You are not alone, brother (СИ)

Щелкают наручники, и Бог Безумия чуть морщится. Оборачивается к брату и беззвучно что-то произносит. Но Тор и так знает, что говорит брат. И от этого – ему еще паршивей.

Глава 18. "Наказание".

На площади целая толпа. Смех, грубая брань, вонь немытых тел… Собрался весь город. Посмотреть на позорное наказание одного из самых высокопоставленных лиц Асгарда и одного из самых скандальных. Предатель. Йотун-полукровка. И как оказалось – еще и убийца.

Руки трикстера вздергивают над головой и закрепляют в таком неудобном положении. Наручники сделаны из специального материала, чтобы пленный не смог вырваться с помощью магии. Естественно, тому, что Локи больше не может ее использовать, никто не поверил…

На помост летит мусор, слышатся глумливые выкрики, какие-то сальные замечания…

Тор смотрит на бледное лицо брата, на крепко сжатые губы, на поднятый гордо подбородок… А в глазах трикстера пустота. Холодная, безумная пустота.

Появляются Один, Фригг, с ними – толпа придворных… Воины караула… Целая процессия.

Вперед выходит глашатай и начинает зачитывать приговор. Что-то о предательстве, убийстве… Но Бог Грома почти ничего не слышит. Перед глазами жуткая картина из ледяной камеры. Кровь, стекающая по телу брата и слипшиеся, торчащие в разные стороны черные волосы.

К Богу Лжи и Безумия подходит палач. Он явно опасается пленника, поэтому приближается как-то медленно, неуверенно. В его руках поблескивает длинная острая игла.

Едва исполнитель наказания останавливается напротив трикстера, тот чуть отворачивает голову и смотрит на Тора. И улыбается.

– Локи, тебе предоставляется слово. Если ты хочешь что-то сказать – говори, – громко провозглашает Один.

Трикстер меряет взглядом Всеотца, а потом поворачивается к брату и, смотря Тору прямо в глаза, медленно выговаривает:

– Терпеть наказание гораздо больнее тогда, когда не знаешь, заслужил ли его. Я заслужил. Наказание всегда находит того, кому оно предназначено.

И в теле Бога Грома будто срабатывает спусковой механизм. Мгновение – и он оказывается на помосте. Отшвыривает палача, выхватив из его пальцев иглу, и выкрикивает:

– Я сделаю это сам! По праву наследника трона!

И игнорируя восторженные крики толпы, поворачивается к магу, смотрит в изумрудные удивленные глаза:

– Прости… Я просто хочу, чтобы тебе было не так больно.

Пусть Локи его потом ненавидит, пусть презирает… Но он, по крайней мере, испытает чуть меньше боли.

Трикстер молчит. Он тяжело дышит, на лбу скопились прозрачные капли пота… Тор стирает влагу и просит, ни на что уже не надеясь:

– Локи, скажи что-нибудь...

Бог Безумия с трудом разлепляет губы и шепчет:

– Я люблю тебя, брат.

Громовержец наклоняется, и целует брата в висок, чуть проводя губами по холодной коже. Локи тихо выдыхает и, прикрыв глаза, выговаривает:

– Не тяни, Тор… Это уже выглядит странно.

Бог Грома судорожно кивает, проводит пальцам по тонким губам, и чуть оттянув нижнюю – втыкает иглу в нежную кожу. Локи дергается, а по подбородку течет первая яркая капля.

– Постарайся не шевелиться. Просто смотри на меня… – выдавливает из себя Бог Грома, и добавляет, – пожалуйста…

Локи рвано дышит и впивается взглядом в старшего.

Тор дрожащими пальцами протягивает окровавленную нитку в дырочку и протыкает верхнюю губу трикстера.

Стежок за стежком… Крови все больше. Смешиваясь со слюной, она течет по подбородку, стекает по шее, капает на грудь…

После каждого прокола Тор чуть поглаживает щеку брата, и, надеясь, что это хоть как-то поможет, даст ему уверенность... Хотя, о какой уверенности здесь может идти речь?

Тор тяжело сглатывает и вновь протыкает кожу иглой, чувствуя, как острие мягко проходит насквозь… Глаза у Локи влажные, но слез нет. Он просто, не моргая, смотрит на старшего. И Тор не видит в этом взгляде злобы или обиды. Он видит прощение…

Наконец сделан последний стежок. И Бог Грома с ужасом смотрит на изуродованный рот брата. Черная нитка стягивает губы крепко, наверняка очень больно…

А Локи с усилием приподнимает окровавленные уголки рта в жуткой полуулыбке. По подбородку струится кровь.

– Я не уйду, – говорит Тор, всматриваясь в расширенные зрачки трикстера, – я не оставлю тебя одного. Я буду рядом…

Еще некоторое время толпа бурлит, делится замечаниями по поводу отвратительного предателя... Но вскоре, зрелище надоедает, и собравшиеся расползаются с площади. Остается только заметно поредевшее оцепление солдат и несколько зевак.

Локи опускает голову, прикрывает глаза. Его хрупкое тело, вытянутое у столба, трясет. Тонкие пальцы сжимаются в кулаки, причиняя тем самым только больше боли...

– Господин Тор, никому не велено оставаться на помосте, – робко говорит подошедший стражник, – Всеотец приказал...

Трикстер вскидывает глаза и смотрит на брата. Изучающе, будто ждет чего-то...

Бог Грома стирает кровь с лица и шеи трикстера, и прикасается губами к острому подбородку, целует синяки под ввалившимися глазами, шрам на лбу... А Локи медленно качает головой, смотря куда-то за спину старшего.

– Мне все равно, что они подумают, Локи! – шепчет Тор на ухо мага, – я все время буду рядом.

Трикстер подается к брату, быстро касается зашитыми губами заросшей щетиной щеки. И чуть морщится от боли.

– Я должен спуститься, брат... Но я вернусь, обещаю, – Тор чуть сжимает плечо младшего и медленно, не оборачиваясь, идет к лестнице.

Локи безумно хочется позвать его, схватить за рукав... Что угодно, только бы Тор остался здесь. Запястья жжет, ломит... И трикстеру вдруг кажется, что вокруг не залитое солнцем пространство, а полутемные, чуть поблескивающие стены камеры... Картинка настолько яркая, что накатывает липкий ужас. По телу разливается страх... И Локи сжимается, подсознательно ожидая удара по пояснице.

Боги, да что же это?! Этого же нет! Нужно просто... открыть глаза! Точно...

Локи широко распахивает глаза и сразу видит одинокую фигуру брата, стоящего ровно напротив него. Тор в своем красном плаще выглядит словно король... Лофт довольно улыбается, чувствуя гордость за старшего. И ощущает, как режет болью зашитый рот.

Тор не бросил... Он тут. Тут...

Трикстер чувствует, как мысли куда-то плывут, плавятся будто воск... Смешиваются в неимоверно жарком воздухе, утекают сквозь пальцы... Перед глазами красное марево, какие-то вспышки...