Дерево (СИ)

— Камикава. Мы там уже были. Это я предложил Мицуру приехать в Токио. Он рассказал мне о своей травме, у меня появились кое-какие идеи. Хочу свозить его на обследование в клинику при колледже, где я учился, посоветоваться с преподавателями. Если я окажусь прав, Мицуру сможет летать уже через полгода-год.

— Правда?!

Радостное выражение на лице Джона Уайта Кохею совершенно не понравилось. Да кто он такой, чтобы так переживать за Мицуру?! За его Мицуру!

— Я ничего не обещаю. Сначала нужно детальное обследование. И мне хотелось бы предварительно переговорить с его наблюдающим врачом, посмотреть данные томографии… Джон, можешь мне помочь с ним связаться?

— Напиши мне свой номер телефона и электронную почту.

Кохей наблюдал за первым пилотом, пока тот тихо разговаривал с кем-то по сотовому. На фоне полуденного солнца из распахнутого настежь окна фигура Джона казалась статуей, высеченной искусным ваятелем из драгоценного камня. Очень красивый мужчина, высокий, с великолепной осанкой. Он старше всех в этой комнате, но возраст делает его только лучше. Как благородное вино.

— Кохей, Мэтт перешлёт на твой почтовый ящик всё, что нужно, и он хочет побеседовать с тобой… тебе удобно будет завтра днём, часа в три? У нас будет как раз утро, Мэтт заступит на смену и у него будет доступ к серверу нашей клиники.

— Да, конечно!

— Мэтт, друг Мицуру, его зовут Кохей Танигава, запомни имя, будет ждать твоего звонка… Да, хорошо, привет юбиляру передам. Да купил он тебе саке, купил!.. Довезу в целости, обещаю! Даже нюхать не буду, вот ты жмот, а?.. Ладно, пока.

***

Джон вызвался их проводить до отеля и всю дорогу смешил Мицуру рассказами о том, как Люси коверкает слова, зачитывая инструкцию для пассажиров на японском языке. Кохей шёл немного позади них и медленно зверел. Они отлично смотрятся рядом. Высокий подтянутый Джон Уайт и гибкий светловолосый Мицуру. Пара просто на загляденье, хоть для журнала их фотографируй. Глянцевого.

— Кохей, ты чего отстаёшь? Да, Джон, я же тебе забыл отдать свой подарок! Хорошо, что ты пошёл нас провожать! Только тебе придётся зайти, я хочу сразу посмотреть, понравится тебе или нет!

— Если вы не против, с удовольствием зайду. Мне приятно снова с тобой увидеться, Мицуру. И я рад знакомству с твоим другом.

Хорошо, что вчера они не успели заняться в номере гостиницы ничем… кхм, интересным. И сегодня с утра тоже не успели, даже вещи не распаковали толком. По старой привычке Кохей сам заправил кровать, в их номере две спальни, Джон не догадается, что они спали под одним одеялом… Или всё-таки догадается? Уже догадался? Он какие-то странные взгляды всё время бросает на Кохея. Хочет с ним о чём-то поговорить?

***

Кохей всё гадал, для кого Мицуру купил массивную металлическую турку и ручную кофемолку, но одного взгляда на Джона было достаточно, чтобы понять — для него. Джон сразу взял подарки от Мицуру в руки, погладил пузатые бока турки, насыпал в кофемолку кофейных зёрен из специально прилагавшегося мешочка и с удовольствием покрутил рифлёную рукоять. Впрочем, Мицуру не дал Джону долго забавляться обновками, отобрал турку и умчался из номера, крикнув напоследок, что сейчас сам заварит и принесёт попробовать. Повязку с руки Мицуру Кохей снял ещё вчера вечером, в поезде, боль от недавнего вывиха у бортпроводника бесследно прошла после ускоренного курса терапии от доктора Танигавы.

— Кохей… Прости, я, наверное, лезу не в своё дело, но Мицуру мне… он мне очень дорог. Он же рассказывал, при каких обстоятельствах получил травму? Если бы не он… Я обязан ему жизнью, карьерой… всем! Пронимаешь? И я просто не могу тебя не спросить… Пожалуйста, ответь, для меня очень важно это знать! Пожалуйста…

— Спрашивай.

— Мицуру… он сейчас очень счастливый. Я давно не видел его таким… светящимся. Скажи, это потому, что с ним ты?

Кохей не знал, можно ли доверять Джону Уайту. Он ничего не знает про этого человека, кроме того, что он пилот и начальник Мицуру. Для чего ему так важен ответ Кохея?

— Кохей… Ты врач, мне же не надо объяснять, что такое — хранить тайну, правда? У нас с Мицуру одна и та же тайна, которую мы не хотим открывать никому… особенно на работе. Ты понимаешь, о чём я?

Кохей с изумлением уставился на Джона. Вот этот мужчина, вслед которому оборачивались все без исключения женщины на улице, пока они шли до отеля… Этот высокий, красивый, успешный мужчина, живое воплощение мужественности в лучших голливудских традициях — он… гей?!

— Я не просто так спрашиваю, Кохей! Мицуру мне дорог, как младший брат, сын, если хочешь. Я никогда не смогу стать для него больше, чем другом. Не смогу защитить его от разочарования, от боли, ни от чего не смогу защитить, понимаешь? Но мне важно знать, что он в порядке, что он счастлив! Он очень, очень счастлив сейчас! Скажи мне, пожалуйста!

Очень тебя прошу!

— Он со мной. И останется со мной навсегда, — Кохей в первый раз за всё время их общения посмотрел Джону в глаза. Хорошие у него глаза, у пилота Джона Уайта. Честные.

— Останется? Он… хочет остаться здесь, в Японии? Но ты же сам сказал, что живёшь в России… Он уедет с тобой в Россию?!

— Нет. Я не собираюсь его заставлять бросать работу, он же любит летать. Что-нибудь придумаем. Но он со мной. А я с ним. Ты всё правильно понял, Джон.

Вот оно как, оказывается — когда говорят про человека «на глазах помолодел». Джон сразу перестал казаться Кохею взрослым и мудрым. Так улыбаться может только очень молодой и очень обрадованный человек.

— Как же я рад… Знал бы ты, как я рад!

Чему так сильно обрадовался Джон, Кохей не успел спросить. Потому что вернулся Мицуру с тремя кофейными чашками на фарфоровом подносе. И Кохей, попробовав термоядерный по крепости кофе, подумал с уважением, что раз Джону Уайту по душе такие напитки, он очень сильный человек. По крайней мере, у него стальной желудок и сердце из стали. От такой дозы кофеина по потолку можно бегать без присосок.

***

— О чём вы разговаривали, пока я кофе варил?

— Ни о чём. О всякой ерунде.

— Танигава Кохей, ты никогда не умел врать! — Мицуру оторвался от увлекательного упражнения по разработке мелкой моторики пальцев недавно вывихнутой руки, а именно — от расстёгивания пуговиц на ширинке джинсов Кохея. Тот предпочитал молниям классические пять массивных пуговиц и Мицуру находил это очень эротичным — можно долго-долго расстёгивать, постепенно увеличивая площадь территории для поглаживаний. Заводит безумно, причём обоих.

— С чего ты взял, что я вру?

— Ты смотришь куда-то в потолок, а должен смотреть на меня, если честно отвечаешь. Так о чём говорили?

— Кто он для тебя, этот Джон Уайт?

Мицуру на минуту задумался, продолжая теребить предпоследнюю пуговицу. Джон? Для него?

— Друг. Настоящий, надёжный. Я могу ему рассказать всё. Кроме того, что связано… с моими партнёрами. Это запретная тема.

— Он тоже тебе не рассказывает?

— Нет. У него, кажется, кто-то есть… какая-то давняя и грустная история. Он немного рассказал в самом начале, когда мы с ним только узнали, что мы оба геи. И то не мне рассказывал, я просто услышал. Мы пообещали друг другу, что это только наши личные дела. В компании будут проблемы, если узнают.

— Ваше начальство не любит сексуальные меньшинства?

— Скажем так, недолюбливает. Не знаю, почему. И не очень хочу выяснять.

— Скажи, Мицуру… Почему он так обрадовался, узнав, что мы вместе?

— Так вот о чём вы болтали! — Мицуру расстегнул последнюю пуговицу и полюбовался открывшимися просторами для дальнейших приятных занятий. — Знаешь, мне кажется, что Джон просто боялся, что скоро нас раскроют.

— Почему?

— Мы друзья, он действительно переживает за меня. А мне в последнее время жутко не везло с партнёрами. Вечно влипал в проблемы. Джон ведь не железный. Чтобы хоть как-то уберечь меня, дурака, он бы переломал себя и был бы со мной. И мы оба были бы несчастны. Он не любит меня, я не люблю его, просто в силу его ответственности и моей безалаберности… знаешь, это не самый плохой вариант, но счастья нам обоим он бы точно не принёс.