Острие Истины (ЛП)

Рик опускает глаза и видит, как Карл наблюдает за ним с радостью на лице и раскрытым ртом. Рик улыбается мальчику и медленно разжимает пальцы на плече Карла, позволяет ему сделать шаг навстречу оленю. Тот поднимает голову и нюхает воздух, его шея вытянута, но, кажется, он не обращает на них никакого внимания.

Карл начинает подходить ближе, а олень наклоняется и снова начинает пастись, бьет копытом, что-то ища под ногами. Карл смотрит на Рика, резко повернув голову, и Рик ловит его взгляд, улыбается и кивает, разрешая. На мгновение олень выпрямляется и смотрит в противоположном направлении, потом поворачивается посмотреть в том направлении, откуда он пришел, его уши стоят торчком, голова изогнута за плечо. Рик смотрит на Карла, а Карл смотрит на оленя и подходит все ближе, дюйм за дюймом подбирается к нему.

А потом олень смотрит на Карла, поворачивает голову и смотрит, начиная быстро стричь ушами в воздухе. Все замирает. Все замирает, и Рик наклоняет голову набок, пристально изучая его – этот волшебный миг, застывший во времени. Рик смотрит на Карла, на напряженность в его плечах, его возбуждение от происходящего. Он смотрит, как мальчик смотрит на оленя перед ним, это живое, дышащее, прекрасное существо с ржавого оттенка шкурой и белоснежным животом, и это так просто, так естественно и без каких бы то ни было осложнений в целом мире. Карл загипнотизирован чем-то настолько обычным, настолько неважным, как олень в лесах Джорджии, а что делает Рик со своей жизнью? Как он допустил, чтобы все стало настолько сложным, настолько запутанным? Все должно быть просто. Джесси – мать Карла, так что Рик должен ее любить. Они в этом ради Карла, так что они должны быть в этом ради него. Они должны дарить ему подобные мгновения – такие как олень и величие Большого Каньона, вытесанного в Земле течением рек и ветрами, которые дуют над горами и равнинами.

И Рик принимает решение. Он сделает это ради Карла. Он сделает это ради своего единственного сына, потому что нет причины важнее этой.

Когда звучит выстрел, Рику требуется несколько мгновений, чтобы осознать это. Он резко раздается и отзывается эхом сквозь влажность и летнюю жару, и его разум расплывается, воспринимая все одновременно, но обрабатывая коротенькими утверждениями. Есть оружие. Был выстрел. Олень лежит. На боку. Не двигаясь. Карл лежит. На спине. Не двигаясь.

Мир врывается обратно, словно вода, которая заполняет чашу, погруженную ниже поверхности океана. Он остро ощущает собственный голос, как он звучит, когда кричит слово нет, как его горло болит от интенсивности этого звука. Его ноги выгибаются длинными шагами, и он, спотыкаясь, бежит к Карлу. Его выучка автоматически включается, холодно и расчетливо, хотя его глаза горят, а голос все еще кричит. Рана в животе. Не чистая. Не насквозь.

Рик прикасается к груди Карла, потом к его губам. Дышит. Все еще дышит. Он зажимает рану. Все еще дышит. Рядом, в лесу, он слышит треск, громче и тяжелее любого оленя. Все еще дышит. Мужчина, здоровенный мужчина. Все еще дышит. Дробовик. Выражение его глаз. – Мой мальчик… - выдавливает Рик, и мужчина ломится вперед, как лавина, спотыкается и падает, бьется коленом о камень.

- Я не видел его, - говорит он. Все еще дышит.

- Мой мальчик! – кричит Рик.

- Я не… - все еще дышит, - …видел его, клянусь! Олень. – Мужчина указывает назад, все еще дышит, а потом замолкает, приподнимается на колени, встает. – У меня ферма. Милю бегом, десять на машине. – Все еще дышит. – У меня ферма. Там есть телефон. Мы можем вызвать скорую.

Сын Рика оказывается у него на руках прежде, чем он даже осознает, что поднялся на ноги. Дыхание Карла поверхностно у него под ухом, его лицо прижато к шее Рика, одной рукой он держит сына за плечи, другой – за ноги, и крепко прижимает Карла к себе, пытается своим телом остановить кровотечение, как бинтом.

Все еще дышит, думает Рик. Он готовится бежать. – Где?

***

Поле длинное, а день жаркий. Солнце палит, и Рик равномерно перебирает ногами, поддерживает ровный темп, переплавляет все свои мысли в простые вещи. Поднимай колени. Дыши ровно. Остановись, передвинь его. Не урони его. Он все еще дышит. Он все еще дышит.

Кустарник пытается спутать ему ноги, а долгие волны хрупких летних трав сопротивляются, когда он бежит. – Сколько еще? – кричит он мужчине позади, который спотыкается и задыхается.

- Еще полмили, - говорит мужчина. – Туда! Хершел, поговорите с Хершелом – он поможет вашему мальчику.

Рик бежит, игнорируя свое колотящееся сердце и слабость в коленях. Остановиться, снова передвинуть его. Его спина болит, а руки трясутся от веса Карла. Его рубашка промокла насквозь, пропиталась потом и кровью, и Рик слишком боится смотреть вниз. Теперь он видит ферму. Она возвышается перед ним, так далеко, и хватит ли ему дыхания, чтобы добраться? Хватит ли у них на двоих легких, чтобы дотянуть?

Он спотыкается, почти падает, восстанавливает равновесие и чувствует вес Карла в своих руках, тянущий вниз, как камень, который тонет и опускается на дно океана. Нет, думает Рик, он все еще дышит. Но теперь Рик уже не слышит этого за звуками собственных задыхающихся, всхлипывающих вдохов. Он не чувствует этого из-за ветра и липких, уродливых слоев влаги, заполняющих воздух Джорджии. Он больше понятия не имеет, что он несет. Но его ноги шаркают вперед. Поднимай колени. Дыши ровно.

Он, спотыкаясь, пробирается через дыру в заборе, а на крыльце фермерская дочка с короткими каштановыми волосами и глазами, которые будут частью его до конца его жизни, вскакивает со стула. – ПАПА! – кричит она, и из двери, роль которой выполняет занавеска, выскакивает пожилой мужчина с седыми волосами и уверенными чертами лица, оценивает происходящее.

- Что случилось? – спрашивает мужчина, и из дома начинают собираться люди.

- ПОДСТРЕЛИЛ, - кричит Рик, спотыкаясь. – Один из ваших.

- Отис? – спрашивает женщина с волосами цвета меда.

- Он сказал найти Хершела, - говорит Рик, его уши пытаются разобрать звук дыхания. – Это вы? – Мужчина кивает, и Рик говорит, перекрывая все, что он мог бы сказать. – Помогите мне. Помогите моему мальчику.

- Заносите его в дом, - говорит Хершел. – Аннетт, звони в больницу. Шон, принеси бинты.

Группа спешит внутрь, и Рик следует за ними, сжимая в своих руках тело, которое кажется горячим от солнца и одновременно, что невероятно, холодным. Толпа остается в передней части дома, а Хершел быстро ведет Рика в спальню, где Рик наклоняется и наконец выпускает из рук ужасную ношу, которую он держал.

Хершел протискивается между Риком и его сыном, и Рик отступает назад, его глаза распахнуты, но ничего не видят, его сердце спешит, но не бьется. – О-он жив?

- Наволочку, - говорит Хершел. – Быстрее.

Рик хватает одну из подушек, вяло держит ее в руках, а потом, когда Хершел снова его подгоняет, срывает с нее наволочку, складывает ее, как показывает ему Хершел, и прижимает к ране. – Вы сможете… сможете что-нибудь сделать? – спрашивает Рик.

Хершел смотрит на него и на мгновение они замирают, глядя друг на друга, а потом Хершел коротко качает головой один раз. Быстро. Уверенно. – Я знаю, как оказать первую помощь, - говорит Хершел и делает паузу. – Я ветеринар. Ветеринар. Меня не готовили к подобному. Моя жена звонит в скорую…

- Как далеко? – бросает Рик. – Как долго?

- Они быстро сюда добираются из города, - говорит фермерская дочка, делая шаг вперед. – Двадцать минут.

Рик сглатывает. Двадцать минут. – Он жив? – снова спрашивает он, глядя на мальчика под его руками.

Хершел наклоняется проверить и снова коротко кивает. – Есть сердцебиение. Слабое.

- Дайте нам побольше места, - говорит ему затем Хершел и забирает наволочку у Рика, сам прижимает ее рукой. – У нас все под контролем.

Рик отходит назад, в основном из-за женщин, которые тянут его и заталкивают его в угол. Шон мнется на пороге с бинтами и другими материалами наготове. Выглядывая наружу, Рик видит, как Отис бежит через поле, его тело тяжело и неуклюже. Нечто темное просыпается внутри Рика.