывает губу.

– Ты чего? – испуганно спрашивает Бог Грома, – тебе плохо?

Плохо... да, пожалуй.

– Да... – выдыхает Локи, – мне страшно... Все исчезает... Пожалуйста, не уходи!

– Куда я уйду? – Бог Грома поворачивается на бок и его лицо оказывается совсем близко от лица трикстера, – как я могу уйти, братишка?

– Холодно... – озвучивает маг, – Тор, я не чувствую себя... Что это?

– Иди сюда, – шепчет громовержец, и обнимает младшего, – тебе будет тепло.

– Совсем скоро... – Локи смотрит в кажущийся полупрозрачным потолок, пытаясь убедить себя, что все вокруг настоящее.

Тор вздрагивает и сильнее прижимает младшего к себе, прикасается к губам и просит:

– Локи, не надо. Этого не случится... Ты ведь не бросишь меня?

Бог Грома заглядывает брату в лицо и пытается найти там хотя бы тень жизни. Боги... Только не сегодня. Пожалуйста! Пусть его Локи побудет с ним хотя бы еще немного. Хотя бы день...

– Что я могу сделать для тебя? – в который раз спрашивает Бог Грома, – чего тебе сейчас хочется?

Трикстер долго молчит. И когда Тор уже почти забывает, что задал вопрос, маг разлепляет спекшиеся губы и выговаривает:

– Тебя... рядом. Всегда.

– Так и будет, – сглатывая слезы, хрипло выдавливает громовержец.

– Нет... – выдыхает Бог Безумия, – не надо... Не смей плакать...

Тор чуть приподнимается, нависая над братом, и целует. Может, это и не самое правильное, что нужно сейчас сделать, но что он еще может?

Локи почти не отвечает, просто чуть приоткрывает рот и пытается обнять старшего. Тор чувствует его слабые холодные руки, маленькие засохшие ранки вокруг губ.