Лисья радуга (СИ)

Опять, опять чертовы обстоятельства…

— Ньют, что с тобой? — Грег подтолкнул меня легонько. — Тебе плохо? Может никуда не пойдем?

— Ничего, нормально. Наоборот, пойдем, пойдем скорее, — я потащил его в парк быстрым шагом, ища глазами Люка среди гуляющих. Мы несколько раз обошли наши с Люком любимые маршруты в парке, но так нигде его не нашли. Вернее искал я, а Грег просто рядом бродил с недовольным видом. Потом он пошел на аттракционы, а я продолжил патрулировать парк.

Мы вернулись домой поздно, уставшими и довольными. Пусть я не нашел его, главное я понял, что Люк возвращался ко мне, ко мне! Как бы там ни сложились обстоятельства, Люк хотел вернуться ко мне. Значит я найду его. И верну. И мы, наконец-то спокойно поговорим и выясним все недомолвки. По крайней мере я буду знать, что у него случилось, и какие у него планы, а он узнает, что я не сплю с Грегом. А вот тогда и решим, как нам быть.

Утром Грег, наконец-то, уехал. А я за ночь составил план поисков Люка.

И сразу с утра пошел по адресу, который запомнил наизусть еще в тот день, когда он написал мне его на бумажке. В общежитие меня не пропустили, в администрации отказались выдавать хоть какую-то информацию, а выходящие и входящие не знали Люка, качали головой и смотрели на меня, как на психа. Я пол-дня проторчал под общежитием и вернулся домой расстроенным. Завтра предстояло ехать в командировку на три дня и отвертеться от нее не представлялось возможным.

Все три дня в поездке я строил планы. Буду ходить туда каждый день, и когда-нибудь я его встречу. Или в первый день занятий. Кто-нибудь обязательно скажет мне. Он не мог исчезнуть бесследно. Если я не найду его до конца недели, значит на выходных поеду к нему домой. Я не упущу возможность найти Люка и объясниться с ним.

Возвращаясь из командировки в темноте, я вышел из такси возле подъезда, дождался, пока машина отъедет, чтобы полюбоваться на надпись. Включил телефон, чтобы подсветить и чуть не выронил его из рук. Надпись была красного цвета, а под ней была еще одна, новая: «в 20.00 на нашем месте». Я дернул рукой, нервно включая телефон — 21.10. Мигом взлетел домой, бросил чемодан с вещами, хлопнул дверью и помчался в парк. Та самая скамеечка у озера была нашей любимой. Я мчался с выскакивающим сердцем, распугивая прогуливающихся прохожих. На скамейке сидели двое. Их силуэты подсвечивались редким светом от фонарей. Я сбавил ход и дошел до скамейки, тяжело дыша. Парочка с удивлением воззрилась на меня, свалившегося без сил на скамейку, чтобы перевести дух.

Люка не было.

====== 21. ======

Предвкушение.

Вот что заполняло меня всю ночь. Особенно, когда я мечтал о Люке.

И утром — предвкушение и мечты. Мой прекрасный Люк.

И весь день. Предвкушалось, мечталось, леталось на крыльях.

С утра я сделал пробежку, это уже вошло в традицию, бегать с наушниками, вначале я убегал от мыслей о Люке, а потом втянулся — форму надо было поддерживать, да и ноги, которые вечно в нужный момент подводили меня, надо было тренировать.

Потом пошел в магазин пополнить запасы, изрядно подъеденные этой наглой молью Грегом.

Проходя мимо надписи, я увидел новые слова, и сердце ёкнуло. Их было много и почему-то написаны и нарисованы разноцветными мелками.

Я поставил пакеты на скамейку и пошел с замиранием сердца читать эту вязь букв и слов.

Почерк был разным, как и цвет. Под красной записью «в 20.00 на нашем месте», раскрашенной цветочками и сердечками, было добавлено: «она тебе не даст!!!», «Джинджер — дура», «Любимая, давай досвиданья», «Я снова вдул твоей жене», «Понедельники — говно», «Колин, выходи за меня… на работу».

Пока я дочитал все надписи, я взопрел и разволновался, когда до меня дошло, что это дело рук детей и подростков, подъездное творчество, мать их растак! Под конец у меня вырвался нервный смех. Записей от Люка не было. Просто граффити оказалось заразным и кто-то отвел душу, глядя на нашу переписку.

Дома я занялся уборкой и готовкой, чтобы как-то пережить этот день и дождаться вечера.

Мой мальчик любит выпечку. Я испек штрудель с яблоками, как в первый день, когда он остался у меня. Запек рыбу с овощами. И помыл персики, которые он поедал с причмокиванием и стонами, «какие же они вкусные, такие же, как ты».

Возбуждение, охватывающее меня весь день, я гасил силой воли, не позволяя себе срываться в дрочку. Сегодня я встречу его. Ведь, если он не написал дату встречи, значит он будет приходить туда каждый день. Как тогда, когда он три дня ждал меня под дверью из командировки.

Тоска, плескавшаяся в его глазах, разжигала во мне такой пожар радости, что иногда даже дышалось с трудом.

Все прочие домыслы я давил на корню. Глупо выдумывать то, что может быть, чего не может быть, как могло бы быть, если. Если бы бабушка была дедушкой, у нее были бы яйца. Я все услышу от него.

В семь вечера я, изрядно измотанный ожиданием, пошел на встречу. Сильно заранее, но ждать дома уже не было никаких сил.

Я шел по дорожке парка и твердил то, что я скажу ему вместо «Привет» — «Грег — жених моей двоюродной сестры, я с ним не спал, он мне никто. Я люблю тебя!»

Хоть бы он пришел. Хоть бы он там был. Я буду его там ждать столько, сколько надо.

Чем ближе я подходил к озеру, тем сильнее меня знобило и потряхивало.

На скамейке кто-то сидел. В наступавших сумерках силуэт очень напоминал Люка.

— Люк!!! — я подошел к нему, плюхнулся на землю, обняв его колени, опять ноги не удержали меня, и произнес скороговоркой «я тебя люблю!!!»

— Ньют... Ньютик... ты пришел... — воробышек запустил руки ко мне в волосы и поцеловал, нежно глядя мне в глаза. — Я отобью тебя у Грега или как там его. Я никому тебя не отдам! Ты мой, солнышко!

Кто-то присвистнул, послышались смешки и улюлюканье, недовольное ворчание — «Как не стыдно, молодые люди, тут дети гуляют!!!»

Люк потянул меня на скамейку рядом с собой. Я сел, схватил его за руку и прижал его ладонь к своему лицу.

— Некого отбивать. Грег — жених моей двоюродной сестры. Он мне никто. Я с ним не спал.

Облегчение, отразившееся на лице Люка, заплескалось в повлажневших глазах.

— Ты примешь меня назад, Ньют? — он с трепетом и надеждой вглядывался в мое лицо.

— Всегда!!! — прошептал я. — Пойдем домой, воробышек!

— Подожди, Лис. Я должен тебе рассказать кое-что. А дома этого сделать не получится. — Он грустно улыбнулся.

— Мама? Что-то с твоей мамой? Она... умерла? — с ужасом спросил я.

— Нет, жива. Но для меня теперь умерла. — Люк взял мою ладонь в руки и начал рассказывать, рисуя у меня на ладони пальцем узоры, и глядя вдаль, на озеро.

— В тот день, когда я приехал к тебе, мама послала меня в магазин за продуктами, как обычно. Я только вышел на улицу, завернув за дом, как вдалеке увидел стайку бывших одноклассников. Они еще в школе гнобили меня всячески, и никакого желания встречаться с ними у меня не было, поэтому я вернулся назад, перемахнул через наш забор и укрылся в кустах под открытым окном. И услышал, как мама с подружкой обсуждали меня и свой план. Все пересказывать не буду… Если вкратце, то мама здорова. И приступов не было. И в больнице не лежала. Притвориться больной и немощной, чтобы оторвать меня от тебя, они придумали вместе с мисс Дженнифер. Чтобы я не мог и не хотел с тобой общаться. Вначале просто уехал от тебя. А потом был тот скандал с инстаграмом, о котором она знала еще до моего приезда. Один из одноклассников как-то при встрече ей сказал — «Жаль вас, такой хороший мальчик был в школе, а как уехал учиться в этот рассадник зла, так и пошел по кривой дорожке. Не будет у вас теперь ни внуков, ни сына, опидорасился совсем — вон какие фотки в сети выставляет». Она у меня в интернет и не лазила никогда, а после этого они вдвоем с мисс Дженнифер нашли мой аккаунт и рассмотрели нас с тобой со всех сторон. Тогда и созрел этот план — чтобы я сидел рядом с ней, не смел волновать, с тобой не общался. А потом бы перевелся со своего факультета на другой, приличный, потому что в моем институте разврат и содомия. Таблетки — это были витамины разные, безвредные. Потому и не давала мне их покупать. А потом, как по нотам, разыграли тот спектакль с удалением фотографий из инстаграма.