Улыбнитесь, мистер Поттер! (СИ)

Ночь заглядывала в просвет тяжёлой шторы и щекотала оливково-перламутровую кожу Гарри лунным светом. Северус прикрыл его краешком тонкого одеяла и шикнул на луну – хулиганка тут же спряталась за тучу. А вот на собственные мысли так не шикнешь…

Как Драко сказал отцу? Люблю мэнор, но Гермиону люблю больше? Значит, Малфой-младший принял своё решение, чем, похоже, и сразил упрямство отца. Однако парень знает, что делает и что говорит. А я? Я знаю? Мы, даже самые непробиваемые из нас, многое и многих любим в своей жизни, ещё к большему привязываемся, нуждаемся в десятках необходимых объектов, скучаем, вкладываем душу, силы, время. Во что-то важное и не очень, в то, что важным нам только кажется, или в то, чему мы сами придаём значимость. Вот так и школа для меня – пожалуй, самое важное дело в жизни, сейчас, после войны, уж определённо. Хогвартс – это для меня всё: детство, юность, вся сознательная жизнь, проблемы и ошибки, победы, унижения, страхи, всё лучшее и худшее, что было, есть и будет, это мой дом, моя семья, дело моей жизни, символ магии, наконец. Судьба. Мне не обойтись без школы, а теперь, когда так много затеяно, начато нового, когда столько планов, реализация которых может принести ощутимую пользу магической Британии, сделать окружающий мир лучше и правильнее, защитить его от серьёзных проблем в будущем, помочь простым людям, начинающим магам достойно жить и найти своё место в нашем трудном мире, теперь я просто обязан остаться, не имею права уйти. И всё это было бы верно, если бы не Гарри. Потому что из всего многообразия любви, привязанностей, долга, из всех честолюбивых планов и грандиозных задумок нужно выбирать что-то одно. Кого-то. Одного. Приоритеты никто не отменял. И я свой выбор сделал. Гарри. Люблю, никогда не брошу его, но оставаться директором в таком вот двусмысленном положении, живя с юным любовником, не имею права. И пост директора позорю, и Поттера ставлю в крайне неловкое положение. Значит, надо уходить. Придётся. А что поделаешь? Если Драко Малфой способен на такие решения, то мне стыдно даже сомневаться и обдумывать их. Хотя… хотя подумать-то никогда не повредит. Что там Драко говорил? Про выбор? А ещё? «Не унижу положением любовницы» и про вдову… А сынок у Люциуса, однако, мудр… А что если… Не бросать школу и… предоставить Гарри тот статус, которого он и наши с ним чувства достойны?.. Если для этого понадобиться не только изменить мир, но и перевернуть его с ног на голову, то разве эта задача мне не по плечу?

Рассветные лучи заставили глаза Северуса закрыться. Решение он принял. Странное, возможно, сложное, но единственно верное. А значит, можно и нужно поспать. Скоро – новый день, заботы и маленькие сражения, которые нельзя проиграть… Он заснул, твёрдо зная: первое, что увидит, проснувшись, будут глаза Гарри. Лучистые и влюблённые. Спал Северус, улыбаясь.

*

Драко явился утром в кабинет Снейпа за учебниками. Он был бледен, но решителен и явно с трудом сдерживал радостное волнение. Хотя, сдерживал вполне убедительно, по-малфоевски. Директор же, напротив, выглядел растерянным, как минимум, сильно задумчивым.

— Профессор, хочу вас поблагодарить за… своё спасение. Вы так много для нас сделали; Гермиона мне всё рассказала.

— Неужели всё, мистер Малфой? Ваша невеста болтлива. И вы теперь даже знаете, что студентам недозволенно врываться к директору школы без вызова? Или вы так опростились, общаясь с Поттером? Благодарность принята. Вон! Я занят!

Малфоя было сложно смутить, Снейпу это удалось без труда.

— Что… э… Что-то не так? Я могу вам чем-то помочь, сэр?

— Помочь? Мне?! Хотя… стойте… На какое число у вас назначено бракосочетание с мисс Грейнджер?

Малфой даже начал заикаться:

— Шес-шестого июля, д-да, шестого, — проблеял он.

— Нет! Двадцатого! Августа! Крайний срок, в смысле, самый ранний срок. Раньше, чем за три месяца не ратифицируют. Сможете сдержать ваше… рвение? Тогда это будет достойная плата за моё вмешательство в ваши личные проблемы.

— А… Разумеется, именно двадцатого. Августа, — многомудро заключил Малфой, совершенно ничего не понимая, но утвердительно кивая с важным видом. — Если так удобнее. Не проблема.

— Да, так мне удобнее. Вы, Малфой… Ладно, идите, занимайтесь. – Снейп принялся что-то строчить на пергаменте чётким убористым почерком.

Драко вспомнил, в какой стороне дверь, и, с опаской оглядываясь, вышел. Теперь предстояло вразумительно объяснить (или придумать) Гермионе причину переноса свадьбы, аргумент «так захотел Снейп» её вряд ли убедит.

*

Когда Северус вернулся домой около часа ночи, Гарри ожидал его в гостиной: жёг зачем-то камин, наломал и поставил в огромную, как ведро, вазу чуть ли не куст белой сирени. Пламя играло малиновыми огоньками на каминном экране, дрова весело трещали, в помещении было жарко и до одури пахло сладким. Но книги, что принёс вчера Снейп, так и лежали аккуратной стопочкой, Поттер даже бечёвку не развязал, засранец.

— Зачем было ломать красивое растение? – Снейп с трудом сдерживал разочарование, замешанное на усталости: «Мальчишка, шалопай, до экзаменов считаные дни, а он устроил тут пляжную вечеринку, ходит в одних трусах, под столом пакеты от маггловских чипсов, гадость какая, безответственность».

— Сирень ломать полезно.

— Кто тебе сказал эту глупость?

— Все знают.

— Все, я имею в виду, разумеется, все образованные волшебники, знают, например, что Мимбулус-мимблетония, произрастающая во впадине Афар и собранная в пятое новолуние – смертельно ядовита (антидот – слюна самки гнома), а сорванная в солнечное затмение – используется для приготовления зелья, рассасывающего любые отложения солей и окрашивающего волосы в идеально чёрный цвет; а лукотрусов, которые охраняют волшебную рябину, можно прогнать, сосчитав быстро до тысячи; а шляпки бубличных грибов имитируют свои дырки; а в запечатывающем Коллопортусе следует очень длинно произносить двойное «л», как тройное; а книгу «Постколлипунктивная интервалентная дисперсия в магии и предсказаниях» нужно открывать в синих перчатках с двумя пуговицами; про значения восемнадцати тысяч эльфийских рун шестого дома я вообще молчу – это знает каждый. И ещё множество других важных и полезных вещей знают все, кто хоть иногда читает книги, включая и то, что у сирени полезно не ветки ломать, а отцветшие кисти обрывать; знают все, кроме лентяя и разгильдяя Поттера, который на экзаменах собирается, вероятно, строить комиссии глазки? Или поражать экзаменаторов навыками боевой магии? Вы, Поттер, почти готовый аврор, но вот незадача: в Аврорат принимают лишь с высокими школьными баллами. И я сделаю всё, — слышишь?! всё! – чтобы вам, Поттер, при поступлении в это заведение устроили дополнительный экзамен!

Гарри сжался, втянул голову в плечи и пискнул из своего кокона:

— Почему аврор? Я зельеваром хочу быть.

От удивления Снейп, чуть ли не летавший от ярости и беспокойства за будущее безответственного мальчишки, внезапно запнулся, сдулся, пошевелил губами, не находя слов, и глупо улыбнулся. Гарри вообще действовал на него, как сильное снадобье с малоизученными побочными действиями, а вот, когда, стоя почти голышом, заявлял такие неожиданные вещи, обычно умеющему без труда принимать молниеносные решения и адекватно оценивать ситуацию Снейпу для общения с ним требовалась маггловская перезагрузка…

— А что, зельевару можно ничего не читать и не готовиться к экзаменам?

Гарри, уловив во всё ещё сухом тоне Северуса слабинку, подошёл к нему и решительно повис на шее.

— Неуч, ты думаешь заниматься? – тот с трудом оторвался от горячих губ соскучившегося любовника… Это слово (любовник) с момента пребывания Снейпа за портьерами люциевского кабинета, постоянно вертелось у него в голове.

— Смотря чем заниматься. – Гарри устроил ладонь Северуса за резинку своих трусов.

Тот задышал тяжело; многократно отрепетированный суровый взгляд на этот раз выручил его как никогда.

— Гарри, я серьёзно. Ты обязан учиться. И, если не шутишь и хочешь продолжить образование зельевара, то учиться ещё больше и прилежнее.