Не все то золото (ЛП)

Анейрин разрывает поцелуй и прячет лицо в изгибе моего плеча. Продолжая двигаться во мне, он нежно касается губами моей шеи. Я цепляюсь за его спину и поднимаю ноги чуть выше, ему на талию. Проникновение неожиданно становится острее, глубже, и я теряюсь в невыносимо ослепительной вспышке ощущений. Меня словно поглотила и растворила преисподняя. Сквозь рев огня я смутно слышу хриплый крик Анейрина. Он дрожит под моими руками и изливается в меня.

Без пыла страсти пламя угасает, и остаемся только мы, прижимающиеся друг к другу, дрожащие и тяжело дышащие. Я опускаю ноги и откидываюсь на постель. Я жду, что тревоги ночных кошмаров вернутся, но их нет.

Взволнованный тем, что мы сделали вместе и что он сделал для меня, я провожу руками по спине Анейрина и прижимаюсь губами к его волосам.

—  Diolch yn fawr iawn, — выдыхаю я. « Спасибо тебе».

Он медленно поднимает голову с моей груди. Обхватив мое лицо, он дарит мне нежный поцелуй и шепчет прямо в губы:

—  Se do bheatha, mo charaid.

Я уже надавил на него однажды и знаю, что не должен испытывать судьбу. Но, проводя тыльной стороной ладони по его виску, я не могу сдержаться:

— Это не валлийский.

Он замирает, и я уверяюсь, что разрушил всё. Но он не дает мне возможности отругать себя за глупость.

— Да, — произносит он, но уже не смотрит на меня. — Я просто хотел сказать,  не стоит благодарности.

— И всё же, на каком это языке? — Я такой идиот, и мои учителя пороли бы меня, пока не содрали кожу, услышь они эту глупость. Я думал, что Анейрин застывал до этого, но сейчас он похож на камень.

В какой-то момент мне кажется, что весь мир словно замер, и движется только моё сердце, гулко бьющееся в предчувствии его гнева. Я жду, что он накричит на меня и оставит наедине с моими кошмарами. Но Анейрин удивляет меня. Всё еще не поднимая взгляда, он очень тихо говорит:

—  G à idhlig [6].

Я касаюсь его лица. Он никак не реагирует, так что я поднимаю его за подбородок, пока он, наконец, не смотрит на меня.

— Он прекрасен, Най. — Я приподнимаюсь на локтях и целую его снова.

Я вижу, что он недоволен. Но он не кричит и не покидает меня, так что всё вполне неплохо. Я обнимаю его и стаскиваю на постель. Остаток ночи мы проводим в объятьях друг друга.

С утра его не оказывается рядом.

Глава 2

Я не удивляюсь тому, что просыпаюсь в одиночестве. Анейрин не составлял мне компанию по утрам с тех пор, как я поправился, и нет причин ожидать, что это изменится сейчас. И всё же, одеваясь в пустой комнате, я чувствую смутную тоску.

Я давно не спал в чьих-то объятьях, а не просыпался в них и того дольше. Мне бы хотелось разделить с ним безмятежное утро, медленно будить его осторожными прикосновениями и нежными поцелуями. Но я ругаю себя за то, что желаю больше, чем он уже дал мне. Поспешно одевшись, я выхожу, чтобы купить что-нибудь на обед.

Его, как и всегда, нет целый день. Я не имею понятия, где и кем он работает или как иначе обеспечивает нас обоих, потому что эту тему мы тоже не обсуждаем. Когда он возвращается, небо уже темнеет и начинают появляться звезды. Он окидывает меня оценивающим взглядом, словно боится, что я снова сорвусь.

Что бы он там ни увидел, это удовлетворяет его. Он валится на постель устало, шумно, отчего я подскакиваю с места и встаю перед ним. У него мрачный нечитаемый взгляд. Я подхожу ближе, касаюсь его лица и шепчу:

— Най.

Прежде чем я успеваю сказать что-нибудь еще, он отодвигается и отводит взгляд. Он вертит что-то в руках: когда он протягивает руку, я вижу несколько сияющих франков.

— Здесь немного, — говорит он, — но хватит на еду, по крайней мере, на неделю. Я хотел...

Он внезапно становится растерянным и неуверенным. Это очаровывает меня. Я забираю монеты и откладываю в сторону. Легко касаюсь его губ своими и кладу ладони ему на затылок. Его рот становится податливее, впуская меня в свою глубину. Най раскрывается и уступает, и я привлекаю его к себе, сплетая наши языки. Пламя вспыхивает меж нами, словно на разворошенных угольках, и забытые деньги падают на пол.

Я не понимаю, почему он нерешителен со мной, но прошлой ночью он избавил меня от кошмаров и мне хочется отплатить ему тем же. Что бы ни нарушило его спокойствие, я решаю заставить его забыть об этом. Я скольжу ладонями вниз по его груди и стягиваю его сорочку через голову. Для этого нам приходится оторваться друг от друга; когда он нетерпеливо притягивает меня обратно к своим губам, я с удовлетворением отмечаю, что моя идея имеет успех. На этот раз я опускаю на постель его, и он позволяет мне это.

Я развожу его бедра в стороны и скольжу пальцами вдоль контуров его мышц. Рассматривая его, я не могу не задаваться вопросом, казался ли я ему вчера столь же красивым, сколь он сегодня прекрасен в моих глазах.

Он поднимает руки мне навстречу, и я не могу устоять перед его беззвучной мольбой. Я опускаюсь на него и снова тянусь к нему губами. Он кладет руки мне на шею, привлекая к себе. Скользнув ладонями под его спину, я обнимаю его как можно крепче.

Я ожидал ощущения гладкого теплого тела, но кожа под моими пальцами грубая и неровная. Я напрягаюсь и пытаюсь сесть, но Анейрин сжимает объятья крепче.

— Най, — настойчиво спрашиваю я, стараясь оттолкнуть его. — Най, что...

— Тшш, — шепчет он мне в губы и пытается снова увлечь в поцелуй. Я не поддаюсь соблазну и, вырвавшись из его рук, сажусь на постели. Ему не терпится, и он сердито хмурит брови. — Это неважно, mo charaid.

— Неважно? Это же шрамы.

Он отводит взгляд.

— Да.

От грусти морщинки на его лице становятся глубже. Я жалею о том, что произнес, но не в силах остановиться.

— Что случилось? — спрашиваю я, но он не поднимает на меня глаз. — Най, что с тобой случилось?

— Это неважно! — Он отталкивает меня и поднимается с кровати. — Они давно зажили и не беспокоят меня, если никто не просит о них рассказать.

Он подхватывает сорочку, чтобы надеть ее. Он настолько раздражен, что забывшись оборачивается, и я впервые вижу его спину.

Раскрыв, как дурак, рот, я потрясенно смотрю на него. Вся его спина, от затылка до бедер – один сплошной шрам. Это выглядит так, словно кто-то пытался заживо содрать с него кожу. Сочувствие заполняет меня настолько, что я не могу даже вздохнуть, только неотрывно смотрю на него, и глаза мои полны слез.

В конце концов, дар речи возвращается ко мне.

— Най, — выдыхаю я. — Кто сделал это с тобой? Что они сделали?

— Это неважно. — Голос его приглушен, а плечи свело от напряжения. — Они остались в Шотландии, и я не имею ни малейшего желания возвращаться туда.

— Ты не расскажешь мне об этом? — спрашиваю я, опускаясь на постель.

— Если ты настаиваешь, — произносит он, но не поворачивается ко мне. В его голосе звучит смирение и горечь. Мне жаль, что я дал волю рукам. — Что ты хочешь знать?

Я хочу, чтобы он рассказал о шрамах, но еще сильнее мне хочется, чтобы его голос перестал так звучать. Поэтому я говорю:

— Расскажи мне о чем-нибудь хорошем. О ком-нибудь, кого ты любил.

Я подразумеваю родителей, братьев или сестер, но он удивляет меня.

— Ох, — тяжело выдыхает он. — Хочешь, чтобы я рассказал тебе о Кейлин? О своей жене?

Мне внезапно становится холодно. Слова застывают в горле, и я не могу издать ни звука. Он воспринимает моё молчание как согласие, но не этого я хотел от него. Я не желаю слышать о женщине, которую он любил и покинул.

— Мы встретились в Ивернессе[7], — говорит он, и мне отчаянно хочется закрыть уши, но я застываю, как и мой голос, и только с ужасом жду продолжения. — Она была красива. Он всегда была красива, даже когда...

Запнувшись, он замолкает. Он всё еще не смеет смотреть на меня, но мне начинает казаться, что таким образом он делает мне одолжение. Смог бы я вынести те эмоции, что отражаются на его лице, когда он рассказывает о женщине, которой отдал своё сердце? Я не знаю.