Мое табу (ЛП)

Мой пульс начинает биться быстрее, и деревянная половица, застонав подо мной, выдает, что я здесь.

Люк вскакивает с дивана и разворачивается ко мне. Облизывает губы и сглатывает. Потом, закрыв глаза, произносит в трубку:

– Извини, мам. Мне нужно идти.

Телефон падает на диван.

– Сэм, – произносит он, всматриваясь в меня, удерживая мой взгляд.

– О чем ты должен был сразу мне рассказать?

Я задерживаю дыхание, сам не зная, на что больше надеюсь, на что уповаю – чтобы он сказал то, что, как я полагаю, он хочет сказать, или же… чтобы вселенная была не права.

Он огибает диван, подходит ко мне.

– Сэм…

Я жестом останавливаю его.

– Что ты должен был мне рассказать?

Он выдыхает, смотрит на пол между нами, потом снова поднимает глаза на меня.

– Что я гей.

Я киваю. Киваю, потому что теперь все понятно, но совсем не понятно.

И замечаю, что не дышал только в момент, когда внезапно всасываю глоток свежего воздуха.

– Все это время? Почему ты… – Я закрываю глаза и пытаюсь удержать голос ровным. – Почему ты мне не сказал?

Люк открывает рот и, качнув головой, снова его закрывает.

– Сколько раз ты платил за меня и за Джереми? Сколько раз – тайком от меня?

– Я не знаю.

– Та столярная мастерская, куда мы ходили. Ты сказал, первое занятие – бесплатно. Это правда?

Он молчит, и его молчание говорит само за себя. Все в моей голове кружится, пока я пытаюсь считать. Сколько же Люк потратил на нас?

Ко мне возвращаются сказанные папой слова. Числа способны рассказать о самой жизни.

Но теперь я не думаю, что это правда.

Я подсчитываю в уме. 300 долларов за футбольный лагерь Джереми. Еженедельный заказ еды на дом: 22 доллара. Перелет на юг: 200 долларов за билет. Пансион: 100 долларов. Погружение к акулам: 600 долларов. Столярные курсы: 50 долларов?

И эти числа – только начало. Как насчет других случаев его участия в нашей жизни? Сколько раз он возил Джереми к доктору: 3. Расстояние до школы, когда он отвозит Джереми или забирает его: 25 километров в один конец. Сколько раз он сидел с Джереми и кормил его ужином, когда мне приходилось работать до ночи: 20? 30? Еще больше? Сколько раз он водил нас в поход: 12. Сколько раз он менял мои шины: 4. Сколько раз он забирал меня пьяного и убирался потом в моей ванной: 1. Сколько раз он поддерживал меня на этой неделе: 23. Сколько раз он меня обижал: 0. Сколько раз он подвел меня? Всего лишь однажды.

Числа. Они могут поведать о многом. Однако их всегда будет мало. Ими не передать, сколько Люк значит для нас. Для меня.

И как сильно мне хочется, чтобы я столько же значил и для него…

Чисел много, чересчур много. Без слез эту математику не впитать. Дрожа, я опираюсь рукой о косяк.

Люк делает шаг мне навстречу, но я снова взмахом руки останавливаю его.

– Просто я… – У меня пропадает голос, и я откашливаюсь. – Люк… я… я не могу сейчас соображать. Мне нужно… – Я бросаю взгляд на входную дверь.

– Сэм, не надо, пожалуйста. Извини меня. Я хотел тебе рассказать, но просто не смог. Мне было невыносимо думать, что ты ответишь мне «нет».

Край косяка, за который я ухватился, до боли впивается в мою руку. Голова призывает меня сбежать вместе со всеми мыслями, чтобы я мог собрать их во что-то понятное, но тело не хочет, чтобы я уходил. Вообще. Оно хочет, чтобы я остался стоять, где стою.

Я сосредотачиваюсь на Люке. В его глазах влага, чего я никогда раньше не видел, и мои глаза тоже начинает щипать.

– Отвечу «нет»? Но на что?

– На вопрос, любишь ли ты меня.

– Но… я всегда любил тебя, Люк. Ты в моей жизни второй по важности человек. И Джереми прав. – Я опускаю лицо, потому что числа наконец-таки пробились к уголкам моих глаз и смочили ресницы. – Иногда ты даже первый.

Я чувствую, он хочет приблизиться, но уважая мои желания, сдерживает себя.

– Мне невыносимо думать, что ты не влюблен в меня, – произносит он тихо. – Вот, что я имею в виду.

Я разлетаюсь на 1000 мелких осколков во всех направлениях до тех пор, пока не перестаю понимать, где нахожусь. Я не знаю, что сказать или сделать, и меня тянет свернуться в клубок и оставаться в таком положении, пока я вновь не соберусь воедино.

– Обними меня, – выдыхаю. И Люк… в 1 секунду он прижимает меня к себе, крепкие ладони потирают мне спину, очерчивая меня, убеждая, что я все еще здесь.

Я судорожно дышу в ворот его рубашки.

– Я зол, – говорю, но одновременно цепляюсь за него еще крепче. – Боже, как же я зол. – И словно в доказательство своих слов, вминаю в него свои пальцы.

– Тебе позволено злиться. Я должен был рассказать.

Я закрываю глаза и утыкаюсь в его плечо лбом.

– Я бы не стал… я бы не стал тебя втягивать в эти игры с табу… Ты должен был мне рассказать. Вот почему тебя бросало из крайности в крайность, да? Я ранил тебя. Я даже не понимал этого, но я причинял тебе боль.

– Ты не виноват, Сэм. У меня была сотня возможностей рассказать тебе правду. Чего я не сделал.

– Потому что не мог.

Пока мы стоим, Люк ни на миг не ослабляет объятий, но вскоре я чувствую, как он начинает дрожать, и слегка отодвинувшись, вижу, что его глаза совсем мокрые и в уголках покраснели. И еще он не может смотреть на меня.

– Мне все равно нужно любить тебя, – произносит он натянутым голосом в секунде от срыва. – Хотя бы как друга, если по-другому нельзя.

– Я бы все отдал, чтобы вернуться назад и сказать тогда «нет». Я не хотел… не хотел причинять тебе боль, – говорю я и медленно отстраняюсь. Ему необходимо пространство, а пока я к нему прижимаюсь, ему еще тяжелей. – И мне тоже нужна твоя дружба.

Он весь сжимается. Пробует заговорить – его плечи поникли, голова упала на грудь, – и я снова прошу, чтобы он простил меня.

– Просто дай мне немного времени, – говорит он, не смея взглянуть на меня. И я рад, что ему не видны мои слезы, потому что знаю: от них ему будет хуже.

– Да, Люк. Все, что хочешь.

Глава 37

Люк

Я не видел Сэма два дня. Трижды в день я выхожу на пробежку, а после растягиваюсь, что занимает примерно все время моего дня. Пробежка. Растяжка. Разговоры с собой. Пробежка. Разговоры с собой. Растяжка.

Мне нужна физическая нагрузка, чтобы избавиться от плотного кома боли у себя в животе.

Но ничего не выходит.

И я бегаю дольше, растягиваюсь сильнее.

Ком только сжимается и волнами выпускает боль.

Надежду, которой я жил, словно хирургически удалили, и на ее месте появилась какая-то болезненная кровавая опухоль.

Куда бы я ни взглянул, все напоминает о том, почему я люблю его, и от этого мне становится еще хуже.

Я смотрю на обеденный стол и вспоминаю, как Сэм сидел напротив меня и, хмуря лоб, пытался понять домашнее задание Джереми.

Бросаю взгляд на диван и вспоминаю, как он впервые зашел ко мне в гости. Он выглядел слишком худым и усталым, как черт, и было в нем что-то такое, что вызывало желание как-то помочь. «Люк, ты такой дружелюбный». Он кладет голову на сплетенные за затылком пальцы и закрывает глаза. «Думаю, мне понравится иметь такого соседа».

Выглядываю во двор и вижу, как он соскакивает с крыльца, пересекает свой садик и кладет локти на разделяющую наши участки ограду.

Все вокруг только усиливает мои чувства к нему. Жаль, что нельзя переместиться в воспоминания и поцеловать его, или обнять, или заняться с ним любовью…

Нет. Такие мысли мне только вредят. Надо придумать способ обуздать свои чувства.

В пятницу, спустя три дня без общения с Сэмом, я достаю из кармана его список вещей, которые нужно сделать до тридцати. Пока что я не могу его выбросить. Я еще не готов. Но я проведу день без него…