Хрустальный дом (СИ)

Задохнувшись, я оперся руками на столешницу, стараясь поглубже вдохнуть воздух, будто это могло умерить боль.

Через какое-то время она приутихла, превратившись из остро-режущей, в тупую и ноющую.

Нельзя сказать, чтобы маленький тест меня обрадовал. Обычно воду я пью без проблем. Если мой организм так отреагировал на неё, то как, чёрт возьми, я смогу питаться?

Ответ был очевиден. И следующий пункт в тесте можно было бы и опустить. Но я решил убедиться в том, что всё действительно так плохо, как кажется.

Не знаю, чем я руководствовался, потянувшись к железному вертикальному ящику с ручкой, но не ошибся – там действительно была еда.

Непривычная, в странных упаковках.

Можно было выбрать сметану. Но я отрезал кусок ветчины.

Плохо стало уже от одного запаха, но я упрямо прожевал и проглотил.

К ощущению, будто внутри меня взорвалась маленькая бомба, я был готов. А вот к хлестанувшему изо рта фонтану крови – нет.

Я метнулся к раковине, чтобы не запачкать тут всё. Устраивать генеральную уборку в мои планы не входило.

Конечно же по законам всеобщей мировой подлости мышка-Катрин выбрала именно эту минуту, чтобы вплыть в комнату и замереть онемевшим от ужаса столбом.

Оно и к лучшему. Мне не понаслышке известно, что своими криками эта особа поднимает мёртвых.

Говорить с полным ртом крови было сложно. Жестами что-либо объяснять я тоже не решился. Руки были в крови.

Я лишь коротко кивнул, стараясь хоть так дать понять, что всё в порядке. Потом мягко обсел на пол.

Кровотечение ослабевало. Боль нет.

Глаза у Катрин сделались от испуга огромными и почти тёмными.

Я оценил её старания не упасть в обморок и не устроить истерику, к которой моя будущая женушка, по всем признакам была ой, как близка.

– Что случилось? – тихо выдохнула она.

– Попытался позавтракать. Выяснил, что мой организм не хочет мяса. По крайней мере в форме бекона.

– У тебя же внутреннее кровотечение! – всплеснула она руками. – Нужно немедленно в больницу!

– Зачем?

– Как – зачем? Кровотечение может быть смертельно опасным!

– Ни в какую больницу я не поеду. Да мне там не помогут. Не смотри на меня как на сумасшедшего. Я знаю, о чём говорю.

– Ты что? Не понимаешь? Кровотечение опасно для людей!

– Да я не совсем человек, – хмыкнул я устало. – Так было ещё сто пятьдесят лет назад. А теперь, честно говоря, вообще затрудняюсь определить, что я такое.

В своём христианском милосердии моя спасительница мышка подошла ко мне слишком близко.

Нельзя сказать, что её одежда хоть чем-то напоминала нежно любимые мной корсеты и чулки с подвязками. Но её гладкие коленки и пушистое облако волос, а в особенности пухлые, как у ребёнка, губы, задели мои чувственные струны.

Я никогда не отличался сдержанностью в утолении моих страстей. Последние сто пятьдесят лет, когда я был вынужден воздерживаться от всех удовольствий, видимо, всё только обострили. Даже голова закружилась от бешеного желания схватить и прижать её к себе.

Войти в неё. Пить дыхание из этих тёплых, полных жизни, уст!

Входить в неё снова и снова…

– Мне больно! – пискнула Катрин.

– Что?.. – не понял я.

– Ты делаешь мне больно, – осторожно, словно имела дело с сумасшедшим, проговорила она, пытаясь отнять у меня руку.

Только тут я сообразил, что крепко держу её, с такой силой сжимая её пальцы в ладони, что ей, наверное, и вправду больно.

Черт!

– Прости, – разжал я пальцы. – Не хотел.

– Понимаю.

– Понимаешь?

Интересно, что она там понимает?

– Тебе больно. Вот ты и плохо себя контролируешь.

– В свете всего случившегося, возможно, в это трудно поверить, но обычно проблем с самоконтролем у меня нет.

– Просто раньше тебе не приходилось воскресать из мёртвых, – усмехнулась она. – Кстати, для того, кто был мёртв больше века, ты более, чем адекватен.

– Вот уж спасибо за комплимент.

Мне показалось, что я задохнусь, когда её гладкие пальцы коснулись моих губ.

Потом я сообразил, что это не ласка. Мышка просто аккуратно стирала с них кровь.

В памяти всплыла другая сцена…

Глаза Синтии горят предвкушением. Грудь вздымается от желания, которое она не берёт на себя труда скрывать.

Видя в её руках острый нож, я содрогаюсь в предвкушение экстаза в который сольются для меня боль и наслаждение.

Нож входит в моё тело, её прекрасные руки обагряются алыми пятнами. Свет словно режет меня на части, заставляя конвульсивно содрогаться. Кровь вместе со стоном расцветает цветком на губах.

В этот момент она представляется мне бесстрашной львицей, терзающей свою законную добычу.

Синтия склоняется ко мне, накрывая шёлком волос, возбуждая запахом дорогих духов и собственного тела. Я словно лечу, одновременно сходя с ума от наслаждения.

Восхитительно чувствовать на себе ее тяжесть в тот момент, когда моя умелая всадница направляет нас обоих к вершинам сладострастия.

Я теряю над собой контроль. Все мои внутренние барьеры рушатся, а зверь срывается с поводка в тот момент, когда я глубоко проникаю в её узкое, горячее и влажное, тугое лоно.

Её язык, гладкий и шелковистый, словно пчела собирает кровавый нектар моего рта.

Алый поток моей жизни, незримой нитью соединяет нас, связывает навеки преступной связью.

Ей кажется этого мало.

Синтии всегда всего мало. Она не знает преград и тормозов.

Всем своим телом она наваливается на нож, и он вибрирует в моём теле и вместе с острой, рвущей на части болью, меня накрывает мощным оргазмом.

Образ Синтии погас, оставляя саднящую боль в сердце и желание с громким воем колотиться головой о стену.

– Что с тобой? – слышу я чужой голос.

Участие в нём действует как соль на рану.

И раздражает ужасно.

– Оставь меня! – рыкнул я, отстраняясь от протянутой руки.

– Хорошо, – соглашается Катрин.

В глазах её читалась обида.

– Если ты хочешь побыть один…

– Я не хочу быть один! Что хорошего в одиночестве?

Мне следует быть с нею помягче, если я не хочу проблем в дальнейшем. У мышонка есть характер и острые зубки. Кровь Элленджайтов, чтоб её.

Последняя из нас.

– Не сердись. Я не хотел тебя обидеть.

– Никому из нас не станет лучше, если мы позволим себе срываться друг на друге.

Странный аппарат в её кармане вновь ожил, обретая противный пищащий голос.

– Приехала Линда, – оживилась Катрин.

– Твой адвокат?

Нечто похожее мелькало в её мыслях, обрывки которых мне удалось подглядеть.

– В первую очередь Линда мой друг, – просветили меня.

– Хорошо, – кивнул я, сжимая зубы. – Пойдём встретим твоего друга. Адвокат сейчас будет очень даже кстати.

– Ты уверен, что можешь идти?

– Уверен.

***

Линда оказалась красавицей.

– Катрин! – взволнованно бросилась она к моему мышонку. – Ты в порядке?

Увидев меня, замерла, так до нас и не добежав.

– Кто это?

– Меня зовут Альберт Элленджайт, – рискнул представиться я. – Кузина говорила, вы адвокат? – окинул я гостью придирчивым взглядом.

Непривычный костюмчик. Но ей идёт. Ладно сидит на фигурке.

Итак, передо мной стряпчий нового мира? В юбке, выставляющей коленки на общее обозрение? Адвокат-женщина? Куда катится мир?

Взгляд у Линды был цепкий, колючий и умный. Выражение лица без слов говорило о её ко мне антипатии.

Горячая штучка с холодной головой. Ральфу бы она точно понравилась.

– Мне понадобится ваша помощь, – заявил я без обиняков.

Чего на них время-то тратить?

– Моя помощь? – презрительно заломила бровь она. – Чего же вы хотите?

Тайский массаж, милая. А потом минет.

Но тебе я об этом не скажу.

Я сел на диван, широко раскинув руки по его спинке, словно хотел обнять обеих девушек.

А кто бы отказался? Обе – прехорошенькие.

«Наглец», – читалось в глазах Линды.

Она даже не старалась изобразить угодливость перед своим хозяином.