Обратная сторона Луны (СИ)

Но отец есть отец. Ему не стоит давать обещаний, если не собираешься их выполнять, тем более что тот наверняка надумает себе что-нибудь жуткое, если вовремя не открыть хотя бы часть правды.

Когда Тим вошёл в родительский дом, то чуть ли не впервые почувствовал запах. Квартиры, мебели, готовящейся еды на кухне – такого раньше не было. Обычно Тим замечал специфичный запах обиталища, когда приходил в гости к друзьям, а дом всегда пах домом, то есть вообще не пах. Тим удивился, но наблюдения свои решил не рассказывать, вдруг папа подумает, что это Тим ему так на что-то не то намекает.

– Я дома, – по привычке крикнул Тим, когда раздевался в прихожей.

Папа тут же выглянул из-за угла и обнял застывшего в одном ботинке Тима. Тот обнял папу в ответ, стиснул и оторвал от земли.

– Ну, всё-всё, раздавишь, – усмехнулся папа, легонько потрепав его по волосам, однако когда расцеплял объятия, задержался – обнюхивал, – есть будешь? Я рагу приготовил.

– Да не, я не голодный, и ненадолго, надеюсь, – отказался Тим.

– Посмотрим, ненадолго он, – крякнул, выскочивший к ним в холл отец, – Эрри, любимый, – поцеловал папу в щёку он, – у тебя там на кухне что-то, похоже, пригорает.

– У меня ничего не пригорает! – возмутился папа.

– Каюсь, я наврал, – повесил голову отец, – мне достался самый лучший супруг на свете, у которого действительно никогда ничего не пригорает, но нам с Тимой надо поговорить по-альфьи. И раз он ненадолго…

– А мне тоже с Тимой хочется поговорить, – обиженно глянул на него папа.

– Пап, я к тебе зайду, обещаю, – поцеловал его в другую щёку Тим, – только чуть попозже.

Папу ответ хоть и не устроил, но тот был слишком понимающим, чтобы продолжать капризничать, однако строгого взгляда и вида изящного кулака удостоились и отец, и сын.

– Как Костян? – плюхнулся Тим в кресло в кабинете отца.

– Тренируется, – без утайки ответил тот, – задружился с соседней стаей, недавно удачно пережил полный оборот.

– У-у-у, круто, – протянул Тим и невольно зевнул, потом понял, как это могло выглядеть со стороны и ухмыльнулся нахмуренному отцу, – нет, правда, матереет у меня брат, я только рад. Достойная замена тебе.

– А ты? – обрубил возможную светскую беседу одним коротким вопросом и серьёзным взглядом отец.

– И я стану, – кивнул Тим, – я сегодня дяде Вадиму звонил.

– Правда? – с явной надеждой спросил тот.

– Да, помощи просил, – обрубил в свою очередь Тим надежду родителя, – у него опыта за плечами ого-го, в отличие от меня.

– А, то есть, ты не бросаешь?

– Нет, но я понял, что одному мне не справиться.

– Кстати об этом, ты правда распустил свою стаю? – поинтересовался отец.

– Ой, да какая это стая была, – поморщился Тим, – от таких избавиться – как посрать сходить.

– Тима!

– Что? Говорю как есть. И не ври, что ты о моих шавках был другого мнения.

Отец поджал губы, безмолвно согласившись.

– Впрочем, – решил не скрывать Тим, – одного оставил – Серёгу. А остальные, да, дерьмо безответственное.

– Ой, да кто бы говорил, – выгнул бровь отец.

– Не спорю, но… – Тим закусил губу, а потом всё же продолжил, хоть и тише, – я понял, почему надо брать на себя ответственность.

– И почему же? – внимательно посмотрел на него родитель.

Тим поднял на того глаза и ответил, не моргая:

– Чтобы другие были от тебя зависимы, конечно же.

Отец нахмурился, вглядываясь Тиму в самую душу, но тот был совершенно искренен и спокоен.

– Знаешь, я был с тобой не совсем честен, – признался отец, – когда ты спросил меня, почему я стал этим заниматься, я ответил тебе правду, но не всю. Помимо всего прочего мне хотелось, чтобы мой город, а он теперь не только мой, но и Костин, и твой, не утонул в наркотиках. Такие вещи надо отслеживать и контролировать.

– А, по-моему, мы просто наживаемся на чужой зависимости, – парировал Тим. Он прекрасно понимал, что нимба у тех, кто занимается наркобизнесом, не появится, какими бы благими намерениями они ни руководствовались.

– Мы лишь восполняем тот процент спроса, без которого не обходится ни одно общество, – спокойно ответил отец, – если людям перекрыть доступ к тому, от чего они зависимы, их зависимость не пропадёт, она вскоре уйдёт в ещё более глубокое подполье и станет ещё опасней, и контролировать её станет совсем невозможно.

– Почему именно героин? – вдруг спросил Тим.

Отец тяжело вздохнул и посмотрел в пространство, вылавливая из памяти, видно, нужные воспоминания:

– Были девяностые: полный развал страны, две войны в Чечне, Афган… На линию уходили молодые мальчики, а приходили сломанные, потерянные, травмированные инвалиды. Многие начинали колоться ещё там, чтобы хоть как-то абстрагироваться от ужаса вокруг, некоторых сажал на иглу враг. Нам-то, – указал на них с Тимом он, – что с гуся вода, хоть обколись, а люди… хрупки. Ломка – это страшно, Тима. Даже мне было не по себе, когда я с таким сталкивался, – с тяжёлым сердцем признался отец, – а когда это происходит с твоим братом, или сыном, или мужем, ты готов отдать всё, лишь бы прекратить его муки. И люди стали искать пути достать героин. А “крокодила” сколько было, сколько сгнивших заживо жертв…

Отец замолчал, явно начав вспоминать что-то совсем нелицеприятное, и Тим решил, что это самый подходящий момент для раскрытия части его планов:

– Я хочу сократить его продажу и оборот в городе, – признался Тим, – и не за счёт сдержек, я собираюсь ввести другие продукты. Менее… губительные, – подобрал нужное слово он, – всё по-прежнему будет под нашим контролем, но у людей появится выбор между шприцом и самокруткой, например.

– Никогда не думал, что скажу это в свете такого разговора, но, – задумчиво кивнул отец, – надеюсь, у тебя всё получится. А кстати, что сказал дядя Вадим?

– Мы с ним говорили не об этом, – пояснил сразу Тим, – так как цыгане теперь из цепочки сбыта исключены, мне придётся заняться сбытом самостоятельно. У меня есть план! – остановил открывшего уже было рот родителя он. – И я хочу сделать всё по уму.

– Отмывать деньги? – фыркнул отец, выгнув бровь.

– Да.

– Вот, блин, Вадик, горбатого только могила… – выругался вполголоса отец, – а впрочем, ты, Тима, не иначе как в рубашке родился, может, у тебя и получится. Мне-то в своё время не до этого было, но и Рассул тогда был совсем другим, да, – покачал головой он, – так Вадик-то сам приедет?

– Нет, занят, сказал, но пообещал прислать мне двух своих людей, которые ему Карелию помогали оформить.

– Не какие-нибудь наши родственники? – уточнил отец.

– Люди, – многозначительно подчеркнул Тим.

– “Всё чудесатее и чудесатее”, – процитировал классику альфа, – ещё что-нибудь расскажешь по доброй воле?

– Да особо нечего пока рассказать, – пожал плечами Тим, – поставщики ростовские – не менты, – уточнил он, – Серёга с ними познакомился, я веду переговоры, дали мне скидку, потому что подумали, что я сынок какого-то КГБ-шника.

– Ну в какой-то степени…

– Но им этого знать не обязательно, – укоризненно посмотрел на стебущегося родителя Тим.

– А что насчёт стаи? – спросил отец, полагая, что тщательно скрывает своё беспокойство за возможный ответ.

– Не знаю, – погрустнел Тим и сказал то, что было на сердце: – Я не хочу никого искать: лучшие ко мне не пойдут, худшие мне не нужны, да и в приоритете сейчас у меня несколько совершенно других вопросов.

Было видно, что отец свой первичный интерес удовлетворил, и хоть во взгляде можно было увидеть ещё сотню вопросов, задать их он не решался, потому что – понял Тим, – они касались наверняка чего-то личного, во что отцу лезть вроде как не пристало. И решение он нашёл, конечно, гениальное:

– Иди с папой пообщайся, – строго глянул на Тима он, а тому пришлось закусить губу, чтобы не рассмеяться от такой хитровыдуманности.

– Вторая часть перекрёстного допроса? – не удержался от ухмылки Тим и встал с кресла.