Серебряное солнце (СИ)

— Нам нет необходимости идти именно туда, — буркнул Учиха. — Задания нам прекрасно передают и так.

— Предлагаешь найти уютный городишко и подразнить ойнинов всех гакурезато, остановившись там?

Итачи медленно покачал головой. Неопределенность ситуации его раздражала.

— Попробую разобраться вечером.

— Хм? — Кисаме скосил глаза, но комментировать не стал.

Итачи прикрыл глаза.

Интересно, кому-нибудь раньше приходило в голову использовать Тсукуёми таким образом?

К вечеру парень затих, замкнулся в себе. Был сначала шумным, запутанным в эмоциях, злящимся на себя изо всех сил… Пытался даже речь тренировать, стараясь издать несколько одинаковых звуков подряд. Получалось не очень. Потом он облизал руку Итачи, когда тот передавал ему еду. В повисшей тишине осознал, что что-то не так. Ещё раз лизнул. Отстранился.

Но окончательно приуныл после попытки почесать себя ногой за ухом.

Учиха вздохнул. Дольше тянуть было уже просто глупо. Странное состояние парня явно прогрессировало, да и эти повадки… Уж никак не человеческие, пусть даже и сумасшедшего. Чем-то это напоминало Инузук, учащихся понимать своего нинкена — но Инузукой парень точно не был. Не те черты лица, совершенно другая моторика, не говоря уж о нормальных глазах без условно-вертикального зрачка.

С этим недоутопленником было вообще слишком много вопросов. Развитая кейракукей и тренированное тело намекали, что парень был шиноби. Но ни оружия, ни каких-либо печатей на теле не нашлось. Да что там оружие — даже одежда его мало напоминала какую-либо форму. Так, штаны из мягкой ткани и бесформенная водолазка, изрядно потрёпанные долгим бегом. Куда он бежал, откуда, почему угодил в реку…

Сандалий, кстати, тоже не нашлось. То ли так и бежал босиком, то ли уже в реке утопил. В общем, при парне не было ничего, позволяющего определить, откуда он хотя бы примерно. По особенностям говора сориентироваться тоже не представлялось возможным. Чисто по внешности парень вряд ли мог быть уроженцем Кумо или Суны — но только на внешность полагаться…

Что ж, значит, это тоже нужно будет выяснить под действием Тсукуёми.

Безымянный парень сжимал голову руками, пялился в одну точку и не мог собрать мысли в кучу. Они текли в голове, но как-то не так, перепрыгивая не туда, куда нужно, не туда, куда привычно. Он не мог понять своих реакций, не мог сказать, о чём он думает и думает ли вообще. И память… Не мог он до неё достучаться. Была она где-то там, далеко, но мысли отклонялись, не достигая её.

А ещё эти… Акацки. Откуда-то он знал, как называется эта организация, члены которой ходят в чёрных плащах с красными облаками. Знать-то знал, но не понимал, как к этому относиться. Нукенины же, опасные… Может, он с ними был заодно? Но если бы эти двое знали его, то давно бы объяснили, что с ним произошло, как его зовут и кто он такой.

Итачи присел на корточки, снова ловя взгляд найденыша. Об удобстве позы он особо не заботился — за трое суток в Тсукуёми тело здесь даже не успеет затечь. Говорить Учиха ничего не стал. Бессмысленно: всё, что нужно, он скажет и в гендзюцу. Крутнулись томоэ, сливаясь в узор Мангекю, вспыхнула багровая луна.

Итачи внимательно оглядел парня — тот выглядел как обычно, то есть босой, в обносках, с растрёпанными светлыми волосами. Иногда в облике внутри иллюзии появлялись привычные вещи, даже если их не было на момент наложения, но, увы, это парень, похоже, тоже забыл.

Учиха прищурился и шевельнул пальцем, будто небрежно переворачивая страницу. Физическое восприятие недоутопленника сменилось ментальным… И вот это было интересно. В целом фигура повторяла внешний облик, но была словно склеена из сотни разномастных осколков — разного цвета, размера, текстуры… Не всегда состыковка была плотной, а из «дырок» торчали железные колья, покрытые полупрозрачным дымком.

Ментальные закладки? Насколько Итачи помнил теорию, они не изменяют личность и вообще никакого кардинального действия не оказывают, но заставляют мысли течь определённым образом. Если их наложить в детстве, когда личность ещё не сформирована, закладки станут её частью и осями, на которых эта личность держится…

Судя по разному цвету «кольев», накладывали их разные люди или как минимум в разное время. Неудивительно, что парень сходил с ума.

— Где это мы? — спросил он.

И это было реально жутко: группы осколков схожего цвета спрашивали с одной интонацией, а другие — с другой.

— В гендзюцу, — Итачи шевельнул кистью, будто разбрасывая что-то в разные стороны.

Тсукуёми позволяло обходиться без всего этого, изменяя обстановку лишь силой мысли, но… Слишком легко было поддаться его пугающей мощи. Слишком просто забыть, что всесилен только внутри гендзюцу.

И что за каждое использование мангекю безжалостно взимает свою плату.

Осколки разного цвета подались в стороны. Итачи прежде не доводилось сталкиваться с подобными ситуациями — да и вообще копаться в чужих мозгах, — но он предполагал, что должны получиться жутко искореженные фигуры с вырванными кусками — теми, которые сформировались под влиянием закладок или, напротив, НЕ сформировались. Но оказался неправ.

Кусочки с хрустальным звоном осыпались, словно были не частью личности, а всего лишь шелухой, от фигуры парня начал валить дым. Он клубился, сворачивался, менялся, дёргался, пока не сформировался в огромного волка — метра два в холке, — угрожающе рычащего и скалящегося.

А во лбу у него был колышек, на котором, как полумаска, держалось человеческое лицо.

— Однако… — Итачи подобрался, готовясь сковать волка, если тот атакует. Такого эффекта он точно не ожидал. — Ты меня понимаешь?

— Сдохни, — рыкнула волчья пасть. Человеческие брови на маске нахмурились.

— Тц, — поморщился Учиха, усилием воли заставляя замкнуться оковы.

Обошел по кругу загадочного пленника. Пошевелил ногой разноцветные осколки внешней маски — те отозвались легким шуршанием, словно кусочки стекла или камня, а не части вроде бы живого организма. Да и колышек… Итачи присмотрелся внимательнее. На грубые штыри ментальных закладок он походил мало, но и на естественное образование — не очень. Обычно живые существа не получают удовольствия от вбитых в себя посторонних предметов. Учиха задумчиво похмыкал, провел рукой по широкому лбу зверя, не обращая внимания на гневное рычание.

И дернул колышек с маской на себя.

Последствия у этого могли оказаться какие угодно, но Итачи философски решил, что сделать ситуацию ещё более запутанной уже сложно.

Волк зарычал, завыл отчаянно, выгибаясь от боли. Забил лапами… И начал сдуваться, как воздушный шарик. Он отчаянно цеплялся за свою форму, пытался достать, но через пару минут на Итачи уже скалился призрачный волчонок, всего по колено размером.

Рычал, защищая горько ревущего годовалого парнишку.

Черты лица, волосы, глаза — это, несомненно, был тот самый недоутопленник, только в детстве. Но вокруг него, рыча и припадая к земле, кружил волчонок из призрачного дыма, красноречиво обещая, что будет защищать его даже ценой жизни.

Две личности? На одну пытались наложить закладки, другая защищала?

Пока Итачи пытался понять, что тут происходит, мальчишка схватил волчонка в объятья и начал плакать ему в холку. Для такого крохи его движения были неожиданно хорошо скоординированы, их можно было даже назвать стремительными. Призрачный зверь жалобно заскулил, замахал хвостом, но вырываться не стал, что ясно показывало, кто в этой парочке главный. Учиха прикрыл глаза, напоминая себе, что он вообще-то опасный и безжалостный нукенин, который парня до сих пор не убил из чистого любопытства…

Помогло не так чтобы очень — слишком уж ярко вспомнился маленький Саске. Итачи, в отличие от многих шиноби, с детьми обращаться умел. Возможно, он бы прошел мимо такого ребенка где-нибудь на улице, хотя ручаться за это Учиха всё же не стал бы — но здесь, сейчас, когда он был в какой-то степени причиной такого состояния…

Итачи слишком привык к чувству вины, чтобы ему сопротивляться.