Звезда в тумане (СИ)

— Кто же вас так исцарапал, юноша, — глумливо спросил дядюшка, когда Саша вылез из-под стола. Дядя совсем не был с отцом похож, Сашу так и подмывало спросить, нет ли в нем дурной татарской крови, как у маменьки.

— Это все котик Галочки нашей, — вмешалась бабушка, — не кот, а чудовище, настоящая рысь.

— Да, это все кот, — заерзал Саша и покраснел. Он совсем не собирался наговаривать на животину, но нельзя же признаться, отчего на нем царапины. Тогда придется рассказывать и про дом, и покойницу, и как трогал ее… Ужас!

***

А ночью его разбудил странный шорох, идущий из-под кровати, Саша приподнялся на локте, прислушался.

— Кис-кис-кис, Конрад, — позвал он и вспомнил, что бабушка велела запереть кота на кухне, чтобы не царапало чудище драгоценного внучка.

Под кроватью определенно кто-то возился, покряхтывал и пытался выползти.

— Помогите!!! — закричал Саша из последних сил и накрылся одеялом с головой. Так и лежал, пока не раздались спасительные шаги за дверью, и не явился дядюшка в халате поверх пижамных штанов, сонный и растрепанный. Под кроватью затихли.

— Ты чего орешь, спят все, — дядюшка подошел и положил руку ему на взмокший лоб. — Сон дурной привиделся?

— Это не сон, правда все.

Саша принялся рассказывать про утреннее приключение, вышло путано и непонятно. Дядя кривил в усмешке узкие губы и совсем не боялся покойницы. Еще и усмехался:

— Давай под кроватью посмотрим, нет там никого.

— Не надо, — взмолился Сашенька, — лучше посиди со мной.

Дядя согласился. Саша заставил его сесть рядом с собой на кровать, так безопаснее, и дядюшка вскоре задремал, привалившись к подушкам. К Саше сон не шел, но и страха не было. Он все возился, пытался улечься поудобнее, сонный дядя был таким горячим и пах приятно, тонким звериным запахом, как Конрад, а еще, перед тем как уснуть, разрешил называть себя просто по имени — Володей.

“Володя”, — повторил Сашенька про себя и провел по дядиной плоской груди. Пальцы дрогнули, наткнувшись на шрам, но нет, рубец был коротким, почти не ощущался, совсем не похоже на тот. На всякий случай Саша ощупал дядю до самых штанов, но больше ничего не нашел. Тот вдруг открыл глаза и посмотрел как-то странно.

— Не говори никому, — попросил его Саша, имея ввиду конечно же опасное свое приключение.

Володя кивнул и опять закрыл глаза.

Глава 2

Ростовское общество приняло Снегирьцова хорошо, Галочка везде его возила и знакомила со своими друзьями, очень интересными людьми, настоящей богемой…

В Питере он вращался в институтской среде в основном, более того: зачастую ограничивался собственной кафедрой биологии. У него даже отношения были с коллегой. Ее звали Леночка Витгенштейн, милая кудрявая пышечка, она занималась вирусами и бактериями, и Снегирьцову казалось иногда, что она любит мелких тварей куда больше его самого. Да и правду сказать, в огромном микроскопе они сами и их жизнь выглядели презанятно.

Снегирьцов сочетался с княжной Леночкой тайным морганатическим браком, о котором все, кроме их родственников, разумеется, знали. И жили они дружно и счастливо целых три года и семь месяцев, готовили себе по утрам континентальный завтрак, обсуждали разное и вместе шли на работу в институт и с института. Вместе ездили в театр и синематограф на собственном двухместном паровике, блестящем модными латунными дугами. Но однажды Леночка прибежала домой особенно возбужденная и объявила, что их группа на пороге открытия века: наконец-то действующая сыворотка от тифа! А еще через месяц она умерла в институтской клинике, глупая и героичная девочка поставила эксперимент на себе, и сыворотка оказалась малоэффективной. Но зато новый штамм тифа, выведенный ими, был на диво живуч и эффектен, в институт даже из жандармерии приходили, из Тайного отдела.

…Маменьке он так и не рассказал этой истории, слишком много всего было рассказывать, и оттого добрейшая старушка полагала его убежденным холостяком и пыталась оженить. Снегирьцов жениться не хотел из почтения к памяти почившей Леночки и непонятного упрямства.

— Как тебе младшая дочка Халушкиных? — спрашивала маменька как-то вечером с намеком.

Они только что вернулись от этих Халушкиных, пили теперь вдвоем чай и наблюдали далекое розовое свечение вулкана в ночи.

— Премилая, — отозвался Снегирьцов честно и расслабил галстук, в него вдруг вселился какой-то бес, он хихикнул и склонился к матушкиному чепчику, шепча: — Однако мне очень стыдно, маменька… не знаю даже, как и сказать вам об этом… но занятия наукой нанесли тяжкий вред моему организму…

— Это какой же, Володенька? — громко обеспокоилась добрая женщина.

— Умоляю вас, не кричите… Но моя мужская сила… увы… иссякла… — прошептал Снегирьцов и покраснел ужасно от своего бесстыдного и нелепого вранья.

Маменька смотрела на него огромными голубоватыми глазами и молчала, а Снегирьцов пялился на нее в ответ и раскаивался. И для чего он расстроил ее? Положительно, в этом виновато то домашнее вино у Халушкиных, сладкое, как компотик, но коварное.

Однако Галочке он все рассказал как-то вечером, и та ему сочувствовала очень о жене, а потом сильно смеялась анекдоту с маменькой.

— Как бы вам не ославиться с импотенцией-то, — хихикнула она и укоризненно погрозила пальцем.

— Что вы, маменька не выдаст, — отвечал Снегирьцов, приобнимая ее за талию и как бы ненароком скользя рукой выше, к вырезу на спине. Перед глазами соблазнительно маячили маленькие, яблочно упругие грудки очаровательной родственницы.

Ему было очень весело, и он ни капли не расстроился, когда получил веером по рукам. До того уже Снегирьцов совершенно правильно оценил скульптурные стати личного Галочкиного помощника на выставках, Митьки, тот как раз ждал их в авто на улице. Митька обладал огненным взглядом под соболиными бровями и внушительной выпуклостью промеж ног, и Снегирьцов вовсе не претендовал на его место. Вот жениться — он бы на Галочке определенно женился, она была веселая и богатая, несмотря на Митьку даже, у всех бывают Митьки или, там, Нюрки. Но увы, муж у нее тоже был, в Африке.

За всеми этими удовольствиями у него все никак не доходили руки до главного, до исследований привулканья. Он даже с Ростовским Научным Обществом не успевал в надлежащий контакт войти.

***

А однажды ночью случилось престранное событие, прервавшее его бездумную жизнь в родном городе каким-то инфернальным росчерком. Дело было в Сашеньке, его четырнадцатилетнем белобрысом племяннике. Тот был мальчиком ангельской внешности, но с глазками проказливыми и смышлеными, и Снегирьцов его слегка опасался — уж больно похож он был на брата Колю, а уж от Коли можно было всего ожидать. Слава богу, Сашенька больше интересовался уличными делами, чем домашними каверзами — возраст уже не тот все же.

Но в ту ночь Снегирьцов видел во сне сиреневый туман и, как обычно, голых пухлых дам, когда на него свалилось нечто огромное и тяжеленное, прямо на живот. Он подскочил и принялся хватать воздух ртом, вдохнуть удалось далеко не сразу. Проклятый кот! Гигантская зверюга размером с рысь и весом изрядно более пуда прыгнула на него со шкафа и теперь со смутным грохотом носилась по дому. Снегирьцов прислушался, а потом снова лег в постель. И откуда только такие твари берутся. Галочка утверждала, что это особая порода, обладающая дивным добродушием, ростов-кун. Якобы самовывелась в привулканье… надо все же начать работу… Он уже почти заснул снова, почти увидел туман, когда его буквально подбросило от дикого вопля. Ростов-кун кого-то загрыз?!

Оказалось, Сашеньке приснился кошмар, прелюбопытная история про мертвую голую даму. Снегирьцов отнесся к эдакому размаху Сашенькиного подсознательного с невольным уважением, ему мертвые никогда не снились, тем более в непотребном виде. Мальчик захлебывался своим рассказом и испуганно цеплялся за его руку, прося посидеть с ним.