Дерево (СИ)

— Да выйдите уже, я непонятно говорю?! — Мицуру захлопнул дверь палаты, вытолкав медсестру, и повернул рычажок замка. — Кохей, встань!

— Ты меня простишь?

— Я подумаю… Не хватай меня снова! Кохей, я тебе язык откушу! Кох…

Потом будет нельзя. Ещё долго потом ничего будет нельзя, даже целоваться. Реабилитация может растянуться на долгие месяцы.

— Ты сам сделаешь… эту операцию?

— Да.

— Тогда… ладно… Кохей…

— А?

— Я… не умру?

— Нет. Не умрёшь. Тебе нельзя умирать. Я тебе не разрешаю.

***

Для всех в «С-триал» новость о том, что Мицуру уходит из компании, стала неприятной неожиданностью. Для всех, кроме Джона. Командир экипажа южно-азиатской линии Джон Уайт был доволен и даже не скрывал своей радости. Да, им с Мицуру больше не летать вместе. Потому что пилоту вертолёта в напарники нужен не второй пилот, а штурман-радист. Но зато теперь Мицуру в самых надёжных руках, гораздо надёжнее, чем у его близкого друга.

***

После операции, закончившейся вполне успешно, Мицуру провёл полгода в Японии — вначале в клинике, под личным наблюдением Кохея. Потом у доктора Танигавы закончился законный отпуск, и он ненадолго вернулся в Москву – для оформления годичного отпуска за свой счёт. Только отдыхать Кохей не собирался. В частном санатории на берегу океана, куда перевели долечиваться Мицуру, как раз освободилась ставка врача. Рекомендация профессора Миябы распахнула перед Кохеем множество дверей, и он легко получил эту работу.

***

— Красиво тут…

— Очень. — Мицуру нравилось гулять с Кохеем по берегу океана. Вечерами на пустом пляже дул резкий студёный ветер, никто не рисковал соваться близко к брызжущим холодной пеной волнам. А Мицуру холод не пугал. Тут они могут побыть вдвоём. В санатории Кохея вечно дёргают, особенно всякие истерички лет под пятьдесят. Нашли себе утешателя… Так бесит!

— Кохей… Ты скучаешь по своей работе?

— Так я же работаю.

— По своей настоящей работе, дурень! Прости… Ты же не собираешься тут работать до пенсии? В санатории для психов?

— Не для психов, а для пациентов с последствиями стресса, не путай! К настоящим психам меня бы не подпустили, я врач общей практики. На психиатра ещё четыре года доучиваться надо.

— Как у вас всё сложно, у медиков. Мне вот переучиваться всего три месяца придётся.

— Переучиваться?

— Ну да, я на вертолёте мало летал. В принципе, сумею пилотировать, но всё равно надо учиться. У вас какие вертолёты? Российские или американские?

— У нас… в смысле, в моей бригаде? Мицуру, что ты задумал?

— Я еду с тобой. В Россию. Ты же замолвишь за меня словечко перед своими боссами? Буду рулить твоим вертолётом.

— Мицу…

— Ну что ты заладил – Мицу, Мицу… Могу я тоже решить что-то сам, без твоего вмешательства?! Ты же перекроил мою жизнь, как хотел… папаша! Стой, мы так не договаривались! Меня нельзя хватать, я хрупкий!.. Кохей, у меня голова кружится!.. Кохей!..

***

Наверное, кто-то очень могущественный в небесной канцелярии взял их под своё крыло. Потому что как раз к тому моменту, когда закончился срок реабилитации Мицуру, постоянный пилот восьмой бригады МЧС в подчинении московского офиса ООН решил уйти на пенсию. Его еле уговорили подождать несколько месяцев — пока новый пилот проходил переподготовку.

Решение Мицуру ехать в Россию переполошило всю его семью. Ладно, Америка, там всё-таки родные дед и бабушка — ещё вполне крепкие и довольно состоятельные. Но Россия! Страшное место, где по улицам бродят медведи, а жители цистернами пьют чистый спирт! Переубедить женскую половину семейства Кудо смог только Кохей. Пока ещё им с Мицуру можно было жить в санатории, он пригласил туда на недельный отдых мать и трёх сестёр Мицуру. Те не замедлили явиться вместе с многочисленными племянниками и племянницами избранника доктора Танигавы. И на этом паника в семье Кудо закончилась. Дети не отлипали от высокого онии-сана с удивительной бабочкой на щеке, а сёстры замучили Мицуру ревнивыми допросами: с какой стати такой шикарный мужчина запал на их безалаберного брата?! Не иначе, у геев есть какие-то секретные приёмчики в охмурении богатых и красивых парней! Мицуру отнекивался изо всех сил, но ему всё равно не поверили. Зато теперь родные Мицуру были точно уверены — нового родственника Танигаву Кохея терять нельзя ни в коем случае! Пусть лучше Мицуру научится пить спирт и драться голыми руками с медведями, но будет рядом с Кохеем! Тогда вся семья Кудо сможет спать спокойно и радоваться счастью сына и брата. Мицуру пришлось напоминать маме и сёстрам, что, вообще-то, они все замужние дамы и «хватит уже виснуть на моём приёмном отце!» Кохей обниматься ни с кем не отказывался, справедливо предположив, что немного положительного стресса Мицуру не помешает — как раз заодно и проверка будет, нет ли у операции отдалённых последствий. Последствий не выявилось ни на одном анализе. Пакет с данными отправился в Нью-Йорк и оттуда пришло официальное заключение о снятии с Мицуру Кудо временного отстранения от пилотирования самолётов гражданской авиации.

***

В Америку они тоже полетели вместе. Кохей вначале хотел остаться в Москве, чтобы дать Мицуру возможность ещё раз обдумать своё решение — ведь это не шутка, так резко и бесповоротно менять всю свою жизнь. Только этот номер у доктора Танигавы не прошёл.

— Ты мне что сказал? Что будешь со мной всегда! Везде! Всё, никаких возражений не принимаю! Летим вместе и точка!

— Мицуру… Ты же говорил, что на работе не хочешь светиться…

— Я и не собирался! Это совершенно не касается моих коллег! Просто пойми, я хочу, чтобы ты всё время был со мной. Просто будь рядом, без всяких объяснений. Родные знают про нас, они никому не скажут. А на работе мы сами никому не скажем. Я тебя не подставлю под удар, хорошо? В твоей Москве ведь тоже не стоит об этом кричать на главной площади? Кстати, она же называется «Красная»? А почему?

Мицуру здорово умел переводить тему разговора. Кохей сам не заметил, как перестал подыскивать аргументы для своего отказа лететь с Мицуру. И весь перелёт из Нариты до аэропорта имени Джона Кеннеди они болтали про город, в котором им теперь предстояло жить. Вдвоём.

***

— Как вам удалось снять такую большую квартиру? — Стейси закружилась по широкой лоджии, пёстрая летняя юбка надулась куполом, как цветок колокольчика. — Настоящий пентхаус! Дорого платите за аренду?

— Мы её не сняли, а купили. В рассрочку. Взяли кредит.

— И долго выплачивать будете?

— До пенсии, наверное. Но я тут много зарабатываю, Стейси! Даже больше, чем в «С-триал»! А Кохей ещё больше получает.

— Мицуру… Только ты в меня не кидайся сейчас своим яблоком, ладно? Вы же… не просто друзья, да?

— Почему ты так думаешь? — Мицуру не стал кидаться в чересчур проницательную девушку наполовину сгрызенным яблоком. Вот ещё. Эти яблоки Кохей специально для него покупал, зелёные, кисло-сладкие. Мицуру обожает именно этот сорт.

— Ну… Вы какие-то… очень внимательные друг к другу. Ты не подумай, я просто… Мне очень нравится Кохей. А он на меня смотрит… как на обычную знакомую, что ли. Вежливый всё время, но совершенно непрошибаемый!

— Ты с ним заигрывать пыталась, что ли?

— Фу, какой ты грубиян, Мицуру! Не заигрывать, а тонко намекать! А он будто не понимает, отшучивается и сбегает!

— И ты из-за этого решила, что ему женщины не интересны?

— Да ничего я не решила! Только я же не слепая! Он на тебя так смотрит! И всё время от всего оберегает!

— Стейси, Кохей — мой врач. Ты же знаешь, что именно он делал мне операцию. И я пилотирую вертолёт, на котором летает наша бригада. От моего здоровья зависят жизни многих людей. Не выискивай других причин, ладно? Их нет.

— Мне просто он на самом деле очень нравится… — Девушка обернулась — в комнате Кохей о чём-то разговаривал с Люси, та улыбалась. — Смотри, он всем нравится. У Люси, между прочим, скоро свадьба. И всё равно он ей нравится.