Звезда в тумане (СИ)

Снегирьцов пригрелся на его кровати, задумался о мертвых, о лярвиях и ляжках, и заснул незаметно, и на этот раз увидел во сне лярву, который гладил его по груди и животу и смотрел глазами белесо-синими, как ночной туман. Живот его поджался, а в паху стало жарко-жарко, и Снегирьцов вдруг проснулся и увидел, что это Сашенька лапает его бесстыдно и смотрит.

— Не говори никому, — сказал мальчишка, а руку не убрал.

Снегирьцов закрыл глаза, не зная, как реагировать. И кому бы он рассказал такое, позвольте поинтересоваться?

Сашенька некоторое время лежал тихо, а потом притянул его к себе поближе, заставляя в одну постель улечься. И он послушался, залез к мальчишке, как притянуло его неким месмерическим флюидом. Сашенька елозил рядом, иногда задевая его гадко стоячий член, а Снегирьцов лежал тихо, словно чего-то ждал. Но не дождался, Саша заснул, оставив его лежать и мучиться невнятными чувствами. В приоткрытую форточку вползал туман, клубился по углам, Снегирьцов вжимался пахом в матрас и вспоминал Колю почему-то. Как тот в детстве его по попе шутки ради шлепал. А потом под кроватью что-то фыркнуло и завозилось, он скатился на пол, увидел зеленые плошки кошачьих глаз и с внезапной злостью врезал кулаком промеж них. Ростов-кун с мявом умчался, Саша проснулся, а Снегирьцов выскочил из комнаты.

***

У самых ворот гимназии Саша заметил Родьку. От сердца отлегло, друг был жив, да еще и Сашину потерянную сумку принес. Не сожрала его мертвячка.

— Горазд ты драпать, — смеялся Родька, в руках его был здоровенный голубь.

Глупая птица крутила башкой и норовила клюнуть в палец. Саша без слов все понял, помог товарищу запихнуть добычу в сумку, а учебники в свою переложил. Так, довольно хихикая, они пошли в классы, и он все не решался расспросить Родьку о прошедшей ночи, ну, все ли спокойно было.

Очень скоро Саша и вовсе позабыл о ночном страхе. Родька по его команде открыл сумку, и обезумевшая птица принялась метаться по классу под гиканье и смех. Урок греческого языка закончился, едва начавшись. Голубя, конечно, изгнали через окно, а потом явился надзиратель и увел Родьку к директору. “Я у маменьки папироски спер, — шепнул ему Сашенька в утешение, — жду на нашем месте.”

“Их место” было у самого берега реки, возле старых складов. Там они строили планы, сидя на бревнах, курили и купались без спросу. Сашенька все мечтал отправиться на поиски пропавшего папеньки, Родька обещался ехать с ним.

Оставшиеся уроки Саша прогулял, все равно скука. Не сиделось ему на месте, вспоминался спящий Володя, и как тот спокойно выслушал его тайну и обещал ее хранить. А еще как они лежали вместе, было жарко и тесно, хотелось шевелиться все время. И трогать Володю приятно было, неудивительно, он ведь такой красивый, хоть и старый. Не такой старый, как маменька, конечно.

Саша удобно устроился на бревне, пригрелся на солнышке. Смотрел на зеленые молодые листочки на фоне синего-синего неба и пока не курил — ждал Родьку. Мысли в голову лезли самые странные. Вот если бы Володя был женщиной, лег бы он с Сашей в постель? Нет, наверное. Сказал бы, как бабушка, что Сашенька уже большой, и должен один спать. “А вот маменька на водах с Митькой в одной кровати лежали, и мне с тобой значит можно”, — обиженно отвечал тогда Саша бабушке. Та разрыдалась, но остаться ему не разрешила. На следующий день бабушка о чем-то выговаривала маменьке, но та лишь хохотала громко. “Гиена, — шептала потом бабушка, — вот вернется Николенька…”

— Купаться пойдешь? — Родька уселся рядом осторожно, Сашенька сразу понял — всыпали ему.

— Нет, холодно еще.

Он смотрел, как приятель раздевается и идет к воде, белый и нескладный. На заднице у него алели полосы от розги, Саша насчитал восемь, а потом Родька вошел в прохладную весеннюю воду. Жаль, что наказывали у них в гимназии не прилюдно.

Однажды Саша видел, как маменька Митьку била веером по лицу, и ладонью тоже. А тот усадил ее потом на стол, задрал платье и стал коленки целовать. Вот бы Володя перед ним провинился, подумал вдруг Сашенька, аж сердце подкатилось под самое горло. Он бы тоже ударил дядюшку, а тот бы стал на колени и просил прощения.

Глава 3

Бабушка на будущее воскресенье затеяла ехать в усадьбу, готовиться к сезону. Каждое лето она проводила там с Сашенькой, а маменька оставалась в городе.

Саша лениво гладил кота, тайком его нюхая, слушал бабушку и ждал Володю.

— Спать пора, Сашенька, поздно. И выкинь тварь эту противную с колен.

— Бабуля, я маменьку с дядюшкой подожду, — отмазывался Сашенька, ему хотелось не спать, а убежать из дома на набережную, смотреть на фейерверки и продажных мужчин и женщин.

— На выставке они, все выставляются, — прервала бабушка его смелые фантазии, — никому ты не нужен.

— Еще как нужен! — зло крикнул ей Саша и убежал к себе, даже умываться не стал.

И никак не мог уснуть, все думал — нужен он Володе или нет. Маменьке точно нужен, вон как она плакала, когда маленький Сашенька с балкона прыгнул. И на воды его потом с собой взяла.

Саша дождался в своей комнате, пока в доме все стихнет. Завернулся в одеяло поверх пижамы и отправился к Володе в спальню. У себя оставаться было страшно, но не только от страха все дрожало внутри. Кот устремился за ним, мявкая и тряся хвостом. Сашенька подождал немного, а потом улегся в Володину постель и задремал.

Вернулся дядюшка далеко за полночь, хлопнул дверью и принялся раздеваться, не зажигая освещения, да так и не закончил — завалился на кровать. Саша с готовностью потеснился. От дядюшки пахло винищем и дымом, он так и не разделся до конца, только рубашку расстегнул, а еще раскинулся, как морская звезда. Саша залез сверху, устроился между дядиных ног и потерся легонько.

Прошлым летом он и кузина Наденька играли так в усадьбе. Сашенька — муж, а Наденька — жена. Очень приятно было, но Наденька наотрез отказывалась раздеваться, боялась забеременеть. А с Володей… можно же. Он ведь не девчонка — не залетит. Саша прижался ртом к приоткрытым дядюшкиным губам, тот тихо застонал, как будто ему было больно-больно. И Сашеньке тоже стало больно, так напряглось между ног. Он наклонился к Володиной шее и всосал кожу губами, а потом еще и еще раз.

Володя лежал, замерев, даже перестал сжимать его коленками. И тогда Саша решился, потянулся рукой вниз, к застежке дядиных штанов. Расстегнул пару пуговиц и прикоснулся к горячему и твердому. Сашеньке даже дышать стало трудно, раньше он никого там не трогал, только себя.

— Прекрати… Прекрати немедленно… — услышал Саша, но не послушался, продолжал трогать.

Тело под ним напряглось, а потом комната вдруг крутанулась, и вот уже он лежит под Володей, а тот прижимает его к постели. А потом все случилось, и жар, и наслаждение, Володя стащил с него пижамные штаны и принялся умело ласкать рукой. Саша только и мог что выгибаться и стонать любовнику в рот, да, теперь они определенно были любовники.

Проснулся Саша поутру в своей кровати и вспомнил, как Володя его принес. Сделалось стыдно, какой он неумелый все же. Володя так старался, ласкал его, а он впал в какое-то странное состояние, все слышал и видел, а пошевелиться не мог. От самоудовлетворения никогда с ним такого не было…

***

Утром бабушка с маменькой что-то громко обсуждали в гостиной, Саша затаился на лестнице и прислушался.

— Какие огнепоклонники в нашем городе, Вера Николаевна, — бойко вещала маменька, — это маньяк, всенепременно. А ритуал — только чтобы замаскировать следы. Взгляните на фото — пентаграмма абсолютно неверно начерчена.