Заместитель (ЛП)

— У тебя низкооплачиваемая работа официанта, ты живешь в съемной квартире и ходишь в университет, которого даже нет в сотне лучших высших учебных заведений. О твоих друзьях я лучше помолчу. Единственное, что заслуживает внимания — это твоя работа с бедняками, — сказал он убийственно серьезно, уже почти готовый взорваться.

— Я не могу просто так взять и все бросить! Даже если — заметь, я сказал «если» — я приму твое предложение переехать к тебе, мне все равно надо уладить вопрос с арендой, уволиться с работы, забрать бумаги из школы, мои результаты из университета, другие документы и сделать тысячу других мелких, но важных вещей.

— Хорошо. Ты можешь съездить туда на неделю, чтобы привести дела в порядок, — уступил он мне. — На следующей неделе мне надо лететь в Лондон и Нью-Йорк. Ты можешь использовать это время на поездку домой.

— Мне нужен, по меньшей мере, месяц! Ты не представляешь, какая бюрократия в Аргентине.

Вот дерьмо! Неужели я косвенно согласился на его безумный план?! Я ненормальный!

— Десять дней. Не больше.

— Мы не акции тут покупаем, — сухо заметил я. Он и ухом не повел. — Ладно, думаю, что сумею управиться за три недели, — я сделал умоляющие глаза. Как там Фридрих говорил? «Апеллируй к его великодушию»?

— Пятнадцать дней, и это окончательно, Гунтрам. Не испытывай моего терпения. Ты уедешь вместе со мной в понедельник, двадцать первого, а четвертого февраля вернешься в Цюрих. Я скажу Монике, чтобы все подготовила, — сердито сказал он, поднялся с постели и стал одеваться.

Я еще некоторое время лежал, пытаясь осознать, что сейчас произошло. Я, словно пятилетний ребенок, получил «разрешение» вернуться домой на каких-то жалких пятнадцать дней, взамен же должен все бросить и уехать за двенадцать тысяч километров от всего, что знал и к чему привык.

========== "17" ==========

21 января

Сегодня я уезжаю домой. Вечером!

Рано утром Конрад отбыл на частном самолете в Лондон. Предполагалось, что Михаэль отвезет меня в аэропорт и убедится, что я не пропустил свой рейс. Несмотря на мои протесты, Моника забронировала место в первом классе, и я немного нервничаю. Прилетел в Европу низкобюджетной авиакомпанией, а возвращаюсь, как принц.

Прошедшая неделя была странной. Весь следующий день после нашей «сделки» Конрад пребывал в плохом настроении. В пятницу он немного успокоился и вернулся из банка раньше, чтобы взять меня на концерт в Цюрих, и я был счастлив вырваться из замка и посмотреть город, пусть и в темноте.

После ужина мы отправились в роскошный отель в старом городе. Он сказал, что слишком устал, чтобы вести машину — хотя до замка ехать сорок минут, и можно было вызвать водителя — поэтому запланировал романтический вечер для нас. Думаю, что это его способ извиниться за свое нелепое поведение. Я был тронут, а его нежность напомнила дни, проведенные во Флоренции. Я снова поддался его обаянию.

Следующим утром он показал мне город и даже выдвинул сумасшедшее предложение сходить в зоопарк. Мы вернулись домой ближе к вечеру и остаток дня провели вместе. Он — читая кипу бумаг, я — положив голову ему на колени, почти засыпая.

— Гунтрам, обещай мне, что четвертого вернешься.

Опять начинается! Конрад, если бы я не знал тебя лучше, то подумал бы, что ты больной. Я вздохнул, чувствуя себя слишком усталым для очередного раунда.

— Обещаю. Я вернусь четвертого. А ты обещай, что в мое отсутствие не устроишь секс-вечеринку.

— Я буду по тебе скучать, — смущенно пробормотал он.

Ночью он отказался заниматься любовью, хотя я пытался его на это подбить.

— Я не хочу небрежного секса с тобой, — бросил он. Я почти слышал, как он скрипит зубами. Вместо этого он навалился на меня, не давая дышать, стиснул так крепко, что заболели ребра, и только тогда, когда я пожаловался, что мне больно, немного ослабил захват.

В воскресенье его настроение стало еще хуже. Он не разговаривал с персоналом, в основном сидел у себя в студии, сказав мне не больше десятка слов за весь день. Обедали мы в тишине, и даже Михаэль остерегся шутить или делать замечания о погоде. Встав из-за стола, не обращая внимания на присутствие Михаэля, Конрад бросил мне: «Раз уж ты завтра сбегаешь, то мог хотя бы посидеть рядом. Пойдем в студию». Он, как смерч, вылетел из комнаты, отказавшись от десерта и кофе. Я посмотрел на Михаэля, он пожал плечами, не особо впечатленный вспышкой своего босса.

— Идем же! — рявкнул Конрад из другой комнаты.

Пока он работал, я сидел тихо как мышь. К счастью, в студии нашлись карандаши и бумага. Только храбрец осмелился бы читать — шелест страниц мог бы вызвать у Конрада в таком настроении новый приступ ярости. Время тянулось медленно, Конрад отвлекался от чтения, только чтобы взять новую пачку документов. Я слышал, как Фридрих в спальне собирает для нас багаж.

В шесть Конрад решил, что на сегодня работы хватит, и ринулся в спальню. Я поплелся за ним, гадая, пришло ли время пить чай или нет, и обнаружил, что он роется в моем чемодане.

— Дега спрятан слева, а столовое серебро — справа, — сухо сказал я. Это уже переходит всякие границы!

— Почему ты берешь два свитера? Там сейчас лето, — могу поклясться, он почти рычал!

— Потому что в Цюрихе в феврале холодно, и, думаю, что гавайская рубашка будет неуместно смотреться в VIP зале аэропорта, — раздраженно бросил я. Какая наглость!

— Тебе не нужно брать три пижамы! — рявкнул он, выбрасывая их из чемодана.

— Спроси у Фридриха, какого черта он столько положил! — крикнул я в ответ.

— Все твои вещи для того, чтобы ты их носил ЗДЕСЬ, а не увозил ОТСЮДА, — заорал он, угрожающе надвигаясь на меня.

— Ты сам-то слышишь, что говоришь?! Это безумие, даже по твоим стандартам!

Он сбил меня с ног, и я упал на кровать. Своим сильным телом Конрад припечатал меня к постели и принялся свирепо целовать, до крови впиваясь зубами в нижнюю губу. Я царапнул его по лицу в неудачной попытке сбросить его, но он с легкостью поймал мои запястья и зафиксировал их у меня над головой. Держа их одной рукой, он железной хваткой вцепился мне в горло и наклонился, чтобы снова поцеловать. Вне себя от ярости я укусил его и попытался пнуть в живот. И в ответ получил полновесный удар в солнечное сплетение.

Боль была настолько сильной, что невозможно было вздохнуть. Он отпустил мои руки, и я откатился в сторону, пытаясь восстановить дыхание.

— Боже, Гунтрам! — в его глазах мелькнул ужас. — Я не хотел навредить тебе. Попытайся расслабиться, дыши медленно.

Он заставил меня принять позу эмбриона, лег позади, мягко поглаживая по спине, прислушиваясь к моему рваному дыханию.

— Прости меня. Клянусь, я не хотел сделать тебе больно. Можешь выпрямиться и сесть? — спросил он, бережно приподнимая меня, когда дыхание немного выровнялось. Он устроил меня спиной на своей груди, ласково поглаживая плавными движениями.

— Мысль о том, что я потеряю тебя, доводит меня до безумия. Я не хотел этого делать, — с искренним раскаянием повторил он. — Теперь ты уйдешь, и это будет целиком моя вина.

— Конрад, я же обещал, что вернусь. Ты должен мне доверять! — всхлипнул я, почему-то ища утешения в его объятьях.

— Гунтрам, я никогда не смогу тебя отпустить, — признался он, разрывая мне сердце.

— Это всего на две недели. Кроме того, на следующей неделе ты сам уедешь и будешь все время занят, — я внезапно испугался, что он отменит свое решение. — Я вернусь прежде, чем ты заметишь, что меня нет.

Мы еще долго лежали, не двигаясь и не разговаривая.

Понедельник

Утром Конрад уехал в аэропорт, где его ждал самолет. На прощанье он стиснул меня в объятьях и поцеловал с каким-то отчаянием.

— Всего две недели, — мягко сказал я.

— Надеюсь, — проворчал он и сразу же ушел, даже не обернувшись.

После обеда пришел Михаэль, чтобы отвезти меня в аэропорт. Я не ожидал, что это будет он.

— Привет, парень. Меня разжаловали до шофера. Бери вещи, поехали, — сказал он, широко улыбаясь.